– Пусть попробует не клюнет, – он сказал. – У меня там старичок сидит, неделю кормит.
Когда подъезжали к месту, на повороте в деревню у открытого рынка, где стояли фуры, груженные арбузами, шеф остановил и подошел к торговцам. И новенький выпрыгнул за ним, тоже купил большую душистую дыню своей Крошке.
– Жене гостинчик, – он улыбнулся, не выдержал. – Она у меня такие любит.
Дынька была красивая, от корочки пахло персиком и виноградом.
На озере маркетологи переоделись, разложили снасти и сели по местам на берегу. И ведь клевало! Два приличных сазана, не считая мелочовки, парень достал и выпустил назад в воду. Не тащить же рыбу в офис. А жалко, ой, как жалко было рыбку отпускать, Крошке своей хотел показать сазанчиков.
На ужин пожарили карпов. Кто-то жарил, а кто-то мешался у костра и лез советовать:
– Лимоном, я тебе говорю, побрызгай лимоном.
– Отойди ж ты отсюда со своим лимоном.
– Почему? Дай я побрызгаю.
– Лимоном потом готовую брызгают.
– Я вам говорю, сейчас лимоном, сейчас надо лимоном…
– А моя жена всегда рыбу поперек насекает, – новенький рассказал, – Ножиком мелко от головы до хвоста, чтобы костей потом не было…
Мужики усмехнулись, «моя жена, моя жена» – так они про себя похохатывали.
– Давно поженились? – шеф спросил.
– Полтора года.
– А-а-а… – все сразу закивали. – Тогда все понятно…
На донках тихо позвякивали колокольчики, но парень не дергался. Он знал – это ветер, не рыба. Он сел в глубокое походное кресло и следил за высокими мигающими поплавками. Наконечники были фосфорные, они горели над водой, как светлячки.
А жена его, безмозглая Крошка, в это время бежала по тротуару вдоль кустов, стриженных круглыми шапками. Кусты тянулись по всему бульвару, иногда прерываясь остановками и переходами. Фонари мешали раствориться в темноте, но бандючье в тот вечер по улицам не шлялось. Все спали, только Крошка шагала быстро, натягивала майку пониже на пупок, и как-то еще ухитрялась держаться на своих платформах.
– Девушка… – она услышала за спиной. – Вы так смело идете…
Крошка обернулась. За ней шел мужчина. На вид опасно крепкий, если что, ей не хватило бы сил отбиться и скорости, чтобы убежать. «Придется орать, – Крошка подумала и сама над собой посмеялась. – Ага… Заору и все сразу сбегутся меня спасать».
– Можно я пойду рядом с вами? – спросил мужчина и добавил с мягкой ироничной улыбкой: – Мне так будет спокойнее.
Крошка посмотрела на незнакомца, оценивая степень опасности. Его лицо показалось ей приятным. В ночном, сами понимаете, освещении, под фонарем. «Глаза большие, но не телячьи, – она разглядела, – губы мягкие, подбородок хороший, не кирпичом, не ступенькой». Взгляд был прямой, ясный, не мутный, не пьяный, не хищный. Крошку это немного успокоило. Она небрежно откинула кудряшки, и грудь ее, обтянутая белой майкой, приподнялась на вдохе. Мерзавец это все заметил.
Он тоже оценивал, но не опасность, а степень съедобности. Приятная выпуклость голого живота показалась ему вкусной, глазенки позабавили, настороженные и по юности наивные и кроткие, опытные мужчины всегда эту кротость считывали безошибочно.
– Я провожу, – он улыбнулся. – Где ты живешь?
Крошка пошла спокойным шагом, стараясь не выдать свой страх.
– Где ты живешь? – она повторила. – Красная шапочка…
Оказалось, недалеко, четыре остановки по бульвару. Они и попехали вдвоем среди ночи, как будто так и надо.
На втором перекрестке этот крендель увидел свет в маленьком кафе у остановки. «Караоке-бар» – это была единственная работающая забегаловка во всем районе.
– Только не подумай, что я алкоголик… – он сказал. – Но мне очень хочется немножко выпить… Зайдем?
– Зайдем, – Крошка согласилась.
«Ну вот, – она подумала, – я шляюсь ночью с каким-то алкоголиком». Она подумала! А я сижу и возмущаюсь, я негодую, я не могу понять, как можно? Как можно шляться среди ночи по грязным забегаловкам с чужим здоровым мужиком?
Он отодвинул ей кресло за столиком у окна и начал, как обычно они все начинают:
– Ты не представляешь, как мне сейчас плохо…
– Почему? – она присела и развесила ушки.
– Мои дети проиграли турнир. Я возил в Сочи свою команду. Гандбол… Знаешь?
– Знаю, это где смешной мячик.
– Да, смешной мячик… – он улыбнулся. – Они продули. Все матчи. А мне теперь остается только застрелиться…
Экземпляр оказался тренером городской юношеской команды по гандболу, слава богу, нужно сказать, не маньяком. Утром он был еще в Сочи и только что вышел из машины после целого дня пути.
– Днем пришлось выпить такую гадость… – он сказал, просматривая алкогольную карту. – Какую-то местную чачу… Нужно чем-то загладить эту мерзость… Что будем пить?
– Может быть, что-нибудь легенькое? – Крошка подумала.
Она оглядела забегаловку и тут же засомневалась насчет легенького. Стены заведения были обшиты плебейским коричневым пластиком, сонные официантки с кривыми рожами смотрели в спину, ждали заказ. «Неизвестно, какое вино они тут принесут», – подумала юная пьяница.
– А может быть, наоборот? – старый алкоголик уткнулся в единственную страницу. – Что-нибудь крепенького, но по чуть-чуть? Чтобы сразу отпустило?
– Ладно, – она показала ему пальчиком на «Ред лейбл».
– По пятьдесят, – он сказал официантке.
Пили медленно и осторожно. Тренер сделал небольшой глоток, отслеживая свое состояние. Посмотрел, как пьет кудряшка маленькими кошачьими глоточками.
– Почему ты гуляешь один? – она спросила.
– Я сейчас, типа, в Сочи. Моя команда едет поездом. Все будут в городе только завтра в обед, – он посмотрел на часы и уточнил: – 12.20, значит, уже сегодня в обед. Я так на них разозлился… Посадил в вагон, а сам с друзьями на попутной…
Он допил виски одним спокойным глотком и спросил:
– А ты?.. Не боишься одна… Среди ночи?
– А я домой сейчас пойду, – Крошка сказала и закрутила на пальце тонкий локон. – Я все придумала. Возвращаюсь. Ложусь спать. Ничего не спрашиваю. Какая мне вообще разница, почему его нет дома?
– Правильно, – тренер кивнул.
Он спросил официантку, нет ли чего-нибудь горячего, но горячего в этом баре не оказалось.
– Тогда заварите нам чайку с лимоном, – он попросил, – и принесите что-нибудь… что есть… сыр? ветчина? и все? – он Крошку спросил: – Ты кушать хочешь?
– Нет… – она засмеялась, вспоминая, как висела над сковородкой картошки.
– А мне надо продержаться до утра. Как я мог вообще бросить детей на вокзале? Им же всем по двенадцать-тринадцать. Лишь бы доехали спокойно. Завтра приеду к поезду. Всех сдам родителям – и тогда домой.
– А я посплю, утром позвоню ему на работу и спрошу: «А где ты был?» – она изобразила добрый ласковый взгляд, поигрывая светлыми колечками. – «А где ты был?» – вот так вот спрошу…
– Ты же говорила, не будешь спрашивать…
– Нет, я спрошу. Мне же интересно. Почему не спросить?
Официантка принесла чай с бутербродами. Тренер покосился ей вслед, откусил ветчину и спросил у Крошки:
– Может, еще по одной?
– Нет, – она взяла чайник, поболтала и разлила на две чашки. – Пей чаек.
В кафе завалила компания, села за столик у входа. Длинный блонд, спотыкаясь о кресла, прошел к стойке, он решил заказать песню. За ним стучала каблуками рыжая девушка в развратном платье, больше похожем на пеньюар. Блонд то ли обнимал ее за плечи, то ли просто старался не упасть. Он покосился на тренера и сказал своей рыжей:
– Если будет к тебе приставать, говори, я твой муж… Всем говори, вот мой муж…
– Андрей! – рыжая засмеялась. – Ты красивый!
«Жуткое платье», – подумала Крошка. Тренер откусил кусочек сыра, он так быстро его проглотил, что сразу стало понятно: голодный. Крошка свернула в один бутерброд сыр, ветчину, белую булку и протянула ему.
– А почему ты не поехал домой? – она спросила. – Мог бы поспать, поесть, а завтра на вокзал?
– Почему не поехал домой?
– Да, почему?
Тренер отвечать не спешил, он жевал бутерброд и запивал его чаем. Он и сам хотел бы знать, почему не поехал домой. Его спросили русским языком «тебя домой?», а он ответил «остановите тут» и вышел чуть раньше, в одной остановке от своего дома. Он пошел по бульвару в своем направлении, а потом увидел голую спинку и ножки на высоких платформах.
– У тебя так бывает? – он спросил. – Идешь домой и понимаешь: не хочу.
– Бывает, – она кивнула. – Но это ерунда… Утром захочется. Утром ты захочешь в душ, в туалет, покушать горячего и вытянуть ножки в своей кровати. Пойдешь домой, и ничего страшного, что сейчас не хочется.
– Умница, – он улыбнулся. – Все понимаешь.
– Я ничего не понимаю. Я не знаю, почему он не взял удочки.
– Ты что, не доверяешь мужу?
– Я? – она взяла последний ломтик сыра и свернула его в трубочку. – Не знаю… Я думала, что доверяю. А сейчас мне кажется, что не доверяю… А как я могу доверять мужчине? Ну и что, что он муж? Все равно не могу доверять!
И после этой глупости Крошка еще и улыбнулась, с явным кокетством она улыбалась и дразнила сыром голодного молодого мужика, которого видела первый раз в жизни.
Тренер открыл рот и откусил сырок, так что его губы коснулись маленьких пальцев.
– Ясно, – он сказал и облизнулся.
– Что тебе ясно?
– Ты играешь мужскую роль. В вашей паре.
– Нет… – она обиделась от такого скорого заключения. – Ты же не знаешь…
– Да, – он кивнул убежденно. – Я вижу.
Микрофон фонил. Они обернулись на скрежет. Длинный блонд пригладил к затылку волосы, готовился к выступлению. На мониторе побежали слова, и он запел, догоняя строчки:
– Вдоль обрыва да над пропастью, по самому по краю…
– Видит он! – усмехнулась Крошка. – А сам? Почему ты шляешься ночью? Взрослый человек? Почему не поехал домой?
– Я же сказал – не хочу.
Тренер перевел глаза на круглую мягкую грудь, она открылась, когда крошка наклонилась к нему, вперед. Крошка засмущалась, ее всегда пугали прямые взгляды взрослых мужчин. Она откинула кудряшки своим особенным, немного резким движением и вышла из-за столика.