Киоко улыбнулась:
– И всё же только ты одна напоминаешь мне о том, что ситуация требует действий, даже когда вокруг обманчиво спокойно. Так что порой, наверное, и неплохо получать такие несправедливые замечания.
– И всё же я постараюсь быть к тебе помягче, – пообещала Норико.
– Не надо. Со мной и так все помягче. Оставайся собой со своими едкими замечаниями. Я уж как-нибудь их переживу, – усмехнулась Киоко.
– Ну если не переживёшь – не переживай, я и тебя вытащу с того света.
Шаг – и вот он на земле. Не на твёрдой палубе – на настоящей земле. Хотэку наклонился и коснулся почвы. Но стоило ему это сделать – тело тут же повело в сторону, и он едва сумел удержать равновесие.
Выпрямившись, Хотэку постарался сосредоточиться, но вдруг понял, что земля шатается так, словно они не на материк сошли, а перебрались с одного корабля на другой. Хотя на ооми ему точно было легче, чем здесь. Его снова слегка замутило, но, глянув на остальных, Хотэку понял, что такое происходит только с ним. Видимо, морская болезнь вдруг стала земляной болезнью… Он не стал никому говорить. Собрал всю волю и нетвёрдым шагом отправился за остальными, которых Норико уже повела вперёд.
Ноги не слушались, словно он перебрал саке. И вот уже полстражи Норико вела их по портовому городку, а Хотэку до сих пор не мог ни на чём сосредоточить взгляд – снова начинало мутить. А ведь он уже успел забыть об этой части путешествия… Кто же знал, что она вернётся к нему на земле.
Иоши быстро заметил, что Хотэку нехорошо, и, ничего не спрашивая, подошёл и взял под локоть, аккуратно придерживал его и помогал не упасть, когда резко бросало в сторону.
Норико резко остановилась и обернулась:
– Да лети уже, – взмолилась она. – Это земля кицунэ, тут всем плевать, что ты ёкай.
– Она права, – согласился Иоши и помог Хотэку сесть на землю, устраиваясь напротив.
– Если я полечу… – Хотэку пытался дышать, слова давались с трудом. Он откинулся назад, опираясь руками о землю, и вперил взгляд в небо, потому что оно давало чувство хоть какого-то покоя. Небо не шаталось. – Если полечу – замёрзну.
– Милостивая Каннон, и это причина? Глупый птиц, чего раньше не сказал? – Норико подошла и двумя быстрыми движениями располосовала плащ. Затем ещё раз послышался звук рвущейся ткани. – Готово. Только чтобы высвободить крылья, тебе придётся сначала всё же развязать кимоно.
Спина, надёжно укрытая перьями, не почувствовала никаких перемен. Действительно, почему он раньше не подумал… Киоко-хэика уже давно ходила в рваном кимоно, решив эту задачу ещё на корабле. Как-то глупо получилось… А ведь он не казался себе глупым. Но в последнее время все мысли путались и возвращались к ней, соображать получалось не очень… Да всё делать получалось не очень.
А она так ни разу и не воспользовалась лентой. И не заговорила с ним. А он не нашёл в себе сил подойти к ней даже с вопросом о тэнгу. Но рано или поздно придётся поговорить. И наверное, лучшее, что он может сделать сейчас, – это притвориться, что всё по-прежнему. Хотя почему притвориться? В сущности, ведь ничего и не изменилось.
Размышляя, Хотэку успел снять плащ, развязать юкату, высвободить крылья – не без помощи Иоши – и снова одеться. С некоторых пор он скучал по обычным кимоно, которые носили в Иноси, они были не в пример теплее этих пеньковых упрощённых одежд с запада. Хотя с обувью дела обстояли ещё хуже. Кайто-сан дал им какие-то куски не очень свежей ткани неизвестного происхождения, которыми они обматывали ноги, пока были на ооми, но идти в гэта и этих обмотках по грязи было сомнительным удовольствием. Оставалось надеяться, что они отыщут у лисов что-то более пригодное для здешней холодной погоды, хотя пока она казалась ему вообще мало пригодной для жизни.
Он оттолкнулся от земли. Взмах. Второй. Третий. О да, так гораздо легче. Даже несмотря на холодный ветер, задувающий в лицо и под плащ. Ничего, терпимо. Главное, чтобы больше не мутило.
– Полегчало? – крикнула с земли Норико.
– Не то слово! Слушайте, – он бросил взгляд вдаль и вдруг понял, что город – привычные порты, почти такие же, как в Шинджу, и несколько построек из дерева, отдалённо напоминающих минка в Иноси, – заканчивается. Дальше – сплошь деревья, укрытые белым… чем-то белым. – Там сплошь лес.
– Ну да, – крикнула Норико. – А лисы, по-твоему, где живут? Шику – это лес.
– Как Ши?
– Не совсем, увидите. Идём, осталось не так уж далеко.
Портовый городок – хотя сложно было назвать это городом, скорее небольшое поселение работников и моряков, – был грязным и суетливым. Под ногами всюду хлюпала слякоть, как после дождя. Дороги размыты, а там, где должна зеленеть трава, рыжели высохшие пятачки земли. Так бывало и в Иноси. Киоко хорошо помнила время смерти, потому что не особенно его любила. Всё умирало, чтобы потом дать ростки новой жизни. Акихиро-сэнсэй говорил, что такова природа сущего, но Киоко была бы рада, если бы природа сущего не требовала умирания, если бы можно было круглый год наслаждаться теплом и временем жизни.
Хотя сейчас, побывав в Западной области, где на время смерти пришлась удушающая жара (и она, вероятно, приходится на любое время года в тех краях), Киоко уже не была уверена, что такое постоянство может быть благом. Возможно, есть всё же смысл и в умирании, в обновлении земли и подготовке к новому году, что очертит круг бытия.
Но первое впечатление о Шику не задалось. Никакой красоты, которую она надеялась увидеть. Никакого изящества в этом портовом селении.
А потом перед ними открылся лес, на опушке которого высились хвойные деревья, потому и сейчас, во время смерти, он казался зелёным, пах свежестью и манил жизнью, скрывающейся внутри. После месяцев в западных пустынях и долгих недель мерного покачивания в море сосны, служившие границей владений кицунэ, казались входом в обитель высшего блага, посмертного покоя, на который все надеются при жизни. Здесь ли живёт богиня? По всей вероятности. Где же ещё жить Инари, как не в самом сердце её дома, отданного детям?
Но самым странным, самым невообразимым было другое. То, чего Киоко не видела никогда. То, что она не смогла бы описать в стихах для Аими-сан, потому что не было в её знаниях нужных слов. Высоко над ними, откуда сосновые лапы бросали свою тень на желающих войти, вся зелень была присыпана белой пудрой.
– Киоко-хэика, – Хотэку опустился перед ней и торопливо поклонился. – Вы наверняка захотите полюбоваться на лес сверху. Это невероятно.
Киоко глянула себе за спину – рвать плащ не хотелось. Это у Хотэку спина всегда перьями прикрыта, а ей наверняка будет холодно. Но лететь без плаща…
Тут же послышался треск порванных нитей.
– Ты слишком нерешительная, – буркнула Норико. – Лети, когда ещё ты увидишь заснеженный лес?
Заснеженный…
Красивое слово. Она обернулась на Иоши, тот кивнул:
– Расскажешь, какой он.
Чо закатила глаза. Она вела себя до странного тихо после шторма – почти не высовывалась и мало говорила. Но Киоко это не сильно волновало. Главное, что они выбрались с острова и вот-вот доберутся до цели. А пока… Пока можно и полюбоваться местом, в которое они забрели волей судьбы.
Уже привычно поведя лопатками, она ощутила, как спина отяжелела, и раскинула чёрные крылья – такие же как у Хотэку – в стороны. Несколько взмахов – и Киоко поднялась над верхушками, резко вздохнув не то от холодного воздуха, которым здесь было ещё сложнее дышать из-за порывов ветра, не то от вида, который ей открылся.
Впереди, насколько хватало глаз, высились верхушки елей и сосен, выбеленных, словно кто-то решил сохранить хвою под сахарной посыпкой. А деревья, утратившие листву, выглядели так, словно их ветки обмакнули в белую глазурь.
– Это невероятно, – выдохнула Киоко.
– Норико сказала, это снег.
Снег. Заснеженный лес.
Ей нравились эти новые звучания.
– Какой он на ощупь?
– Не знаю. – Хотэку подлетел к ближайшему дереву и осторожно прикоснулся к снегу. – Холодный.
Киоко не удержалась и последовала за ним. Сначала она тронула белую пудру едва-едва. Снег оказался мягким, но щекотал пальцы мелкой холодной колючкой. А затем Киоко погрузила в него пальцы целиком. Холод обжёг, и руку пришлось быстро выдернуть. На покрасневшей ладони остались маленькие…
– Это снежинки, – подсказал Хотэку, поднося свою ладонь к лицу и всматриваясь внимательнее. – Они такие… странные. Норико говорила, как замёрзшие паутинки, но мне не кажется, что похоже. Таких паутин ни один паук не сплетёт.
Снежинки.
Киоко присмотрелась и подумала, что Хотэку напрочь лишён чувств, раз называет их странными. Снежинки были поистине чудом природы, не меньше. Столь изящные, тонкие формы при таких малых размерах – невообразимо, невероятно. Как можно поверить, что это в самом деле существует? Если бы Норико рассказала ей о снежинках, Киоко вряд ли поверила бы. Такое может существовать лишь в обители богов… А значит, это и есть обитель Инари. Как иначе объяснить нечто столь красивое и изящное, столь тонкое в своей изысканности и при этом в таком большом количестве?
Но вот они, снежинки. Она видит их собственными глазами. Видит, как их тонкие лучики, словно вырезанные неким божеством – Инари ли? – превосходящим в мастерстве всех прочих, исчезают, обращаясь в… воду.
– Ой… – растерялась Киоко, вдруг обнаружив, что её рука, совсем недавно бывшая в снегу, вдруг стала мокрой, а вся красота, всё искусство, которым она любовалась так недолго, – исчезло.
– Да, Норико говорила мне, что снег – это тот же дождь, только твёрдый. Похоже, от тепла тела он снова становится привычным дождём.
– Как удивителен мир… – Киоко подняла взгляд. – Как жаль, что я не могу запечатлеть этот момент как художник, чтобы показать остальным.
– Я порой тоже об этом думаю. Как было бы прекрасно переложить всё, что я вижу с высоты, на бумагу, чтобы показать эти пейзажи тем, кто остаётся внизу.