Конечно, умом Кот понимала, что в подобных рассуждениях нет никакого рационального зерна, но простое знание не раскрепостило ее. Она готова была признать, что ничуть не виновата в том, что сделала с нею родная мать, однако – что бы там ни утверждали психотерапевты в своих умных талмудах – понять вовсе не значит исцелиться. Даже через десять лет после того, как Кот вырвалась из-под власти своей мамочки, она порой всерьез думала о том, что многих неприятностей можно было бы избежать, если бы в детстве она – Котай Шеперд – была более послушной и покорной девочкой.
«Я твой ангел-хранитель».
Она сложила руки на столе и наклонялась вперед до тех пор, пока не уперлась лбом в сдвинутые большие пальцы. Потом Кот закрыла глаза.
Единственной настоящей подругой стала для нее Лаура Темплтон. Их отношения были как раз такими, о каких Кот мечтала, но которых не искала сама, такими, в каких она отчаянно нуждалась, но ничего не делала, чтобы их установить. Строго говоря, эти отношения стали возможны лишь благодаря живому темпераменту Лауры, ее настойчивости и бескорыстию, ее отзывчивому сердцу и способности любить, сокрушившим сдержанную осторожность Котай. А теперь Лаура была мертва.
«Я твой ангел-хранитель».
Тогда, в комнате Лауры, под неподвижным взглядом Фрейда, Кот вставала на колени возле кровати и шептала своей скованной цепями подруге: «Я выведу тебя отсюда, я спасу тебя». Господи, как же больно вспоминать об этом.
«Я выведу тебя отсюда», – внутри Кот все сжалось от отвращения к себе.
«Я найду какое-нибудь оружие», – пообещала она Лауре, милой Лауре, которая самоотверженно молила ее только об одном – чтобы Кот бежала, спасала свою жизнь.
«Не умирай из-за меня», – сказала тогда Лаура.
А Кот обещала вернуться…
Ночная птица тоски и печали снова впорхнула в ее сердце, и Кот едва не поддалась соблазну укрыться в тени ее черных крыльев, отдаться на волю бессильной меланхолии, дарующей утешение и желанный покой, но вовремя сообразила, что горе явилось к ней лишь для того, чтобы выбить из седла унижение и стыд. Горюя, она не могла одновременно предаваться самоуничижению.
«Я твой ангел-хранитель».
Пусть служащий на бензоколонке ни разу не выстрелил из своего револьвера, но она все равно обязана была его проверить. Надо было подумать обо всем, что могло случиться. Надо было предвидеть. Разумеется, она не могла знать, чтó именно убийца сделал с патронами, но убедиться в том, что револьвер заряжен, она была обязана.
Лаура часто говорила ей, что она уж очень строга к себе и что она никогда не добьется полного освобождения, если будет слишком часто оглядываться назад и предаваться по этому поводу неумеренному самобичеванию. Но Лаура умерла.
«Я твой ангел-хранитель».
Унижение проросло стыдом.
И если, чувствуя свое унижение, Кот почти не помнила о страхе, то стыд оказался еще более действенным лекарством. Кровь бросилась ей в лицо, жаркая волна разлилась по всему телу, и Кот позабыла о том, что руки и ноги ее скованы, что она находится в доме садиста-убийцы и что ни один человек в мире ее не хватится. Похоже, сама Немезида привела ее сюда.
И тут она услышала звук приближающихся шагов.
Кот приподняла голову и открыла глаза.
Убийца появился из двери бельевой. Видимо, он навещал свою пленницу. Не сказав ни слова и даже не бросив на Кот ни единого взгляда, словно ее тут не было, он подошел к холодильнику, достал упаковку яиц и поставил на столик возле раковины. Потом он разбил восемь яиц в миску и выбросил скорлупу в мусорное ведро. Миску он убрал в холодильник, а сам принялся очищать и мелко крошить бермудский лук.
К этому времени Кот не ела почти двенадцать часов; тем не менее неожиданно проснувшийся голод испугал ее. Луковый запах показался ей самым замечательным запахом в мире, рот наполнился слюной, но Кот по-прежнему пыталась убедить себя в том, что после всех этих убийств и после того, как она потеряла единственную близкую подругу, думать о еде – кощунство.
Убийца тем временем ссыпал лук в пластиковый контейнер, плотно закрыл его крышкой и убрал в холодильник. Точно таким же образом он поступил с половиной головки сыра.
Кухонную работу он исполнял быстро, умело и, похоже, с удовольствием. Все у него выходило чисто и аккуратно, а перед каждой новой операцией он даже успевал помыть руки и вытереть их специальным ручным, не посудным полотенцем.
Наконец убийца подошел к обеденному столу и сел напротив нее – спокойный, самоуверенный, чуть-чуть похожий на студента колледжа своими брюками-докерсами и рубашкой из мягкой ткани.
К огромному удивлению и разочарованию Кот, стыд, который сжигал ее изнутри, на время отступил, а его место заняла странная смесь жгучего гнева и бессильного отчаяния.
– Итак, – сказал убийца, – я не сомневаюсь, что ты изрядно проголодалась, поэтому, пока мы беседуем, я успею приготовить омлет и несколько тостов. Но чтобы заработать завтрак, ты должна будешь рассказать мне, кто ты такая, где ты спряталась на бензоколонке и почему оказалась здесь.
Кот удостоила его мрачным взглядом исподлобья.
– Не думаю, что тебе удастся меня переупрямить, – заметил убийца с улыбкой.
Кот согласилась бы скорее умереть, чем сказать ему что-то.
– Видишь ли, – начал убийца проникновенно, – я все равно тебя убью, просто я пока не знаю как. Может быть, на глазах Ариэль. Мертвых тел она повидала в достатке, это верно, но ей еще никогда не приходилось присутствовать при последнем вздохе, слышать последний крик и видеть разливающуюся повсюду кровь.
Кот пришлось сделать над собой усилие, чтобы не отвести взгляда, не показать слабости.
– Каким бы способом я ни решил с тобой разделаться, – продолжал убийца, – он может оказаться весьма болезненным, если ты станешь упрямиться и не расскажешь мне свою историю сама. Есть вещи, которые мне очень нравятся и которые можно проделывать с одинаковым успехом и до и после смерти. Расскажи мне все, и я сделаю их с тобой после того, как ты умрешь.
Кот попыталась найти в его глазах хотя бы искру безумия, но безуспешно. Они оставались все такого же веселого голубого оттенка.
– Я жду.
– Ты просто грязный сукин сын.
Убийца опять улыбнулся:
– Вот уж никак не ожидал, что у тебя окажется такой скудный словарный запас.
– Я знаю, почему ты зашил тому парню рот и глаза, – выплюнула Кот.
– Ах, значит, ты таки заглянула в стенной шкаф!
– Ты изнасиловал его – прежде чем убить или во время убийства, – это все равно. Ты зашил ему глаза, потому что он видел тебя, а рот зашил потому, что тебе было стыдно того, что ты делаешь, и ты боялся, что даже мертвый он сможет кому-то рассказать о тебе.
Нисколько не смутившись, убийца возразил:
– Я не занимался с ним сексом.
– Лжешь.
– Даже если бы ты была права, меня бы это нисколько не побеспокоило. Ты думаешь, я так прост и примитивен? Все мы в какой-то степени бисексуалы, разве ты не знала? Иногда я действительно испытываю влечение к мужчинам, и с некоторыми я это себе позволяю. Это все – ощущения. Просто разные ощущения.
– Урод.
– Я знаю, чего ты пытаешься достичь, – дружелюбно проговорил убийца, слегка наклоняясь к Кот, – но у тебя ничего не выйдет. Ты надеешься оскорблениями вывести меня из себя, словно я какой-нибудь психопат, которые заводятся с полоборота. Ты думаешь, что стоит тебе подобрать словечко позаковыристее, нащупать мою слабую струнку – например, оскорбить мою мать или сказать какую-нибудь гадость о Боге – и я взорвусь, да? Ты надеешься, что в слепой ярости я убью тебя быстро и тогда неприятности для тебя кончатся?
Кот поняла, что убийца совершенно прав – именно таким было ее намерение, хотя она сама еще этого не осознала. Чувство жестокого стыда, ощущение провала и бессилия повергли ее в отчаяние, о котором страшно было даже подумать. Теперь ее тошнило больше от себя, чем от него, и Кот мысленно задала себе вопрос: может быть, она просто такая же, как и ее мать, – жалкая неудачница?
– Но я не псих, – сказал убийца.
– Тогда кто же ты?
– Я… считай меня любителем рискованных приключений. Или самым здравомыслящим человеком из всех, кого ты когда-либо встречала.
– «Урод» подходит тебе гораздо больше.
Убийца снова наклонился вперед:
– Вот что: либо ты рассказываешь о себе все, что я захочу узнать, либо я возьму нож и поработаю над твоим лицом. За каждый вопрос, на который ты не ответишь, я отрежу от тебя кусочек – мочку уха или кончик твоего прелестного носика. Разукрашу, как деревянного идола!..
Он произнес эти слова без тени угрозы в голосе, но Кот сразу поняла, что с него станется.
– Это развлечение может затянуться на весь день, – добавил он, – и ты сойдешь с ума от боли задолго до того, как умрешь.
– Хорошо.
– Хорошо – что? Будешь отвечать или мне поискать нож?
– Буду отвечать.
– Умница.
Кот готова была умереть – если до этого дойдет, – но не страдать же напрасно!
– Как тебя зовут? – спросил он.
– Шеперд. Котай Шеперд. К-о-т-а-й, – произнесла она по буквам.
– Ага, значит, это не шифрованное заклинание.
– Что именно?
– Странное имя.
– В самом деле?
– Не надо пикировок, Котай. Продолжай.
– Хорошо. Только можно мне сначала попить, а то в горле пересохло?
Он подошел к раковине, налил стакан воды и бросил туда три кубика льда. Повернувшись, он понес было стакан к ней, но вдруг остановился:
– Может быть, добавить дольку лимона?
Кот знала, что он не шутит. Вернувшись домой после удачной охоты, он снова примерял на себя личину нормального человека, преображаясь из свирепого и безжалостного хищника в скромного бухгалтера, агента по торговле недвижимостью, неприметного автомеханика или бог знает кого еще. Словом, возвращался к своей мирной профессии. Многие психопаты умели перевоплощаться гораздо убедительнее, чем самые лучшие в мире актеры; очевидно, и этот человек тоже принадлежал к таким, хотя после оргии кровавых убийств ему требовалось некоторое время, чтобы адаптироваться к обыденной жизни, вновь приобрести светский лоск и припомнить соответствующие социальные традиции.