ни разу не высказывали желания навестить родину. Мистер Мирт приобрел особняк в городе и превратил его в обиталище сумасшедшего ученого. Да еще и, судя по оговоркам Амелии, приволок туда королевскую горгулью – и откуда только достал, не иначе как наследие принца Андерса – и дурит голову случайным посетителем, выдавая за предмет интерьера.
По словам Амелии, мистер Мирт и Поуп – так звали горгулью – находили это весьма забавным.
Словом, мистер Леннорман был совершенно уверен, что мистер Мирт был едва ли не единственным человеком в Лунденбурхе, кто, пострадав от Призыва Просвещения, едва не возглавил его. Кто способен обелить очерненное имя Гилдероя Эконита и заставить его дочь в прямом смысле направить Бриттские острова к новому будущему. Это одновременно воодушевляло и тревожило.
Репутация мистера Мирта ничем не была запятнана. Кажется, даже о его близости к королевской семье многие не знали, а кто знал, просто воспринимал как должное. Быть может, потому, что мистер Мирт скорбел тихо и скорбь свою направлял в дела. Может быть, потому, что обладал фантастическим талантом заводить друзей и при этом начисто игнорировать само существование недоброжелателей. Так или иначе, Парламент поддержал его начинание, а Амелия горела желанием восстановить справедливость для отца.
Это было похоже на идеальный союз.
Мистер Леннорман позволил себе на мгновение отвлечься и помечтать о том, что Амелия выйдет замуж, начнет носить красивые чепцы и… Водить паровую машину до Эденесбурха и обратно, не иначе. Мистер Леннорман вздохнул – эта девушка совершенно не была готова принять уготованную ей долю.
И, так как у нее уже была мать, поставившая себе целью свести с ума единственную дочь бесконечными требованиями, придирками и скандалами, мистер Леннорман, как любящий дядюшка, просто не мог позволить себе проявить свою заботу как-то иначе, кроме всеобъемлющей поддержки.
– Дорогая, не будет ли чрезмерно наглой просьбой представить старика мистеру Мирту?
– С удовольствием, дядюшка. И вовсе ты не старик! – засмеялась Амелия. – Если тебе не будет сложно сопровождать меня к павильонам, это можно будет устроить прямо завтра. Я буду тренироваться в кабине: мне надо вслепую называть кнопки, рычаги и винты – мистер Мирт хочет убедиться, что я все запоминаю правильно. Это будет очень увлекательно! Уверяю, тебе понравится.
– Не могу отказаться от столь щедрого предложения, дорогая. Заеду за тобой утром.
Мисс Амелия вместе с дядюшкой спустилась к реке. Здесь запаха Тамессы почти не было слышно, а солнце играло на ярких голубых водах. Вдали вздымался двухярусный мост, под которым неторопливо тащилась баржа с деревом.
Пока мистер Леннорман закуривал трубку, мисс Амелия оперлась на перила, завороженная неторопливым движением громадного корабля.
– Прекрасное зрелище, мисс, не так ли? – спросил высокий джентльмен, вставая рядом с ней. – Медленное, неотвратимое движение. Похоже на тяжелую поступь судьбы.
Мисс Амелия обернулась и замерла, встретившись взглядом с пронзительно-синими глазами. Незнакомец был красив – словно сошел с гравюры, изображающей явление фаэ из Холмов. Черные волосы выбивались из-под цилиндра и были небрежно стянуты в хвост толстым шнурком из ханьского шелка. Песочного цвета костюм подчеркивал крепкую фигуру – быть может, этот человек занимался спортом или борьбой. Тяжелая трость в его руке выглядела оружием, а не подспорьем для ходьбы.
От него еле ощутимо пахло мылом и сандалом.
Мисс Амелия слишком часто встречала на званых ужинах располневших лордов и их изнеженных сыновей, которых матушка постоянно прочила ей в мужья, что красота незнакомца ее поразила.
Осознав, что нарушает все приличия, столь беззастенчиво изучая взглядом постороннего человека, она вспыхнула и отвернулась, вернувшись к успокаивающему зрелищу – плывущей по реке барже. Из-под тяжелого днища расходились веером широкие волны с белыми барашками, блестящими на солнце. Баржа издала тихий, низкий гул, словно приветствуя наблюдателей, и незнакомец приподнял цилиндр в приветственном жесте.
– Мы живем в удивительное время, – доверительно сообщил незнакомец. – Эта баржа сделана из железа, но при этом везет дерево. Удивительный союз, который еще недавно был невозможен. Страх фаэ перед железом передался людям и был силен многие сотни лет. Но вот железо плотно вошло в обиход, и теперь все, все вокруг приобретает железные очертания. А фаэ передали нам сокровенные тайны механизмов, но сами всю жизнь работали только с деревом…
– Фаэ давно покинули нас, – тихо ответила мисс Амелия. – Как и их потомки. Все, что можем мы, – стараться делать свою жизнь проще. Не зависеть ни от кого.
– Независимость – самая иллюзорная мечта, которая только может растравить душу человека. Мы все связаны невидимыми путами друг с другом, с обществом… Нас держит долг и честь.
– Долг и честь как раз и делают нас свободными. Свободными в выборе в первую очередь.
– Странно слышать столь смелые речи от женщины, – по губам незнакомца скользнула улыбка.
Мисс Амелия не удержалась и улыбнулась в ответ.
– Странно слышать, как женщина спорит с мужчиной? Погодите, пройдет совсем мало времени, и каждая женщина Бриттских островов освободит свой голос.
– Да вы революционерка? – усмехнулся он.
– Я суфражистка, – гордо ответила мисс Амелия. – И мой путь хоть и сложен, но важен и единственно правилен.
– Приятно видеть упорство, сравнимое с моим собственным, – в его синих глазах плясали веселые огоньки. – Прошу прощения, юная леди, мне пора идти. Был счастлив встрече с вами.
Прежде чем мисс Амелия спохватилась, он уже подхватил ее руку в кружевной перчатке в свою и бережно поднес к губам, не целуя – лишь намечая поцелуй.
Она смущенно отдернула руку. Незнакомец улыбнулся на прощание, кивнул подходящему мистеру Леннорману и небрежной походкой направился к стоящему неподалеку кебу.
– Кто это был? – спросил мистер Леннорман, плохо скрывая беспокойство за расслабленным тоном.
– Не знаю, он не представился. Просто… Поговорили о том, в какое удивительное время живем. Совсем коротко – он поспешил избавиться от меня, стоило заговорить о правах женщин.
Мистер Леннорман изобразил сокрушенный вздох.
– Таким образом, еще один мужчина, которого ты отпугнула, даже не представившись. О, Амелия, твоя мать будет безутешна.
Мисс Амелия шагнула назад и сделала книксен.
– Такие уж мы, девушки нового времени. Меняется мир – меняемся и мы.
– Остается надеяться, что этот джентльмен не появится в ближайшее время на семейном обеде у твоей матушки, – рассмеялся мистер Леннорман. – Как бы то ни было… О дева, отрицающая любые узы, соблаговоли взять старика под руку – для увядающей старости ты украшение!
– Дядюшка, только не поэзия, умоляю! – мисс Амелия засмеялась в ответ, обхватывая его руку и прижимаясь щекой к твидовому рукаву. – Прогуляемся?
…мой дорогой, что-то меняется вокруг. В мире. Я чувствую это, хоть я, в отличие от вас с Андерсом, никогда не была связана кровью с малым народцем. Но даже меня тревожит дух перемен.
Я знаю, ты до последнего намерен отрекаться от очевидного, но уже скоро и ты не найдешь в себе силы этому противостоять. Ты снова вступишь со мной в спор. Не надо. Я знаю. Знаю все, что ты скажешь. Но в ответ спрошу – разве Поуп не слушается тебя? Разве он не говорит с тобой так же легко и свободно, как с Андерсом? Сколько я ни пыталась, я не смогла заставить его ни заговорить, ни пошевелиться – мой голос для него что ветер в лесу. Может, он слышит меня, но и только. Я могла говорить с ним, только когда Андерс пробуждал его – или ты. Вот и сейчас ты пробуждаешь его одним своим присутствием. Это ли не доказательство твоего права крови?
Габриэль, ты вправе жить своей обычной жизнью. Никто у тебя не в силах это отнять. Хотя… Когда я читаю лунденбурхские газеты, я не могу не улыбаться, думая – вот что для тебя «обычное». Жду с нетерпением, когда твое изобретение увидит свет.
Но пишу я тебе не ради этого. Пишу предупредить: мои осведомители в Хань говорят, что Джеймс Блюбелл покинул страну на корабле, уходящем в Лунденбурх. Ума не приложу, зачем Джеймс покинул убежище – но если это и в самом деле произошло, ожидать можно чего угодно. Мой человек в дипломатическом корпусе утверждает, что Джеймс больше всего похож на дикого раненого зверя. Он взбешен, он бредит планами мести.
Если встретишься с ним – беги. Это уже не тот человек, которого мы знали и любили.
Мы все уже совсем не те люди…
Глава 10Право на смерть
Джон Ортанс услышал, как хлопнула дверь мастерской, и поспешил выключить паяльник – не хватало еще случайно задеть край детали из тончайшего листа металла. Пока Шершень не выполнил свою часть уговора – а сам Ортанс не придумал, где добыть денег, чтобы с ним расплатиться, – он пытался создать замену биомеханике Цзияня из подручных средств.
Но раз за разом терпел поражение, убеждаясь снова и снова – ханьские технологии ушли далеко вперед.
Месяц. Всего месяц – который Юй Цзиянь будет страдать, а механические протезы рвать его кожу, вынуждая тело кровоточить.
Сама идея биомеханического сращивания живого человека и металла была не нова и пришла к людям от фаэ. Точнее, от великого целителя фаэ Диана Кехта, который прирастил серебряную руку одному из королей фаэ.
Ортанс не был великим целителем. Он даже ни разу не пробовал проводить такую операцию – в отличие от других механиков. Результаты чужих трудов он бережно собирал в отдельную папочку, и неудачных опытов было гораздо больше, чем удач.
И даже в просвещенном Лунденбурхе на таких, как Цзиянь, косились с отвращением – биомеханические люди вызывали ощущение чего-то странного, чужеродного. Хотя Ортанс предполагал, что виной тому все же ханьское происхождение, а не биомеханика.