– Нет, спасибо, – машинально откликнулась на его предложение Кот.
– Это не составит никакого труда, – любезно уверил он ее.
– Только воды, пожалуйста.
Прежде чем поставить стакан на стол, убийца подложил под него окаймленную пробкой керамическую подставку. Потом он снова опустился на стул напротив нее.
Кот вовсе не улыбалось пить из стакана, поданного его рукой, но она действительно очень хотела пить, и организм ее страдал от обезвоживания. Горло саднило, а язык стал шершавым.
Из-за наручников Кот взяла стакан обеими руками.
Она чувствовала, что убийца внимательно наблюдает за ней, выискивая признаки страха.
Но она сумела донести стакан до губ, не расплескав воды, и не застучала зубами о стекло.
И Кот действительно больше не боялась его – во всяком случае, сейчас, хотя и не могла ручаться, что эта уверенность останется с ней до самого конца. Пожалуй, попозже страх все-таки придет; пока же мир ее внутренних чувств напоминал тусклую соляную пустыню под скучными серыми облаками, в которой царят уныние и одиночество, и лишь над дальним горизонтом поблескивают неяркие зарницы.
Она отпила половину воды и поставила стакан обратно на подставку.
– Когда я вошел, ты сидела сложив перед собой руки и опустив на них голову, – начал убийца. – Ты молилась?
Кот обдумала вопрос:
– Нет.
– Лгать бессмысленно. Особенно мне.
– Я не обманываю. Я действительно не молилась тогда.
– Но иногда ты молишься?
– Иногда.
– Бог в страхе.
Кот ждала продолжения.
– Бог в страхе, – повторил он. – Эти слова можно сложить из букв, составляющих мое имя.
– Понимаю.
– Меч дракона.
– Из букв твоего имени… – задумчиво проговорила Кот.
– Да. И еще… Горн гнева.
– Интересная игра.
– Имена всегда интересны. Например, твое имя – пассивное. Оно напоминает название страны – Китай. Что касается фамилии, то в ней есть что-то пасторально-буколическое[16]. Когда я думаю о твоем имени, мне представляется китайский крестьянин в окружении овечек на солнечном склоне горы… или лукавый Христос, обращающий варваров. – Он улыбнулся, явно довольный своей шуткой. – Но твое имя тебе не подходит. Смиренной тебя не назовешь.
– Я была смиренной, – ответила Кот. – Бóльшую часть своей жизни.
– В самом деле? Прошлой ночью ты проявила себя совершенно с другой стороны.
– Это было до прошлой ночи, – уточнила Кот.
– Зато мое имя, – хвастливо прибавил убийца, – действительно очень мощное и сильное. Крейбенст Чангдомур Вехс. Как будто от слова «край». А Вехс… если немного потянуть согласные, оно напоминает шипение змеи.
– Демон, – подсказала Кот.
– Совершенно верно! – Он почти обрадовался. – Демон тоже есть в моем имени.
– Гнев.
Убийца открыто улыбнулся готовности, с какой Кот подхватила его игру.
– У тебя здорово получается, – похвалил он. – Особенно если учесть, что у тебя нет ручки и бумаги.
«Урод», – мысленно добавила Кот, а вслух сказала:
– Ковчег. Это слово тоже можно составить из букв твоего имени.
– Ну, это совсем просто. И еще – смегма. Ковчег и смегма, женское и мужское. Попробуй состряпать из этого еще одно оскорбление, Котай Шеперд.
Вместо ответа Кот взяла стакан и допила оставшуюся воду. От прикосновения к кубикам льда передние зубы несильно заныли.
– А теперь, когда ты промочила горлышко, расскажи мне о себе все. И помни: хоть слово лжи, и я изукрашу твое милое личико.
И Кот выложила ему все, начиная с момента, когда, сидя в гостевой комнате усадьбы Темплтонов, услышала вскрик. Она рассказывала все это ровным, монотонным голосом, но не по расчету, а потому, что никак иначе отчего-то говорить не могла. Несколько раз Кот пыталась говорить выразительно, стараясь интонационно выделить какие-то важные места, но у нее ничего не вышло.
Звук собственного голоса, равнодушно повествующего о событиях прошлой ночи, испугал ее почище, чем личность Крейбенста Чангдомура Вехса. Слова приходили к ней обыденно и легко, словно она слышала чью-то чужую речь, моментально воспроизводя ее своими связками и языком, но голос, который вырывался у нее из гортани, был голосом человека побежденного, сдавшегося на милость обстоятельств.
Она пыталась уверить себя, что еще не все потеряно, что она еще не проиграла и что надежда еще есть, но это прозвучало как-то не слишком убедительно.
Несмотря на бедность и невыразительность ее интонаций, Вехс слушал ее рассказ как завороженный. Поначалу он сидел расслабившись, откинувшись на спинку стула, однако к тому моменту, когда Кот закончила, он уже наклонился вперед, упираясь в столешницу обеими руками.
Несколько раз убийца прерывал ее, задавая вопросы, а потом некоторое время задумчиво молчал.
Поднять на него взгляд Кот не могла. Сложив руки на столе, она закрыла глаза и снова опустила голову на сдвинутые большие пальцы – точно так же, как она сидела до того мгновения, когда Вехс появился из бельевой.
Прошло несколько минут, и она услышала, как убийца отодвинулся от стола и поднялся. Отойдя в сторону, он зазвенел посудой, как заправский повар, колдующий у себя на кухне.
Кот почувствовала запах разогретого в сковороде масла, потом зашкварчал жареный лук.
За рассказом Кот позабыла о голоде, но аппетит вернулся к ней вместе с ароматом еды.
В конце концов Вехс сказал:
– Удивительно, как это я не почуял тебя еще у Темплтонов.
– А ты можешь? – спросила Кот, не поднимая головы. – Можешь найти человека по запаху, как собака?
– Как правило, да, – отозвался он совершенно серьезно, пропустив оскорбление мимо ушей. – Кроме того, не могла же ты передвигаться совершенно беззвучно. Не настолько беззвучно. Я должен был бы расслышать хотя бы твое дыхание.
По донесшимся до нее звукам Кот поняла, что он взбивает яйца венчиком.
Запахло поджаренным хлебом.
– В тишине дома, где нет никого, кроме мертвых, твои передвижения должны были вызвать сотрясения воздуха, которые я почувствовал бы шеей, волосками на своих руках. Каждое твое движение должно было вызвать бросающееся в глаза изменение фактуры пространства. Когда я проходил по тем местам, где ты только что была, я обязан был почувствовать, что воздух кем-то потревожен.
Он был совершенно безумен. Снаружи Вехс выглядел очень аккуратно и мило в своей мягкой рубашечке – весь такой голубоглазый, с зачесанными назад короткими густыми волосами и с родинкой на щеке, – но прыщавый и изъеденный язвами внутри.
– Мои чувства, видишь ли, – это весьма тонкий инструмент.
Вехс пустил воду в раковине. Кот не нужно было смотреть; она и так знала, что убийца отмывает венчик. Уж конечно, он не бросит его грязным.
– Мои органы чувств обострились потому, – продолжал он, – что я весь отдался ощущениям. Восприятие, чувственный опыт – вот моя религия, если прибегнуть к высокому штилю.
На сковороде зашкварчало вдвое громче, и к аромату подрумянивающегося лука добавился какой-то новый запах.
– Но ты для меня была все равно что невидима, – продолжал он. – Как дух. Что в тебе такого особенного?
– Если бы я была особенная, – с горечью пробормотала Кот в стол, – разве сидела бы я сейчас в наручниках?
И хотя она, собственно, обращалась не к нему и не думала, что Вехс услышит ее за шипением лука и масла, он откликнулся:
– Пожалуй, ты права.
Только когда убийца поставил перед ней тарелку, Кот подняла голову и разжала руки.
– Я мог бы заставить тебя есть руками, но, пожалуй, я все-таки дам тебе вилку, – сказал Вехс. – Мне кажется, ты понимаешь всю бессмысленность попыток воткнуть ее мне в глаз.
Кот кивнула.
– Вот и умница.
На тарелке перед ней лежал сочный кусок омлета с плавленым чеддером и жареным луком. Сверху он был украшен тремя ломтиками свежего помидора и мелко нарезанной петрушкой. Шедевр обрамляли разрезанные по диагонали подрумяненные тосты.
Вехс снова наполнил водой ее стакан и бросил в него два кубика льда.
Как ни странно, Кот, которая совсем недавно умирала от голода, едва могла смотреть на еду. Она знала, что должна поесть, чтобы сохранить хоть какие-то силы, поэтому она поддела вилкой омлет и отщипнула кусочек хлеба, однако съесть все, что он ей дал, вряд ли смогла бы.
Вехс ел свой омлет с аппетитом, но не чавкал и не ронял изо рта крошек. Его поведение за столом было выше всяких похвал; даже в этих обстоятельствах он не забывал пользоваться салфеткой, часто промокая губы.
Кот же все больше погружалась в уныние, и чем явственнее Вехс наслаждался своим завтраком, тем сильнее ее собственная еда напоминала вкусом золу.
– Ты была бы весьма привлекательной особой, если бы не пыль, пот и грязь, – сказал он. – Твои волосы перепутались и свалялись от дождя. Даже больше чем привлекательной, так мне кажется. Под этой грязью скрывается настоящая милашка. Может быть, попозже я тебя выкупаю.
Котай Шеперд, живая и невредимая…
Немного помолчав, Вехс неожиданно сказал:
– Живая и невредимая…
Кот чуть было не вздрогнула. Она знала, что не произносила этого вслух.
– Живая и невредимая… – повторил он. – Ты это бормотала, когда спускалась в подвал к Ариэль?
Кот уставилась на него во все глаза.
– Так или нет?
– Да, – выдавила наконец Кот.
– Я долго думал об этом, – проговорил Вехс. – Я слышал, как ты назвала свое имя, а потом произнесла эти два слова. Для меня это не имело никакого смысла, поскольку тогда я еще не знал, что тебя зовут Котай Шеперд.
Кот отвернулась от него и поглядела за окно. По двору кругами носился доберман.
– Это была молитва? – спросил Вехс.
Кот чувствовала себя настолько потерянной и отчаявшейся, что ей казалось, будто ничто не в силах напугать ее сильнее, однако она ошиблась. Потрясающая интуиция Вехса вселяла леденящий ужас, а почему – она и сама не смогла бы ответить.
Она отвернулась от окна и встретилась взглядом с глазами Вехса. На мгновение она увидела промелькнувшего в их глубине зверя, угрюмого, безжалостного.