– Они и не должны понимать! – возразил молодой голос из толпы.
Виконт Оливер. Как свойственно юности, все принимает на свой счет и считает себя умнее всех собравшихся в клубе сразу. Без протекции своего влиятельного дядюшки, не последнего члена Парламента, он не стал бы членом клуба – и лорд Дарроу не единожды высказывал досаду относительно присутствия этого человека. Но сейчас он, казалось, впервые готов согласиться с ним – просто из принципа.
– О нет, должны! – вцепившись в кафедру побелевшими пальцами, воскликнул мистер Мирт. – В том и был смысл! Да если бы мне нужен был человек, умеющий держать колесо да вертеть шестеренки – нужен ли был мне этот публичный смотр? Нет! Я бы взял первого попавшегося кебмена, который довез бы меня до дому без лишней тряски. Мне был нужен партнер. Союзник. Я искал его – искал понимание в глазах всех этих мужчин. И только в глазах Амелии я увидел его. Еще до того, как узнал, чья она дочь. Но, когда узнал всю правду, я не сомневался ни единой минуты. Амелия Эконит – тот символ, который пройдет вместе с паровой машиной весь свой будущий торжествующий путь: от первой короткой дороги до дворца Цикламенов до сети железных дорог, обвивающей Бриттские острова!
Он замолчал, и в наступившей тишине отчетливо стало слышно, как мистер Томпсон подкручивает колесико на своей паровой трубке.
– Вы плохой игрок, мистер Мирт, – наконец тяжело произнес лорд Дарроу. – Вы сделали не ту ставку.
Мистер Габриэль Мирт ворвался в дом, хлопнув дверью.
Стоящий у дверей Поуп зашевелился, перевалился на передние лапы, раскинув широкие крылья, и сочувственно спросил:
– Злой?
– Еще как, – ответил мистер Мирт, на ходу стягивая перчатки.
Цилиндр и шейный платок полетели на стол в прихожей следом за ними. Сверху упал сюртук. Мистер Мирт сбросил ботинки и босиком прошел по деревянному полу в свой кабинет.
Только упав в глубокое кресло, он позволил себе выдохнуть.
Поуп, закономерно рассудив, что с брошенными в коридоре вещами ничего не случится за несколько часов, направился следом. Его тяжелые каменные шаги гулко отражались от высоких стен старинного особняка.
– Чаю, пожалуйста! – пробормотал мистер Мирт, глядя в стену перед собой. – С молоком и сахаром.
Поуп кивнул и ушел за дверь.
Мистер Мирт прикрыл глаза и вновь открыл их только тогда, когда услышал шаги возвращающегося каменного великана.
У него был Поуп, и этого было достаточно, чтобы злость покинула сердце, так и не вырвавшись на свободу. Любовь и преданность древнего существа значили для Габриэля Мирта гораздо больше осуждения узколобых и близоруких господ. Понимание Поупа дарило ему ясность в том, что путь он выбрал правильный и должен следовать ему, не оглядываясь ни на что.
– Чай, – пророкотал Поуп и опустил поднос на низкий длинный стол.
Мистер Мирт давно перестал дивиться ловкости и аккуратности каменного великана – древние создания фаэ таили в себе множество тайн и загадок. Он привычным жестом схватил с подноса чашку и обхватил длинными пальцами тонкий фарфор.
Поуп умел заваривать идеальный по меркам мистера Мирта чай – сначала он разводил с двумя ложками сахара молоко и наливал в него тонкой струйкой золотистый ханьский чай, пахнущий горной свежестью и костром. Вкус чая раскрывался в молоке и согревал уставшее от споров и криков горло. Мистер Мирт сделал глоток и закрыл глаза.
– Злые, – сказал Поуп.
Он не двинулся с места не потому, что не мог: мистер Мирт давно освободил его от необходимости в его присутствии полностью коченеть. Ему было приятно, что в огромном пустом доме есть еще одно живое существо кроме него – насколько каменных великанов можно было считать живыми.
Для мистера Мирта ближе друга не было, это он считал однозначно. И делился с Поупом всеми радостями и горестями, которые переживал.
Этот день не стал исключением.
– Они осудили мой выбор, – сказал мистер Мирт, отвечая на незаданный вопрос горгульи. – Амелия. Им не понравилось, что моей паровой машиной будет управлять женщина. Ты только вслушайся, Поуп. Им – кучке надменных, напыщенных хлыщей – не нравится, как я распоряжаюсь своим же изобретением! Я бы понял еще, если бы возражение поступало от мистера Черча. Но он был так любезен с мисс Эконит, а на собрание даже не явился. И зачем только я продолжаю их посещать? Я потерял целый день работы над машиной…
– Зря, – прогудел Поуп.
Мистер Мирт вздохнул.
– Твоя поддержка меня обнадеживает. Что ж, накажу сам себя: пусть завтра и грядет непогода, но я лично проеду по всему маршруту и посмотрю, в каком состоянии рельсы. Все должно быть идеально: машина, дорога, представление… О, какое это будет представление. Жаль, что зрители будут видеть только отбытие и прибытие поезда. Но членам Парламента должно понравиться все.
Поуп молчал.
Мистер Мирт вздохнул еще раз и уже увереннее продолжил:
– Что для меня осуждение таких, как лорд Дарроу? Мне надо добиться благосклонности мистера Уолша и других членов Парламента. И я это сделаю.
Он отставил чашку на поднос и вскочил на ноги.
– Нет времени, Поуп, нет времени! – воскликнул он. – Надо работать!
…три судна с флагами Бриттских островов на горизонте.
Мы все знаем, чего они хотят. Они не смогли повергнуть Хань на колени – они желают поквитаться. Костью в горле стоит у них уже одно то, что наш Император пошел против воли нового Парламента и дал политическое убежище наследному принцу.
Мы не можем предположить, что им надо на самом деле. Послов встретим, как положено встречать посольство. Но об одном прошу вас – не провоцируйте, не появляйтесь в порту. Одному Золотому Дракону известно, что может произойти.
Они знают, что вы здесь. Но это не повод подставлять под удар себя и все наше дело…
Глава 8Неотвратимое
Юй Цзиянь предпочитал тихий, затворнический образ жизни.
В своем доме на Ризен-стрит он занимался ботаникой, читал книги и время от времени прогуливался по парку. Иногда – попадал в переплет. Иногда – пил бренди с единственным близким другом Джоном Ортан-сом.
В его жизни были часы безмятежности – встреча рассветов на берегу Тамессы, вкусные сконы [6] из пекарни на углу или наблюдения за цветами и птицами. Были и часы ужаса и страха – когда он в очередной раз попадал под горячую руку националистов, лишенный любой защиты, кроме собственных бесполезных ку-лаков.
Но никогда еще его сердце не замирало так тоскливо от предчувствия чего-то необратимого, как в это солнечное утро – когда он вышел из дома, обернулся и встретился глазами со своим соседом, джентльменом в безупречно скроенной одежде песочного цвета, с тростью в руках и пронзительным синим взглядом.
– Вы…
– Лейтенант, вы готовы? – он ожидал, что за ним пошлют слугу, но генерал Люй решил проведать его собственной персоной.
Генерал Люй любил удивлять.
– Готов, генерал Люй, – он последний раз бросил взгляд в зеркало.
Черные волосы коротко подстрижены.
Белая кожа без единого изъяна.
Лейтенантский мундир сидит идеально.
Он привык к традиционной одежде, но торжественность момента требовала быть при полном параде.
– Лейтенант Юй, вам оказана великая честь, – тихо сказал генерал Люй. – Но будьте уверены: не будь я убежден, что эта ноша вам по плечу, я никогда бы не назначил вас на нее.
– Благодарю вас, генерал, за заботу о моей судьбе и веру в меня, – ответил Юй Цзиянь, коротко поклонившись.
Генерал Люй первым вышел за дверь и остановился, пропуская Цзияня вперед.
– Идите. Вы настоящая гордость нашего штаба, лейтенант.
– Надеюсь, что ему это придется по нраву, – чуть усмехнувшись, ответил Цзиянь. – Не каждый день принимаешь с почестями политического беженца.
– И преступника, – ответил понимающей усмешкой генерал Люй. – Что творится на Бриттских островах – страшно представить. Донесения жуткие: одно другого краше. Слава Золотому Дракону, что мы сейчас не там.
– И вряд ли окажемся однажды, – кивнул Юй Цзиянь. – Что ж, наше место здесь.
Он расправил плечи и направился к выходу из штаба. Корабль приближался.
Принца он узнал сразу, несмотря на то что раньше видел только на парографической карточке королевской семьи – по идеальной осанке и прямому, яростному взгляду. Воинственный огонь превращал его синие глаза в предгрозовое небо. Невозможно было не восхищаться стойкостью юного принца – говорили, что за все время пути от Бриттских островов до Хань он не проронил ни слезинки. Хотя до сих пор оставалось неизвестным, выжил ли хоть кто-нибудь из его семьи.
– Его королевское величество, наследник Короны Бриттских островов, Голос Короля и друг фаэ, Джеймс Чарльз Блюбелл! – торжественное представление звучало в некоторой степени издевательски.
Но господин Шо просто выполнял свою работу.
Как и все здесь.
Не будь тайного соглашения между Бриттскими островами и Хань, юный Джеймс наверняка погиб бы. Некому было бы спасти его из дворца и тайно вывезти в лодке в открытое море, там, где дожидался корабль союзников.
В глазах всего мира Хань была несломленной жертвой агрессии бриттов. Теперь пусть бритты узнают, какого мощного союзника успели приобрести Блюбеллы – и таковой останется с ними до того, как прольется кровь последнего из рода.
Что-то подсказывало Юй Цзияню, что нрав Джеймса Блюбелла сдержать будет непросто, и этот день может настать раньше, чем надеется кто-то из них.
Юный принц был одет в простой черный сюртук без единой регалии – только вышивка по подолу, черным по черному, выдавала происхождение одежды. Королевский мирт и голубой колокольчик, вечные символы торжества королевского рода Блюбеллов – все, что осталось от великолепной пышности процветания их дома.