Наступило молчаніе, и всѣ взгляды были обращены на Фердинанда, который являлся представителемъ преступнаго поколѣнія. Онъ вынулъ трубку изо рта и пытался оправдать себя и своихъ близкихъ.
— Ну да, мы не знали, мы не могли понять этого дѣла. Мой отецъ и моя мать съ трудомъ подписывали свое имя и были настолько осторожны, что не путались въ чужія дѣла, потому что за это могли быть наказаны. Я, положимъ, кое-чему научился, но тоже не далеко ушелъ въ наукахъ и боялся поплатиться за свое вмѣшательство… Глупые люди всегда трусливы… Да, вамъ теперь хорошо говорить и разсуждать: вы все понимаете и потому набрались храбрости. Я хотѣлъ бы послушать, что бы вы сказали, еслибы, ничего не понимая, запутались въ это темное дѣло? Чего только тогда не разсказывали про Симона?!
— Это правда, — подтвердила его жена Ллосиль. — Я никогда не считала себя за дуру и все-жъ-таки не могла разобраться въ этомъ дѣлѣ и старалась не думать о немъ, потому что мнѣ мать постоянно повторяла, что бѣднымъ не надо соваться въ дѣла богатыхъ, иначе рискуешь потерять и послѣдніе гроши.
Маркъ выслушалъ ихъ внимательно; лицо его опечалилось при воспоминаніяхъ прошлаго. Да, ему пришлось много разъ наталкиваться на упрямое равнодушіе крестьянъ, не желавшихъ высказать свое мнѣніе; онъ вспомнилъ свою встрѣчу съ Фердинандомъ на другой день послѣ приговора розанскаго суда, когда — тотъ, несмотря на извѣстное развитіе, только пожалъ плечами и сказалъ, что не понимаетъ, кто правъ, кто виноватъ. Сколько потребовалось времени и усилій, чтобы новыя поколѣнія наконецъ научились прямо смотрѣть въ глаза истинѣ и высказывать свои убѣжденія! Онъ покачалъ головой, точно признавалъ, что нельзя не согласиться съ доводами Фердинанда, готовый простить этихъ мучителей, не понимавшихъ, что творятъ, благодаря своему невѣжеству. Онъ обратилъ свой взоръ на Жоржетту и улыбнулся ей, какъ роскошному цвѣтку будущаго; дѣвочка таращила глаза, ожидая, вѣроятно, что ей разскажутъ какую-нибудь веселую сказочку.
— Итакъ, дорогой учитель;- обратился Адріенъ къ Марку, — позвольте мнѣ объяснить вамъ мой проектъ. Онъ очень простъ… Вы знаете, что были произведены очень серьезныя работы для оздоровленія старыхъ кварталовъ Мальбуа? Большая аллея проходитъ тамъ, гдѣ прежде находились улицы Плезиръ и Фошъ, настоящія клоаки; тамъ, гдѣ проходила улица Тру, устраивается скверъ, гдѣ собирается вся окрестная мелюзга, оглашая воздухъ веселыми криками… Напротивъ этого сквера, среди участковъ, отведенныхъ подъ постройки, находится мѣсто, гдѣ прежде стоялъ домикъ Лемановъ, этотъ печальный очагъ, около котораго проливалось столько слезъ; наши отцы когда-то бросали въ этотъ домъ каменьями, и онъ разрушался среди общаго презрѣнія и ненависти. Я хочу предложить муниципальному совѣту выстроить на этомъ мѣстѣ другой домъ, о, не дворецъ! а простой домъ, веселый, свѣтлый, и подарить его Симону отъ имени горожанъ, чтобы онъ окончилъ въ немъ свои дни въ покоѣ, окруженный заботами и всеобщимъ уваженіемъ… Стоимость подарка будетъ не велика, но этимъ мы окажемъ ему вниманіе и почтимъ его на склонѣ несправедливо погубленной жизни.
Слезы показались на глазахъ у Марка, — до того его тронула внимательная заботливость о несчастномъ, невинномъ страдальцѣ.
— Вы одобряете мою мысль? — спросилъ его Адріенъ взволнованнымъ голосомъ, видя, какъ потрясенъ Маркъ его сообщеніемъ.
Маркъ всталъ и обнялъ его.
— Я не только одобряю ваше предложеніе, мой другъ, но долженъ признаться, что переживаю самую счастливую минуту всей моей жизни.
— Благодарю васъ, учитель, но я еще не кончилъ… Позвольте показать вамъ планъ дома, который я составилъ. Я желаю — конечно, безвозмездно — руководить постройкой и надѣюсь найти подрядчиковъ и рабочихъ, которые примутъ участіе, значительно сбавивъ цѣны.
Онъ ушелъ на минуту въ домъ и вернулся съ планомъ, который развернулъ на столѣ, подъ тѣнью старой семейной яблони. Всѣ подошли и наклонились, чтобы разсмотрѣть проектъ. Домъ былъ дѣйствительно самый скромный, привѣтливый, въ два этажа, выкрашенный въ бѣлый цвѣтъ, окруженный садомъ, выходившимъ на скверъ. Садъ окружала рѣшетка съ красивыми воротами. Надъ входными дверями должна была находиться мраморная доска.
— На ней будетъ надпись? — спросилъ Маркъ.
— Да, весь домъ построенъ ради этой надписи… Вотъ что я хочу предложить муниципальному совѣту: «Городъ Мальбуа учителю Симону, во имя правды и справедливости и въ возмездіе за понесенныя страданія отъ внуковъ его палачей».
Фердинандъ и Люсиль невольно вздрогнули и взглянули на свою дочь Клеръ. Это было уже слишкомъ: ей не слѣдовало позволять мужу подымать такую исторію.
Но она стояла, облокотившись на плечо Адріена, и замѣтила, какъ бы отвѣчая на протестъ родителей:
— Господинъ Фроманъ, я участвовала въ составленіи этой надписи. Я хочу, чтобы всѣ это знали.
— Я не забуду вашего желанія, дитя мое, — сказалъ Маркъ. — Но вопросъ въ томъ, примутъ ли надпись и согласятся ли на постройку дома.
— Да, въ томъ-то и дѣло, — согласился Адріенъ. — Я хотѣлъ показать вамъ первому свой проектъ, дорогой учитель, чтобы получить ваше одобреніе и просить васъ помочь мнѣ провести этотъ проектъ. Я не боюсь, что горожане испугаются расходовъ, — о, нѣтъ, — я боюсь натолкнуться на остатки прежнихъ предразсудковъ. Всѣ члены муниципальнаго совѣта вполнѣ убѣждены въ невинности Симона, но боюсь, что нѣкоторые еще не отдѣлались отъ извѣстной трусости и уступятъ только подъ давленіемъ общественнаго мнѣнія. Нашъ мэръ, Леонъ Савенъ, которому я говорилъ о своемъ проектѣ, высказалъ вполнѣ вѣрное сужденіе, сказавъ, что рѣшеніе по этому вопросу должно быть единогласное.
Затѣмъ онъ прибавилъ подъ вліяніемъ внезапной идеи:
— Вы были такъ добры придти ко мнѣ, дорогой учитель; не окажете ли вы мнѣ еще услугу, пройдя со мною сейчасъ же къ Леону Савену'? Онъ — вашъ ученикъ, и я увѣренъ, что наше дѣло сильно подвинется, если вы съ нимъ поговорите.
— Охотно, — отвѣтилъ Маркъ. — Пойдемте, куда угодно, — я готовъ идти съ вами.
Фердинандъ и Люсиль молчали; онъ курилъ свою трубку, она снова принялась вязать свой чулокъ; крестьянинъ погрузился въ свое обычное равнодушіе, не понимая ничего въ томъ, что затѣвала нынѣшняя молодежь. Клеръ должна была спасти планъ отъ ручонокъ Жоржетты, которая потянулась за хорошенькой картинкой. Отецъ разсказалъ ей, что въ этомъ домикѣ будетъ много радостей для добрыхъ дѣтей; они получатъ тамъ награды за хорошее поведеніе. Раздалось еще много смѣха и поцѣлуевъ, пока Маркъ наконецъ не удалился въ сопровожденіи Адріена.
Ферма Аметъ, гдѣ жилъ Леонъ Савенъ, находилась на другомъ краю Мальбуа; Марку и Адріену пришлось проходить мимо сквера, недавно открытаго во вновь отстроенномъ кварталѣ. Они остановились около мѣста, выбраннаго архитекторомъ для постройки домика Симона.
— Вы видите, здѣсь соединены всѣ наилучшія условія…
Онъ прервалъ свои объясненія, увидѣвъ толстаго человѣка, который подходилъ, улыбаясь.
— А, дядя Шарль! — привѣтствовалъ его Адріенъ. — Не правда ли, дядя, если намъ удастся построить здѣсь домъ для Симона, о которомъ я тебѣ говорилъ, — ты поставишь всю слесарную работу по своей цѣнѣ?
— Да, конечно, мой другъ, если это доставитъ тебѣ удовольствіе… Я это сдѣлаю и для васъ, господинъ Фроманъ, потому что все еще раскаиваюсь за тѣ непріятности, которыя причинялъ вамъ когда-то.
Шарль женился на Мартѣ Дюпьи, дочери своего бывшаго хозяина, и давно уже сталъ во главѣ предпріятія своего тестя. У него былъ сынъ Марсель, ровесникъ Адріена, который женился на дочери столяра, Лаурѣ Дюломъ; теперь онъ самъ принималъ подряды по столярнымъ работамъ.
— Я иду къ твоему отцу, — сказалъ онъ племяннику: — я сговорился увидѣться тамъ съ Марселемъ, чтобы переговорить о работахъ. Пойдемъ со мной: вѣдь у тебя тоже есть заказъ…. Не откажитесь сопутствовать намъ, господинъ Фроманъ: вамъ будетъ пріятно повидать своихъ бывшихъ учениковъ.
Шарль видимо былъ доволенъ встрѣчей. Маркъ воскликнулъ:
— Конечно, я буду очень радъ. Кстати мы составимъ смѣту.
— О, мы еще не дошли до смѣты! — воскликнулъ Адріенъ. — Да къ тому же мой отецъ не изъ числа увлекающихся… Но все равно, я охотно къ нему зайду.
Огюстъ Долуаръ, благодаря содѣйствію прежняго мэра Дарраса, теперь также занимался подрядами. Послѣ смерти отца онъ взялъ къ себѣ старуху-мать; такъ какъ старая улица Плезиръ была уничтожена, онъ нанялъ себѣ небольшую квартирку въ нижнемъ этажѣ на новомъ бульварѣ; въ домѣ находился обширный дворъ, гдѣ онъ хранилъ матеріалъ для столярныхъ работъ. Квартирка была очень чистенькая; въ ней было много воздуха и свѣта. Когда Маркъ вошелъ въ опрятную столовую, его встрѣтила госпожа Долуаръ, мать Огюста, и Маркъ невольно снова отдался воспоминаніямъ. Ей было теперь шестьдесятъ девять лѣтъ, и она казалась все той же заботливой хозяйкой, консервативной по привычкѣ, не позволявшей ни мужу, ни дѣтямъ вмѣшиваться въ политику. Маркъ вспомнилъ, какъ она, бывало, останавливала своего мужа, высокаго блондина, еще не достаточно развитого и нѣсколько испорченнаго казарменною жизнью, любившаго повторять глупые разсказы о томъ, что Францію продали жиды. Однажды его принесли мертвымъ на носилкахъ: онъ упалъ съ высокихъ лѣсовъ и, какъ говорили, былъ въ тотъ день немного выпившій; но госпожа Долуаръ не признавала этого, потому что она принадлежала къ числу тѣхъ людей, которые всегда заступаются за своихъ близкихъ. Увидѣвъ Марка, она сказала ему:
— А, господинъ Фроманъ! Мы, кажется, съ вами порядкомъ состарились… Моему Августу и Шарлю было восемь и десять лѣтъ, когда мы съ вами увидѣлись въ первый разъ.
— Да, да, я помню. Я приходилъ къ вамъ просить отъ имени своего товарища Симона, чтобы вы позволили своимъ дѣтямъ сказать правду въ его защиту.
Несмотря на то, что это произошло такъ давно, старуха сразу стала серьезною и отвѣтила осторожно:
— Это дѣло насъ не касалось, и я была права, не желая вмѣшиваться, потому что оно многимъ причинило большія непріятности.
Въ эту минуту Шарль окликнулъ своего брата Огюста, который разговаривалъ съ Марселемъ на дворѣ дома: