Истерика истерик. Стихи времён революции и Гражданской войны — страница 4 из 23

Нет верить не хочу он просто простенький

                                      и сладенько-безвредный

Как будто соль завёрнутая в тряпочку

Которую несёт далёко пилигрим

Не верьте вы ему сперва как бы блаженно

Вы сможете на нём от жизни отойти

Потом ещё ещё потом приговорены

Остаться там где часто были вы

6

Мне хочется быть убитым

Так просто подойдёт кто-либо и убьёт

И сразу перейду от бытия к небытию

И перед ним боязнь пропадёт

К виску приставить велодог шестизарядный

Подвинется курок и сухо щёлкнет он

О сколько может сделать велодог несложный

                                                            воронёный

И сколько может сделать простенький патрон

И вот причина вам слепого обожания

Игрушечки стальной изящной дорогой

Через негу времени отнять освобождение

Могу но не могу я взять её с собой

И слава воронёному стальному велодогу

Бесстрастному без нервов и души

Да власть имеет он освободить от тела

Хотя бы по тяжёлому ст[р]ад[а]ния пути

7

Я увидел вас сегодня впервые за целый год

Вы полулежали на подоконнике

Зябленько кутались в серый платок

Поздно грязь подметали дворники

По глазам вашим видно было что вы что-то вспомнили

И это потянуло вас на подоконник

В этом мы с вами голубушка сходимся

Тогда кажется тоже был вторник

Как странно снег на всех крышах тает

А на одной как будто остаётся

Может быть думает она обо мне или просто мечтает

Последнее; всё остальное сотрётся

Мне не видно её с моего места

Да и зачем мне её видеть

Может быть влюблена может быть невеста

Было б кощунством мёртвое трогать

Глаза ваши сегодня ненормально отемнены

Смотрели на улицу грустно задумчиво

Хотя я хорошо знаю что они не надмазаны

Правда будь вы кокотнее вы были б красивее

Нет не спрашивайте не помню не знаю

Ну конечно не любила, да и любить не могла

Как могла она любить мальчишку-реалиста

Было б только оригинально но вы не модернистка

Прошёл год, целый год

Много прошло перед нами много и мы проходили

Много любили, нечаянно, несчастно, счастливо

И сошлись, изменилися вы да и я уж не тот

Прошёл год

8

Прохожу я по Кузнецкому

Захожу к Бостанжогло

«Сфинкса» нет ни «Хедива» с мундштуком пробковым

Даже нету «Вестминстера» подло

Иду вниз мимо Дациаро

Там ещё висят прошлогодние картины

Натюрморты наивные фрукты гитары

Промелькнула мимо крашеная пелерина

Теперь я замечаю что барышни очень мало красятся

Совсем вышли из моды румяна

Поверил что за последние месяцы

Сделали большие успехи томные паяцы

Много было цариц Кузнецкого

Много было катов в кашне

Но [в] том чему они подражали не было не было

                                                      французского

Я промочил ноги и пошёл сушиться в кафе

9

Я купил себе бедненький грим

И часами смеясь гримируюсь

То я бледный Пьеро то я злой Арлекин

Пусть шаржирован грим пусть

Пусть в нём мало цветов

Я счастлив я смеюсь и смеюсь

Пусть в нём нет париков ни усов

На лице на моём нарисована грусть

Пусть я смеюсь и смеюсь

Мне гумоза пристала к лицу

И серьёзно не хочет отстать

Как безумный я хохочу хохочу

Грим заставляет меня хохотать

Я ревниво его берегу

Не хочу никому я его показать

Никому никому никому

И когда наконец застрелиться решусь

На прощание загримируюсь

Жёлтым мёртвым Пьеро

И футлярики грустно пустые

Я с собою возьму в опарчёванный гроб

Меня с вами зароют мои дорогие

10

Я говорил по телефону с Марусей

В этот вечер она была исключительно любезна

А у меня было тридцать восемь

И была лихорадка что было полезно

Я был каким-то обострённо интеллигентным

Таким я очень нравлюсь Марусе

Она звала меня просто Борисом

Я мог бы ей объясниться в любом воспользовавшись

                                            этим моментом

Мы говорили о Вертинском

Она рассказала мне что о нём знала

Что он отравляет себя кокаином

Наши ещё умирают у курзала

Я удивлялся почему я не люблю её

Может быть она тоже этому удивлялась

Телефон то и дело устало ломался

Я не слышал её хорошо

И мне стало так грустно и зубы стучали

Как будто нарочно кого-то отняли

И понял я что люблю безгранично печально

И сказать не могу это было бы слишком банально

Ведь так часто и много мы с ней о любви говорили

Но не любили но мы не любили

Но мы никогда не любили

11

Звукинеют клавиши сломанно расхлябанно

Выпрыгивают корченно мохнатенькие карлики

Диссонансы дикие прорываясь бешено

Протыкают голову затыкают дырочки

Люб[оп]ытно прыгают по столу рабочему

Вырывают ручку тычут в ухо весело

Ножками мохнатенько мазанув по прочему

Делают из мыслей раздражённых месиво

Черненеет вешалка абажур потрескивает

Что-то сзади прыгает задевая черепом

Чёрт мохнато прячется там за занавескою

И камин таинственно аденеет заревом

Замолчала музыка карлики попрятались

Хвостик там виднеется в люстре влажный нос

Темнота поджатая к потолку рассыпалась

Перед ней смущаюсь я будто лишний гость

12

В начале своей карьеры я дал себе слово

В день писать по одному стихотворению

Но через день я решил: безнадёжно

Где взять каждый день настроение

Ну вот эдак спокойнейше сидеть писать

И серьёзно грызть карандаш

А мысли житейские глупо твердят:

«Купи пока можно цветную гуашь»

Ах как трудно тогда сосредоточиться

Собрать свои мысли в один пучок

Писать же так хочется Боже как хочется

А желанием написан роман в двести строк

Сегодня писать мне уж не дадут

Да и пропало совсем настроение

К тому ж родные в Никольский зовут

А тут как назло вдохновение

Как тяжёл, господа, наш писательский труд

А поэтский совсем наказание

И как надоело мне это писание

А стихи уж прямое мучение

А пишу, от стихов не могу я себя оторвать

Каждый день говорю: этот последний

На следующий день опять собираясь писать

Сегодня как раз воскресение

Завтра брошу а потом же опять «Осеннее»

13

Странно! неужели из-за этого проклятого телефона

Мне придётся порвать с нужными людьми

А телефона говорят не будет 2 или 3 года

А через три года мне их не найти

Да большевики разрушили все мои планы

Неужели со всеми говорить лично

Да теперь потеряны все мои дамы

Навязываться на дом совсем неприлично

Да и потом для какого-нибудь делового разговора

Одеваться, душиться и пудриться

Господи с каких же это пор, а

Дааа, это мне совсем не улыбается[32]

И говорят что на пять или шесть лет

Разрушено всё телефонное устройство

Воображаю: ежедневно напудрен одет

Не пойдёшь неделю обидятся порвут знакомство

Да и сколько у меня телефонных знакомых

Этих людей я не знаю в глаза

Да и не знаю я их адреса

Адрес когда-либо разве запомнишь

Да изящно как было изысканно просто

Ольга Григорьевна 2-32

2-46-39 хлёстко и броско

Теперь то же самое 3 с половиной часа

«Он надоедлив звонит бестолково

Тревожит без надобности вечно всегда», —

Так говорят недалёкие люди

Теперь хоть стреляйся, могила, тюрьма

Если своих телефонных знакомых

Решили объехать когда-либо вы

Вы не дотянете 10 визитов

И живым вас отыщут в части

14

У нас в подъезде евреи повесили колокол

Чтобы звонить в него в случае опасности

От него провели проволоку

И дежурят посменно на лестнице

Мои окна выходят на почтамтский двор

И мне не позволяют в них смотреть

Внизу под ними лежала цепь

Потому говорят: стреляют из окон

В верхних этáжах побили все стёкла

А жильцов выселили из фасадных комнат

Семеро в одной передней тесно и неловко

Вот такой революции никто не помнит

Отсюда большевики брали телефоны

Наш дом был [на] линии огня

Спать не давали ручными гранатами

Хотя я не видал ни одного большевика


Титульный лист тетради «Стихи 2. 1917. Москва»

15Праздник коляды

Бело напухшие углеглазые рарвы

Скачут и пляшут безумный канкан

Праздник коляды, праздник коляды

Кличет и брызжет слюною шаман

Вертится лапаясь дух вызываемый

Корчатся души убитых в крови

Демону молятся, Бог отрицаемый

Проклял шамана безумием толпы

Он отвратитель[но] крохами лязгая

Окровавлённых гниющих зубов

Вцепился в череп мертвенно прокусил демона

А над гниющий массой дымился дух гробов

16

Посв[ящается] Элен Додж