– Где туалет? – она спросила официантку.
– Еще по пятьдесят, – добавил тренер и улыбнулся.
Блондин у микрофона начал падать, Крошка поддержала его за плечо, и они вместе провизжали:
– Хоть немного еще! Постою! На краю!
Солист бухнулся на коленки, он держал микрофон, как свечу, и умолял пьяным охрипшим голосом:
– Чуть помедленнее, кони… Чуть помед-лен-нее!
Дальше слова он забыл и прочитать тоже не успевал, Крошка ему подсказала:
– Вы тугую не слушайте плеть! Да что-то кони мне достались…
– Приверед-ли-вы-е, – блондин споткнулся.
Рыжая в развратном платье прибежала его ловить и опять завизжала как ненормальная:
– Андрей! Ты красивый!
В туалете Крошка поправила растрепанные волосы, стерла тушь, которая слегка размазалась, затянула лифчик… Убедилась, что все у нее в ажуре и вернулась за столик бесстыжим походоном от бедра. Тренер улыбнулся.
– Сейчас выпью чай… – она сказала и подняла бокальчик виски.
– Сейчас выпью чай, – он ее передразнил, – и пойду танцевать!
Они засмеялись, допили и вышли из этой прокуренной дыры на бульвар.
На аллейке Крошка остановилась, сняла невыносимые платформы и наступила в траву, ножкам было приятно на холодном и влажном. Тренер присел на скамейку.
– Ты маленькая, оказывается, – он сказал.
– Это рядом с тобой…
Мало того, что эта стерва кудрявая так сказала, она еще и шагнула к нему босичком и провернулась на носочках, засветила ему свои тылы, неизвестно с какой целью.
Спортсмен обнял, захват у него был широкий, пальцы проехали с голой спины до пупка.
– Животик нежный… – он прошептал.
Крошка размахнулась сумкой. Стукнула, не глядя, и побежала босиком по мелким камушкам.
Метра через три она остановилась, босиком по асфальту бежать неудобно. Она оглянулась – ее никто не преследовал с мигалками, тренер сидел на лавочке и улыбался.
– Успокоилась? – он спросил.
Она вернулась, встала на свои ходули и засмеялась. Спортсмен поднялся и взял эту легкомысленную дуру за руку.
– Тогда идем гулять.
С какой целью шатались, объяснять не берусь. В четыре часа утра у подъезда этот бродяга отпустил ее руку. Чмокнул в лоб, и она побежала.
Тренер присел на лавочку и смотрел в окно на пятом, где включился свет. Открылась форточка, знакомый голос промяукал в прохладный ночной двор:
– Спокойной ночи.
И свет погас. Тренер вытянул ноги, положил руки под голову и решил отдохнуть. Он послушал, как в мусорном контейнере шуршали то ли кошки, то ли крысы. Позевал-позевал и уснул. До обеда у него была куча времени, и домой еще не захотелось.
Утром, в девятом часу, сонная Крошка спустилась вниз к автомату, чтобы позвонить мужу в загадочный отдел маркетинга.
Еще минуту назад, проснувшись, она была уверена, что звонить не станет, что дождется вечера и спокойно спросит: «Где ты был?» Но мы-то знаем эти нервные звоночки…
Вечера она дождаться не смогла, к автомату выскочила в смятении, и все ее сомненья, которые она крутила в голове минувший вечер, налетели разом. «Где ты был?» – она спросила со слезами. Муж ответил: «На рыбалке», и Крошка бросила трубку.
– Мне срочно! – он крикнул в кабинет шефу. – Моя жена!.. Я могу ее потерять!
– А дыня? – усмехнулся шеф. – Дыня у меня в багажнике…
Парень не ответил, он был уже на улице, махал рукой, ловил такси. Шеф взял монетку и загадал «поверит или не поверит».
«Нужно бежать!» – Крошкин муж это понял сразу, как только услышал гудки. Он называл свою жену Крошкой, но понимал прекрасно, на каком вулкане он живет. Все эти истерические нотки, легкомысленные заявления, резкие жесты и неожиданные тучки и молнии в ее глазах он вспомнил, пока бежал к себе на пятый.
Нажал звонок, но ждать не стал и сразу начал открывать своим ключом.
– Крошка! – он позвал жену. – Крошка!
Ни в комнате, ни на балконе, ни в ванной он Крошки не нашел. В квартире была тишина, только за стенкой включили пылесос.
На кухне осталась чашка кофе, как будто Крошка навела и тут ее внезапно осенило. И чайник был еще теплым, и на сковороде осталась вчерашняя картошка, огурчик, сальце, порезанные тонко. Парень взял вилку, ватной рукой наколол кусочек и проглотил автоматически, как робот.
Под ботинками захрустело стекло, это от рамочки, если вы помните, от тонкой красной рамки для свадебного фото. Она была расколота, валялась на полу, и фотография четвертованная лежала рядом с теплой чашкой.
На лестнице открылся лифт, мужчина, молодой, неопытный, тут же замер и прислушался, но нет, это была не Крошка, это соседка из квартиры напротив.
Он вышел в маленькую комнату, где была их постель. И только сейчас заметил новые простыни в больших желтых подсолнухах, разбросанные босоножки на платформах, и джинсы, брошенные на пол… Он хотел закричать «Крошка!», ему и казалось, что он кричит. Но нет, он не кричал, губы двигались беззвучно, глотая имя. Тишина была в квартирке пустая и мерзкая, и пылесос чужой гудел за стенкой одиноко-одиноко.
Где Крошка? Он не успел еще об этом подумать. Может быть, она всего лишь вышла в магазин на пять минут за шоколадкой, а может быть, исчезла навсегда и больше не вернется. Он не думал, он только обнаружил, что Крошки дома нет. Ему стало страшно, он лег в постель и укрылся одеялом с головой.
Цветочки
Продавщица была с закидоном, но к ней все привыкли. Время от времени я заезжала в магазин «Цветочки» купить букет или что-нибудь зелененькое в плошке и каждый раз попадала на эту гоп-продавщицу. Метр восемьдесят, джинсики, стрижечка, недовольные губы уголками вниз и подпись на бейджике – «Жанна». Магазин был рядом с домом, и цветочки там были ухоженные.
С цветочками Жанна обращалась ласково. Мне даже иногда казалось, что ей жалко их продавать. Любой кротончик она провожала до дверей. Выскочит из-за прилавка и всегда с волнением, с болью в голосе предупреждает:
– Поливайте его теплой водой, а то он простудит ноги!
Зимой она изводила народ упаковкой. Люди, как всегда, торопились, показывали в окно:
– Да мне секунда всего до машины!
Этот номер никогда не прокатывал, Жанна отбирала у клиента цветок, прятала в коробку и кутала в три слоя бумаги.
– Ему нельзя на холод! Он замерзнет!
– Вы здесь хозяйка? – ее многие спрашивали.
– Нет, что вы… – она улыбалась с неожиданной для такой лошади жеманностью. – Я простая продавщица. Но я могла бы… Я могла бы уже давно открыть свой магазин, только у нас стройка, муж никак не закончит отделку.
Ее дом стоял тут же, через улицу. Она выходила из магазина и показывала его клиенткам.
– Вот, видите? Зеленая крыша. Самая высокая. Это мой дом. У нас самая высокая крыша. Но мы не специально, нет, зачем нам такой высокий дом? Просто участок был неровный, пришлось поднимать, а потом как-то муж увлекся… И у нас получилось три этажа. А кажется, что дом огромный, правда? У нас самый высокий дом на улице.
– Да, самый высокий, – признавали соседки.
Недовольная Жанна улыбалась.
Однажды меня занесло в этот дом, хотя в гости я совсем не собиралась. Я приехала в магазин за шлангом. Весной, когда у приличных людей все давно зацвело, я вышла полить свои жалкие посевы. Шланг оказался коротким, и я покатила в «Цветочки».
Жанна была на парковке, она помогала клиенту уложить на сиденье большую раскидистую монстеру. Она влезла в салон и укладывала стебли:
– Чтобы ни один! Ни один листочек не помялся в дороге!
– Мне тут ехать всего пять минут!
Мужчина хлопнул дверцей и дернул. Жанна помахала вслед своей монстере и повернулась ко мне.
– Я надеюсь, вы тоже против налогов? – она спросила.
– Против налогов? – я не поняла, о чем речь, мне нужен был шланг. – Каких налогов?
Она подошла к моей машине и прилепила на заднее стекло стикер с перечеркнутым «НА». А я и знать не знала, что я против налогов, я их платила и сдавала декларацию.
Жанна меня зарядила. Полчаса субботним утром среди петуний, хризантем и азалий она рассказывала мне про налог на недвижимость, который придется заплатить всему району. По новому закону дом Жанны оказался роскошью, и ей принесли счет на тридцать тысяч рублей.
– Вы понимаете, что это значит? – прищурила Жанна раскосые черные глаза. – Нас грабят! Какому-то Депардье дают гражданство, чтобы он прятался у нас от налогов, а нас грабят! Вы должны сходить на митинг! Обязательно! Приходите. Мы должны остановить этот беспредел.
Она вручила мне листовку с приглашением на митинг. Но я приехала за шлангом. Мне не хватило три метра шланга до самого дальнего угла, и я ей сказала:
– Мне нужен шланг.
– Какие равнодушные кругом люди! – она обозленно посмотрела в окно. – Тут всем на все наплевать! Что за народ? Жлобье! Я после этих всех налогов даже разлюбила Депардье.
Мне срочно нужен был шланг, и я на всякий случай уточнила, что от нас до Депардье…
– Как?! – она чуть не швырнула в меня калькулятором. – Как можно рассуждать таким образом? Вы говорите, как все в этом жлобском районе! Вот поэтому мы и живем без дорог! Без метро! Нас грабят! И вам плевать? Да просто вы еще не получили налог на землю, а мы получили. Вся наша улица получила, и все как миленькие пошли платить. И хоть бы кто спросил, с какого потолка взялись такие суммы? Вам тоже принесут счета в следующем месяце…
– Покажите шланги, – говорю.
– Приходите на митинг, – нависла Жанна.
Я захотела есть. В это утро я собиралась полить свои несчастные розы и приготовить семье завтрак. Я рассердилась на Жанну, тем более что меня обозвали жлобьем.
– Ну ладно… – я сказала. – Когда митинг?
– Завтра.
– Вы пойдете?
– Да, – она расправила грудь.
Я задрала нос кверху, чтобы заглянуть ей в глаза и спросила:
– На сколько митингов вы согласны сходить?
– На сколько нужно… – она немного растерялась, прикидывая свой график. – На два, на три… На пять!