Британские коты
Как-то вечером мы, друзья нашей любезной Юль Иванны, обсуждали одну загадочную тему: может пассажирский «Боинг» сесть в поле или нет?
Юль Иванна еще по телефону, когда созывала гостей на ужин, всем, всем, всем сообщила, что самолет, на котором она летела из Австрии, сел в поле. Так и сказала: «Не смог зайти на посадку, два раза кружил над гипермаркетом и приземлился в траву».
Мы заволновались. Еще бы! Наша любимая Юль Иванна чуть не погибла в авиакатастрофе. Все сразу, как в дом вошли, начали переспрашивать: «Неужели прямо в поле и сел?» «Да, в поле», – она повторила и пошла на кухню за чайными парами.
Что-то нам подсказывало: «Боинги» в мягкий грунт не садятся. Какой-то примитивный жизненный опыт заставлял нас сомневаться в этом факте. Мы сразу стали припоминать минувшие авиакатастрофы. Все самолеты, которые на нашей памяти заносило в поле, обычно разбивались. Историю о мягком приземлении «Боинга» в траву не припоминал никто. И вот это вот легкое сомнение было на лице у каждого из гостей Юль Иванны. Но все, конечно же, помалкивали. Шептались про «Боинг», только когда Юль Иванна выходила на кухню. Зачем смущать женщину вопросами? Она еще не пришла в себя после шоковой посадки. Юль Иванна чудом осталась жива – это главное, технические подробности нам ни к чему.
Из кухни доносился запах тмина и печеного теста. Юль Иванна извинялась, что немного опоздала с пирогом. Пирог был в духовке. А мы и не спешили. Мы успокаивали Юль Иванну: «Да не волнуйся, не суетись, Юлечка дорогая! Что мы, с голодного края, что ли, к тебе приехали?» И улыбались: «А пахнет-то как! Пахнет!»
Прямо в воздухе, второй раз пролетая над гипермаркетом, Юль Иванна дала обет: если самолет благополучно сядет, она помирится со всеми друзьями. То есть со всеми нами. То есть с теми нами, с которыми она успела до своего тура в Австрию немножко поссориться. Нас собралось человек шесть в гостиной у Юль Иванны.
Гостиная Юль Иванны напоминала гримерку заслуженной примы. Стены под фисташку, белая мебель и картины в позолоченных рамах, все Юль Иванниной кисти, и почти все незакончены. Под настроение Юль Иванна снимала картину со стены и дописывала кое-какие детальки. Творческий процесс в ее доме не прекращался, и мы рассматривали динамику.
Появилась новая миниатюра – «Кошка с девочкой». Кошка пьет молоко из миски. Я вздрогнула, увидев опасную тему, именно из-за котов у нас с Юль Иванной и возникли разногласия.
– До миски у меня все руки не доходят… – пробегая, комментировала Юль Иванна. – Некогда… Некогда… Муж, семья… Я сейчас такая счастливая… Писать некогда.
«Букет в вазоне» завис в воздухе. Ваза – вещь не принципиальная. «Шезлонг на пляже». Шезлонг уже готов. Юль Иванну зажигали идеи. Воплощение со временем надоедало. Поэтому Юль Иванна любила миниатюры в японском стиле. Чтобы раз – и одной линией сбацать всю тему рисунка. А там потом, как будет настроение, можно еще цветочек прибабахать.
Автопортрет… Автопортрет она начала лет пять назад, и пока он представлял собой одни глаза, два больших черных глаза Юль Иванны. Прочее выступало под грунтом незавершенными штрихами. Но глаза уже были. Про глаза Юль Иванны ходят легенды. Будто бы глаза у нее никакие не украинские в маму, а цыганские, и вроде бы даже в бабушку. И будто бы своими глазами Юль Иванна может довести человека до обморока. А факты были, были. Однажды Юль Иванну вызвали в школу, и там она так посмотрела на учительницу, что бедная учительница сползла по стенке. А еще Юль Иванна говорила, будто бы может в магазине так посмотреть на продавщицу, что она выдаст сдачи больше, чем Юль Иванна заплатила. «Но нет! – уточняла Юль Иванна. – Я ни в коем случае так не делаю! Могу, но не делаю».
Так что глаза выписаны, остальное со временем подтянется. Юль Иванна мне объяснила: «Глаза труднее всего поймать. А лицо меняется. Что делать? К сорока пяти меняется лицо! Да, да, да, Сонечка, меняется… Тебе сейчас сколько? Тридцать пять? О! Вот посмотришь, как все изменится через десять лет… Никуда не денешься. И, пока есть время, нужно откладывать деньги»…
Этот вывод показался мне странным, но Юль Иванна все объяснила: «Да послушай меня. Каждый день откладывай в свою копилочку хоть немножко, хоть сто рублей, но обязательно для себя положи. А потому что время идет. Мы толстеем, а мужчины молодеют. Да, мужчины молодеют. Хотя, конечно! Я на сорок пять не выгляжу! Да, я всегда выгляжу моложе. Мне надо похудеть, тогда я допишу себя».
Этот музей незаконченных картин мне понравился сразу, как только я в первый раз попала в гостиную Юль Иванны. Одна из картин смотрела прямо на меня. Это была неоконченная зебра. Зебра в ближнем ракурсе, наклон головы, глаза, ушки и полосатый бок. Зад и размах хвоста еще требовали доработки, но я решила не ждать. Легкая недосказанность всегда возбуждала мою фантазию.
Я спросила, продается это или нет. Юль Иванна сказала, что вообще-то эту зебру она писала дочке ко дню рождения, но, но, но… Но я ее уговорила и оказалась первым клиентом Юль Иванны. До меня все только ахали и чмокали, но никто не доставал деньги из кошелька.
Об этой зебре сразу же узнали прочие знакомые Юль Иванны. Они даже немного расстроились, что с первого взгляда не разглядели оригинальность этой картины.
– У Сонечки такой вкус… Такой вкус… – дразнила их Юль Иванна.
И прочие знакомые с замедленной реакцией попросили себе таких же лошадок. Тогда Юль Иванна уменьшила размер полотна вдвое, написала две копии моей зебры и продала их с радостью, но уже в три раза дороже.
– А как вы хотели? – она усмехнулась. – Цена картины растет вместе с признанием художника.
И вот в тот вечер после страшной посадки Юль Иванна хлопотала, а мы рассматривали картины и шептались про «Боинг».
На низком столике, вокруг которого сдвинулись мягкие кресла, появлялись закуски. Юль Иванна притащила настоящую венскую колбаску. Не какую-то там «Венскую», а настоящую венскую, из Вены. И балычок. Не тупейшую свинину, а настоящий мраморный балычок с тонкими прослойками беленького. И сырок. Не какой-нибудь там магазинный, а самый настоящий монастырский, из Вены. И наливочки, те самые, австрийские, на травках, в маленьких зеленых бутылочках.
Мы начали дегустацию.
– Это специальные венские наливки, – объяснила Юль Иванна. – У нас таких не купить. Только в Австрии, только в Австрии…
Юль Иванна суетилась, выходила из кухни с вилочкой, с тарелочкой, с салфеточкой, посматривала на часы и уточняла, что пирогу осталось минут десять.
– Ну присядь… – мы просили. – Присядь, дорогая. Расскажи, как отдохнула.
– Ой, и не спрашивайте… – закатила Юль Иванна свои знаменитые черные очи. – Ничего не помню… Ни Зальцбург, ни Вену… Все впечатление испортила эта страшная посадка. Мы чуть не разбились. Кружили над городом… Два раза пролетали над гипермаркетом… Сесть не могли. Что-то было не в порядке с самолетом… То ли подкрылок у него отваливался… то ли шасси не выпускались… Нам ничего не объяснили. Стюардессы бледные… Бледные-е-е-е! Забегали сразу, проверили у каждого ремни… А потом крыло левое пошло вниз! Самолет накренился. Мы с дочкой в хвосте сидели, нам все видно было. Я говорю: «Дочь, мы падаем». Она плачет. А я ей: «Да что уж теперь плакать… Теперь уж – все».
– Бедная девочка!
– А когда нас посадили… все такие бледные из самолета выходили. Стюардессы тоже бледные, даже не улыбались, и капитан не вышел. А люди!.. О, какие интеллигентные люди летели бизнес-классом! Когда самолет начал падать, никто и слова не проронил! Автобус подъехал. Все молча сели… – тут Юль Иванна призадумалась, вытерла руки фартучком и улыбнулась, так серьезно-серьезно, многозначительно улыбнулась. – Да… Вся жизнь… Вся жизнь пронеслась перед глазами… И вот она, смерть. Ведь всегда рядом смерть, всегда за спиной… А я еще в даже в Барселоне не была.
И мы тоже глаза подкатили, по стопочке хлопнули и призадумались. Шасси – не шасси… поле – не поле… бледные – не бледные… Какая разница? Ведь Юль Иванна с нами! И пирог уже вот-вот…
Но все-таки «Боинг» два раза полетал над гипермаркетом. Почему? Мне стало любопытно. Я куснула настоящую венскую колбаску и немножко возмутилась:
– Нет, ну надо же! И людям ничего не объяснили? Самолет чуть не разбился, а людям не сказали!
– Не сказали, не сказали… – Юль Иванна вздохнула. – Все не по-русски… Я ничего не поняла.
– Слава богу, обошлось, – мы успокоили хозяйку и поменялись наливочками. – Сейчас придет наш друг-летчик и все нам объяснит. Ты ему только все вот это вот расскажи, и он сразу поймет, что произошло с самолетом.
– Да, – все сразу поближе сдвинули кресла. – Он придет, и мы спросим, может, что-то слышно про этот австрийский рейс?
А как иначе? Мы же люди. Мы любопытны и бестактны. И поэтому, как только Юль Иванна убежала к пирогу, мы опять начали шептаться.
– Не может он сесть в поле! Это катастрофа – он просто въедет носом в землю.
– Да! Зачем ему садиться в поле рядом с аэропортом?
– Вы что хотите сказать, что Юля все придумала?
– Нет… Просто ей показалось. Первый раз летела. Волновалась.
– А стюардессы бледные? Ремни проверяли?
– Они всегда ремни проверяют.
Кстати, зачем этот «Боинг» два раза облетал гипермаркет? Если он падал, то зачем облетал?
Сплошные неясности были с этим «Боингом». Но лично я была очень рада, что все увлечены этой темой, и Юль Иванна, волнуясь после пережитого, не думает о котах.
Вопрос о котах я ждала от Юль Иванны. Я боялась минуты, когда она спросит: где мои коты? Или не дай бог: не родились ли еще котята? Или просто: ну как там мои коты?
Полгода назад Юль Иванна под большим секретом ездила в Москву. Возвращаясь, она попросила меня встретить ее с поезда. В машине Юль Иванна открыла объемную сумочку, а в сумочке у нее были… Ой, ой, ой! Котята! Миленькие котятки. Черно-белый и шоколадный. Набитные! Как игрушки! Мордастенькие, лапки крепкие, подращенные были котята, месяцев пять котятам было.