Когда обед закончился, вошла горничная. Она объявила, что карета подана.
— Веселись, мой ангел, — прошептал граф, когда дочь подошла поцеловать его. — Веселись, — повторил он, нежно прижимая ее к груди. — Пожалуйста, не забудь передать мисс Вэн, что я не желаю, чтобы она каждую ночь лишала тебя сна, который так необходим для здоровья. Мистер Карлайль, будьте добры, позвоните. Я не могу проводить дочь до кареты.
— Если вы позволите, граф, это сделаю я, — пробормотал Карлайль, немного сконфузившись.
Граф поблагодарил его, а девушка улыбнулась. Карлайль предложил ей руку, и они стали спускаться по широкой, ярко освещенной лестнице. Он помог леди Изабелле устроиться в карете, и она, протянув руку, искренне пожелала ему доброго вечера. Карета умчалась, и Карлайль вернулся к графу.
— Не правда ли, она хороша? — спросил лорд Моунт-Сиверн.
— Более чем хороша, — ответил Карлайль с жаром.
— Да, мне рассказывали, что на прошлой неделе она произвела фурор при дворе. Но важнее всего то, что она так же добра, как и прекрасна.
Граф говорил правду. Природа одарила Изабеллу не только красотой, но и нежной, возвышенной душой. Она нисколько не походила на высокомерных светских дам. Изабелла была робка и чувствительна, благородна и внимательна ко всем.
Глава IIСломанный крестик
Карета леди Изабеллы остановилась перед домом миссис Левисон. Это была почтенная особа лет восьмидесяти, очень строгая в обращении. Когда девушка вошла в гостиную, хозяйка дома вела оживленную беседу со своим внуком — капитаном Фрэнсисом Левисоном, двоюродным братом мисс Вэн. Мало кто мог соревноваться с ним в умении казаться искренним и очаровательным; мало кто был так эгоистичен и пуст в глубине души. Он считался наследником старого и богатого сэра Питера Левисона, и потому общество прощало ему все недостатки.
— Леди Изабелла Вэн, — громко произнесла старушка, заметив гостью, — позвольте представить вас капитану Левисону.
Раскланявшись, Изабелла, еще не привыкшая к светским обычаям, смутилась и покраснела под восхищенным взглядом молодого гвардейца.
— Какой хорошенький у вас крестик, дитя мое! — воскликнула миссис Левисон, когда Изабелла подошла к ней проститься, перед тем как ехать с мисс Вэн на вечер. — Эти семь изумрудов, оправленные в золото, очень красивы.
— Да, — согласилась девушка, — этот крестик мне очень дорог — мама подарила мне его перед смертью. Хотите взглянуть? — прибавила она, снимая с себя драгоценность. — Я надеваю его только по очень важным случаям.
В тот вечер Изабелла в первый раз ехала на бал к герцогу. Неопытной девушке это казалось очень важным событием.
— Я только сейчас заметила, что на вас ничего нет, кроме этого крестика и жемчужных браслетов! — воскликнула мисс Вэн. — Почему вы не надели бриллианты?
— Я надела, но потом сняла, — пролепетала Изабелла, улыбаясь и краснея.
— Почему же?
— Я подумала, что все решат, будто я их надела для того, чтобы произвести впечатление.
— Понимаю, — с насмешкой заметила мисс Вэн, — вы желаете причислить себя к тем, кто презирает наряды. Могу уверить вас, леди Изабелла, что это самый утонченный способ произвести эффект.
Эта колкость нисколько не оскорбила Изабеллу; она лишь подумала, что леди Вэн пребывает в дурном расположении духа. И это действительно было так: девушку, очевидно, возмущало внимание, которое капитан Левисон оказывал ее гостье.
— Возьмите свой крестик, дитя мое, — сказала старушка, — он очень хорошенький и идет вам гораздо больше, чем все бриллианты мира. С вашей внешностью вы не нуждаетесь в украшениях, что бы там ни говорила мисс Вэн.
Фрэнсис Левисон взял крестик из рук своей бабушки, но он выскользнул у него из рук. Наклонившись, чтобы поднять его, капитан нечаянно наступил на него, и тот разломился пополам.
— Какое несчастье! — воскликнула миссис Левисон. — Как же это случилось?!
Изабелла стояла с поникшей головой; ей казалось, что ее сердце также разбито. Она взяла сломанный крестик, прижала его к губам, и невольные слезы полились из ее глаз.
— Ну, стоит ли расстраиваться из-за такой безделицы? — с нетерпением сказала мисс Вэн.
— Его можно починить, милая, — вмешалась миссис Левисон.
Глотая слезы, Изабелла добродушно обратилась к капитану:
— Не упрекайте себя, к тому же миссис Левисон говорит, что его можно починить. — С этими словами она снова надела цепочку.
— Как, неужели вы отправитесь на бал в этой тонкой золотой цепочке? — воскликнула мисс Вэн.
— Если мне что-нибудь скажут, я объясню, что мой крестик сломался, — возразила Изабелла.
Будучи не в силах сдержать гнев, мисс Вэн расхохоталась, а потом язвительно проговорила:
— Все подумают, что у дочери лорда Моунт-Сиверна распроданы даже бриллианты.
Изабелла улыбнулась.
— Послушай, Эмма, — заволновалась старушка, — если вы хотите ехать на бал, то пора отправляться.
Фрэнсис Левисон подал Изабелле руку. Таким образом, в тот вечер ее во второй раз провожал до кареты незнакомец. Мисс Вэн, оставшись без кавалера, последовала за ними.
— Прощайте, — сказала она холодно капитану, когда они спустились по лестнице.
— Я с вами не прощаюсь, потому как надеюсь попасть на бал.
— Как? Но вы ведь говорили, что собираетесь провести этот вечер с друзьями?
— Да, но я передумал. До свидания, леди Изабелла.
Как только карета отъехала, мисс Вэн с досадой произнесла:
— Воображаю, как вы будете хороши с этой тоненькой цепочкой на шее!
— Что за беда! Сейчас меня больше всего занимает мысль о моем сломанном крестике. Мне кажется, это дурное предзнаменование.
— Дурное предзнаменование?
— Да, мама подарила мне этот крестик перед смертью. Она говорила, чтобы я берегла его, как талисман, и обращалась к нему в самые тяжелые минуты жизни, когда что-нибудь огорчит меня и я буду нуждаться в совете и утешении. И вот теперь он сломался…
— Опять слезы! — проворчала мисс Вэн. — Я не могу представить герцогине Дардфорд девушку с такими красными глазами. Если вы не перестанете плакать, я поеду на бал одна.
Изабелла вытерла слезы и постаралась успокоиться. Вскоре она вошла в огромный зал и почувствовала себя совсем иначе. Ослепительный блеск люстр, великолепное убранство — все восхищало ее неопытное сердце. Девушка с радостью предалась веселью, танцам, наслаждаясь общим оживлением и своим успехом.
— Что это с вами? — воскликнул один оксфордский студент. — Я думал, что вы перестали бывать на вечерах!
— И вы были правы! Я действительно терпеть не могу балов, — ответил тот, к кому студент обратился с этим вопросом.
— Почему же вы здесь?
— Подыскиваю себе невесту. Отец не дает мне ни шиллинга. Он поклялся, что больше не станет расплачиваться по моим долгам, пока я неостепенюсь. Он настаивает на том, чтобы я женился.
— В таком случае советую вам выбрать эту новую красавицу.
— Кто она?
— Леди Изабелла Вэн.
— Покорно благодарю за совет. Я также хотел бы иметь и богатого тестя, а мы с лордом Моунт-Сиверном слишком похожи.
— Вы очень многое теряете, потому что эта девушка поразительно красива. Ваш знакомый Фрэнсис Левисон уже ухаживает за ней и надеется одержать победу.
— Он вам не нравится?
— Да, я не выношу этого человека. Он мне противен. Поверьте, это самый бездушный человек на свете. А вот и он, легок на помине, — произнес студент, слегка понизив голос. — С ним дочь лорда Моунт-Сиверна!
Действительно, это был Левисон. Он шел рядом с девушкой и, склонившись над ее ушком, может быть, уже в двадцатый раз извинялся за свою неловкость. Левисон говорил так вкрадчиво, что нежное сердце леди Изабеллы растрогалось.
— Берегитесь, леди Изабелла, — прошептал оксфордский студент. — Ваш любезный кавалер настолько же фальшив, насколько красноречив и нежен.
Глава IIIБарбара Гэр
Вест-Линн некогда был значительным городом, особенно в глазах своих обитателей. Он имел право посылать двух депутатов в парламент и имел прекрасный крытый рынок. В нем располагалась большая зала, которая называлась «Залой ратуши». Там собирались городские власти и толковали о делах.
Не больше чем в миле от города находилось поместье Ист-Линн. С любого пригорка путешественник мог любоваться его зеленым парком, окруженным высокой стеной. Увитые зеленью ворота, находившиеся между двумя флигелями, велик замку.
Слева, в некотором отдалении от Ист-Линна, уединенно стоял кирпичный дом с флюгером на крыше. Перед ним расстилался луг, окруженный двумя рядами деревьев. Его пересекала небольшая песчаная дорожка, ведущая к железным воротам и далее к дому. По обеим сторонам широкого коридора располагались приемные кабинеты. Комната с левой стороны от входа служила общей гостиной, а соседняя с ней отворялась только в торжественных случаях. Это место, известное всем как «Рощи», принадлежало Ричарду Гэру — опытному судье.
У мистера и миссис Гэр было трое детей — сын и две дочери. Старшая Энн рано вышла замуж, а младшей, Барбаре, только исполнилось девятнадцать. Что касается сына, Ричарда, то… Нет, о нем мы расскажем чуть позже.
В начале мая, одним холодным вечером, в упомянутой гостиной сидела миссис Гэр — бледная, сильно исхудавшая женщина, закутанная шалями и обложенная подушками. Кресло ее было придвинуто к камину, хотя в нем не горел огонь. В той же комнате у окна сидела хорошенькая девушка — блондинка с утонченными чертами лица, голубыми глазами и ярким румянцем — и так небрежно листала книгу, что было понятно: она увлечена чем-то другим.
— Я вся озябла, — простонала больная женщина, — мне бы хотелось, чтобы затопили камин. Барбара, дитя мое, — прибавила она умоляющим голосом, — неужели мне будет отказано в этой милости?
Миссис Гэр почти всегда говорила таким тоном. Несмотря на то что она была замужем почти целых двадцать четыре года, она никогда не осмеливалась отдать какое-либо приказание. Всегда кроткая и покорная, любящая и нежная, она всем сердцем была предана своему суровому и высокомерному мужу и подчинялась ему беспрекословно; она также потворствовала капризам и причудам своих детей.