Нельзя никогда разсчитывать достичь полнаго осуществленія того, къ чему стремишься, и онъ упрекалъ себя за то, что надѣялся на какой-то апоѳозъ торжества. Ходъ человѣческой жизни не допускаетъ рѣзкихъ скачковъ, театральныхъ эффектовъ. Было бы въ высшей степени легкомысленно предполагать, что справедливое рѣшеніе дѣла провозгласится милліонами голосовъ, что невинно осужденный вернется среди пышной процессіи и что весь народъ приметъ участіе въ этомъ торжествѣ. Всегда, и во всѣ времена, всякій прогрессъ, самый незначительный, достигался вѣками борьбы. Всякій шагъ впередъ стоилъ человѣчеству потоковъ крови и слезъ; цѣлые легіоны людей приносили себя въ жертву для счастья будущихъ поколѣній. Среди вѣчной борьбы между добромъ и зломъ нельзя было ждать рѣшительной побѣды, чего-нибудь такого необыкновеннаго, что сразу осуществило бы всѣ идеальныя стремленія, всѣ мечты справедливыхъ и честныхъ людей.
Отдавшись спокойнымъ размышленіямъ, Маркъ пришелъ къ тому заключенію, что за послѣднее время былъ сдѣланъ довольно рѣшительный шагъ впередъ, по тяжелому и мучительному пути прогресса. Среди ежедневныхъ стычекъ, страдая отъ понесенныхъ ранъ, борцы не всегда замѣчаютъ, сколько имъ удалось отвоевать у своихъ враговъ. Иногда людямъ кажется, что они побѣждены, а на самомъ дѣлѣ имъ удалось значительно приблизиться къ цѣли. Въ Розанѣ, вторичное осужденіе Симона можно было счесть за полный разгромъ, а между тѣмъ не подлежало сомнѣнію, что нравственная побѣда его защитниковъ была громадна. Создалась солидарность цѣлой группы свободомыслящихъ людей и честныхъ сердецъ; съ одного конца свѣта до другого была посѣяна будущая жатва истины и справедливости, которая лежала пока въ землѣ, покрытая снѣгомъ, но современемъ должна была пустить здоровые ростки. Съ трудомъ удалось удержать реакціонные устои отъ полнаго разрушенія; ихъ давно источила ржавчина лжи и преступленій. Все зданіе трещало до самаго основанія, и довольно было одного могучаго удара, чтобы все распалось въ прахъ.
Маркъ жалѣлъ объ одномъ, что не могъ извлечь изъ потрясающаго дѣла Симона живой примѣръ добра и справедливости для массы народа и представить ему его среди грозныхъ вспышекъ молніи. Трудно ожидать встрѣтить другой столь яркій, исключительный примѣръ соединенія всевозможныхъ злобныхъ вліяній, направленныхъ къ уничтоженію одного человѣка, невинность котораго являлась опасной угрозой для цѣлой шайки эксплуататоровъ, захватившихъ власть въ свои руки. Въ этой шайкѣ были и клерикалы, и солдаты, и чиновники, и высшіе представители власти, которые всѣми силами стремились сохранить свое вліяніе на толпу суевѣрнаго народа и продолжать свою пагубную дѣятельность, пока судьба не столкнетъ ихъ въ цѣлый океанъ грязи, въ которомъ они должны задохнуться. Благодаря дѣлу Симона, страна раздѣлилась на два лагеря: съ одной стороны находилось старое общество, имѣвшее власть въ своихъ рукахъ, но совершенно сгнившее отъ язвъ лжи и преступности; съ другой — молодое общество будущаго, уже освобожденное отъ лицемѣрныхъ суевѣрій, стремившееся къ высшей правдѣ и справедливости. Еслибы невинность Симона была признана, то реакціонное большинство было бы убито однимъ взмахомъ, и будущее сразу же открыло бы свои врата въ сторону свѣта, истины и мира. Весь народъ былъ. бы подхваченъ одною общею волною безграничнаго восторга. Дѣло Симона въ нѣсколько часовъ сдѣлало бы больше для эмансипаціи народа, чѣмъ сто лѣтъ самой горячей политической борьбы. Сознаніе того, что побѣда не удалась, что великолѣпное твореніе разбилось въ рукахъ борцовъ, должно было наполнить ихъ сердца жгучимъ и неизгладимымъ отчаяніемъ.
Но жизнь шла своимъ порядкомъ, — надо было снова бороться, бороться безъ конца, идти впередъ шагъ за шагомъ. Среди сѣренькой и неинтересной будничной дѣйствительности надо было отдавать свою кровь капля за каплей, не ожидая даже когда-нибудь присутствовать при конечной побѣдѣ. Маркъ готовъ былъ на цѣлый рядъ новыхъ жертвъ, не надѣясь добиться того, чтобы невинность Симона была признана законнымъ порядкомъ и торжественно объявлена во всеуслышаніе всему народу. Онъ сознавалъ, что теперь не время поднять это дѣло и добиваться новаго пересмотра: страсти до того разыгрались, что можно было ожидать новыхъ гнусныхъ интригъ, которыя снова собьютъ съ толку правосудіе, съ цѣлью погубить презрѣннаго жида. Надо было ожидать, пока нѣсколько наиболѣе вліятельныхъ лицъ изъ участниковъ этой драмы сойдутъ со сцены, пока произойдетъ измѣненіе въ составѣ партій и создадутся новыя политическія вѣянія; только тогда правительство могло бы взяться за это дѣло и вырвать эту позорную страницу изъ лѣтописи народной жизни. Давидъ и Симонъ сами были убѣждены въ несвоевременности всякой новой попытки и рѣшили терпѣливо ждать рѣшительной минуты, скрытые въ своемъ убѣжищѣ въ дикихъ ущельяхъ Пиренеевъ. Пока продолжалось это принудительное выжиданіе, Маркъ рѣшилъ отдаться снова всецѣло своей миссіи, на которую возлагалъ такія благія надежды; просвѣщая малыхъ сихъ, поучая ихъ дѣйствительному, реальному знанію, онъ подготовлялъ будущія поколѣнія къ пониманію истины и справедливости. То хорошее, что ему приходилось наблюдать, создалось благодаря толковому преподаванію; а дѣти и дѣти дѣтей его бывшихъ учениковъ сумѣютъ еще лучше разобраться въ жизни, освободившись отъ суевѣрія и лжи, и имъ удастся, быть можетъ, возстановить честь невиннаго страдальца. На Марка нашло большое душевное спокойствіе; онъ надѣялся на эти грядущія поколѣнія, обновленныя, возрожденныя, которыя сумѣютъ создать и обновленную Францію, великодушную заступницу за всякое попранное право.
Истина! Истина! Никогда еще Маркъ не любилъ ее такъ страстно. Прежде она была нужна ему, какъ воздухъ, которымъ дышатъ; онъ не могъ существовать безъ нея и впадалъ въ тревожное отчаяніе, если она отъ него ускользала. Теперь, послѣ той ожесточенной борьбы, которую ему пришлось выдержать ради нея, тѣхъ усилій, которыя онъ употреблялъ, чтобы извлечь ее изъ той бездны лжи, въ которую ее повергли, онъ еще сильнѣе вѣрилъ въ нее и чувствовалъ, что это такая могучая сила, уничтожить которую невозможно; скорѣе же взорветъ на воздухъ весь міръ, чѣмъ останется въ тѣхъ мрачныхъ нѣдрахъ, въ какія ее хотѣли забить. Истина двигалась къ свѣту, не зная отдыха, и Маркъ лишь пожималъ плечами, видя, что находились люди, которые вѣрили, что имъ удалосъ растоптать ее ногами и обратить въ ничто. Нѣтъ, придетъ минута, когда истина воспрянетъ во всемъ своемъ великолѣпіи, спокойная, величественная. И сознаніе, что эта вѣчно живая истина сопричастна со всякимъ его дѣяніемъ, что онъ — носитель этой будущей побѣдительницы, давало ему силы бодро приняться за работу и весело ждать желаннаго свѣтлаго будущаго.
Пережитыя страданія и волненія по поводу дѣла Симона укрѣпили убѣжденія Марка и расширили его кругозоръ. Онъ убѣдился, какъ пошла и коварна эта жалкая буржуазія, дрожавшая за свои права, какъ она лжива, деспотична и слаба, потому что, отрицая всякую справедливость, готова была на всякое преступленіе. Маркъ предвидѣлъ ея близкую гибель, если ей не удастся заразить всю націю своимъ неисцѣлимымъ недугомъ. Отнынѣ все спасеніе возможно было ждать лишь отъ народа, въ которомъ таились неисчерпаемые источники работоспособной энергіи. Онъ чувствовалъ, какъ изъ нѣдръ этого народа подымались молодые, здоровые соки, которые обновятъ соціальную жизнь и создадутъ новое могущество для своего отечества. Эти надежды придавали еще большее значеніе избранной имъ миссіи, повидимому столь скромной, простого сельскаго учителя, но которой предстояла высокая задача умственной подготовки грядущихъ поколѣній. Не было другого болѣе высокаго призванія, какъ замѣнять научными истинами темныя суевѣрія и подготовлять человѣчество къ мирному и солидарному преуспѣянію. Будущая, молодая Франція пускала ростки по всей странѣ, въ самыхъ глухихъ деревенькахъ, и тамъ-то надо было работать и подготовлять почву.
Маркъ сейчасъ же принялся за дѣло. Надо было прежде всего исправить то зло, которое сдѣлалъ Жофръ, предоставивъ весь приходъ во власть кюрэ Коньяса. Сколько радости испытали Маркъ и Женевьева, очутившись, послѣ примиренія, въ своемъ прежнемъ гнѣздышкѣ. Ничто тамъ не измѣнилось за эти шестнадцать лѣтъ; школа попрежнему была также мала, и только садикъ вокругъ нея немного разросся. Стѣны были заново выбѣлены, и Женевьева лично присмотрѣла за тѣмъ, чтобы все помѣщеніе хорошенько вымыли. Она поминутно призывала Марка и напоминала ему различные случаи изъ ихъ былой жизни въ этомъ домикѣ.
— Смотри-ка, — звала она Марка, — вотъ въ классѣ виситъ еще таблица съ полезными и вредными насѣкомыми, которую ты повѣсилъ… А вотъ вѣшалка для дѣтскихъ шляпъ, — я сама ее прибила… А, погляди-ка, въ шкафу лежатъ еще кубики, которые ты самъ смастерилъ!
Маркъ прибѣгалъ и радовался вмѣстѣ съ нею. Иногда онъ тоже звалъ ее, указывая на воспоминаніе прошлаго:
— Становись-ка на скамейку, — видишь, вонъ тамъ на стѣнѣ вырѣзаны перочиннымъ ножикомъ цифры: это день рожденія Луизы… А вонъ смотри на эту щель въ потолкѣ,- помнишь, мы говорили, бывало, что звѣзды смотрятъ въ нее и любуются нами?
Потомъ, пробѣгая по саду, они радовались деревьямъ и кустамъ, какъ старымъ знакомымъ.
— Вотъ старое фиговое дерево; оно совсѣмъ такое, какимъ мы его оставили… Около гряды крыжовника у насъ была посажена земляника; надо будетъ ее опять развести… Водокачка поставлена новая, — это хорошо. Надо бы протянуть рукавъ для поливки. Смотри-ка, смотри, наша скамейка подъ дикимъ виноградомъ! Сядемъ на нее и поцѣлуемся. Пусть нашъ поцѣлуй напомнитъ намъ поцѣлуи нашей молодости.
Они оба были тронуты до слезъ и долго сидѣли, прижавшись другъ къ дружкѣ. Обстановка, напоминавшая имъ счастливое прошлое, наполняла ихъ сердца восторгомъ и вселяла энергію. Каждая вещь точно предсказывала имъ близкую побѣду.
Но съ первыхъ же дней имъ предстояла разлука: Луиза должна была уѣхать въ учительскую семинарію въ Фонтене; она выдержала экзаменъ и теперь радовалась, что пойдетъ по стопамъ своего отца, сдѣлается простой сельской учительницей. Маркъ и Женевьева остались одни съ маленькимъ Климентомъ; они еще тѣснѣе прижались другъ къ другу, чтобы не замѣчать той пустоты, которая образовалась послѣ отъѣзда Луизы. Климентъ, впрочемъ, требовалъ къ себѣ вниманія; онъ уже становился очень разумнымъ маленькимъ человѣчкомъ, и родители съ радостью слѣдили за его развитіемъ. Марку удалось уговорить Женевьеву взять на себя преподаваніе въ школѣ для дѣвочекъ; онъ просилъ Сальвана похлопотать, чтобы Де-Баразеръ утвердилъ ее въ этой должности. Женевьева послѣ выхода изъ монастырской школы получила дипломъ на званіе учительницы, и если прежде она не взяла на себя этой должности, то лишь потому, что мѣсто было занято мадемуазель Мазелинъ. Но въ настоящее время обѣ школы освободились, благодаря повышенію, которое было дано Жофру и его женѣ; было предпочтительнѣе передать обѣ школы одной семьѣ, мальчиковъ — мужу, а дѣвочекъ — женѣ, и начальство обыкновенно не отказывало въ этомъ. Маркъ тоже находилъ удобнымъ, чтобы обѣ школы велись въ одномъ направленіи; его жена была для него преданной помощницей, которая могла поддержать его планъ относительно преподаванія и дѣйствовать съ нимъ заодно. Кромѣ того, занятія въ школѣ являлись для Женевьевы хорошимъ средствомъ для отвлеченія отъ прежняго мистицизма; ей придется постоянно напрягать свой умъ, просвѣщая и поучая будущихъ женъ и матерей и воспитывая ихъ въ томъ же направленіи, въ какомъ Маркъ воспитывалъ мужское поколѣніе. Маркъ надѣялся, что общность занятій еще тѣснѣе сблизитъ ихъ; они сольются въ одномъ стремленіи, въ одной общей вѣрѣ создать изъ своихъ учениковъ будущихъ счастливыхъ и разумныхъ гражданъ. Когда они получили извѣстіе, что Женевьева утверждена учительницей, ихъ радость была безгранична, и они почувствовали, что отнынѣ соединятся новыми, неразрывными узами.