– Если кто-то придёт в обитель Инари и вынудит её уйти, он от этого не станет нашим богом и не лишит её власти над нами, – улыбнулся Ёширо. – Вы, Киоко-хэика, остаётесь властью Шинджу, даже если кто-то решил, что сумел забрать это право себе. Кровь предков и самих богов не отнять. Что до вас, – он повернулся к императору, – мне неведомо, как всё устроено в Шинджу, но здесь, в Шику, женщины есть власть и закон. Они служат лесу и городам, и всё здесь подчиняется их воле. Мы же, мужчины, служим богине и женщинам, и мужья наших правительниц становятся настоятелями монастырей, где обучаются такие, как я, чтобы нести мир, покой и вымаливать благосклонность богини. Вот почему я назвал вас дайси вашей страны.
– Ёширо, – Норико едва не смеялась. Было видно, что ей это стоит больших усилий. – Ёширо, хватит, прошу. Это у вас богиня Инари определила прекрасное место женщинам в мире, в Шинджу всё немного иначе.
– Но женщины всюду дают жизнь, это простая истина, – не понял Ёширо. – Не хочешь же ты сказать, что в Шинджу детей вынашивают мужчины?
– Мне всё больше здесь нравится, – Чо-сан заинтересованно осмотрелась по сторонам. И чего она смотрит – здесь сплошь стены, улица до монастыря длинная и пустынная, голый тоннель без развилок и перекрёстков.
– Вынашивают женщины, и потому власть у мужчин, – пояснила Киоко-хэика. – Я бы не стала императрицей, если бы мой отец успел оставить наследника-сына.
– Но ведь это в вас пробудился дар! Это ведь к вам Каннон отправила Норико!
– И всё же я женщина. Женщины даруют жизнь, остальное – мужские заботы.
– Значит, мужчины взяли на себя все остальные обязательства, а женщины занимаются тем, что растят новое поколение?
– Обучением занимаются тоже мужчины, – насмешливо отозвалась Норико.
– Тогда, быть может, вы выступаете в роли советников и определяете путь развития общества? – не сдавался Ёширо.
Бакэнэко усмехнулась:
– Этим тоже занимаются мужчины.
Но Ёширо это не показалось забавным:
– Погодите, чем же занимаются женщины?
Киоко-хэика не смутилась и тут же ответила:
– Искусством. Танцы, живопись, каллиграфия, музыка…
– Да-а-а, этим занимаются женщины во дворце, – перебила Чо-сан.
Какая смелая девица – перебить императрицу! Но Киоко-хэика промолчала и сама с интересом повернулась к девушке.
– Женщины же в городах и деревнях либо работают наравне с мужчинами, либо взваливают на себя весь быт. При этом они лишены всех тех свобод, что имеют мужчины, – продолжала Чо-сан. – Вы не увидите выпивающую женщину в идзакае после трудного дня уборки урожая во время жизни, потому что она бежит готовить ужин себе и супругу, который обязательно развлекается где-то ещё. Не увидите ни музицирующих женщин, ни рисующих, если они не продают своё искусство – разве что ночью украдкой, пока все спят и есть немного времени на себя. И притом никогда не увидите мужчин, что бегали бы вдоль рыночных рядов в поисках нужных бобов или пасты, которую любит супруга, – её рот искривился в горькой усмешке. – Потому что неважно, что она любит, – готовит всегда она, и так, чтобы супруг был доволен. Ведь если он будет недоволен – плохо будет всем, – с каждым словом в её голосе становилось всё больше яда, всё больше злости, отравляющей речь. – И мать на следующий день пойдёт работать избитая, а дочь будет прятать синяки за длинными рукавами юката, всё время помня о том, что нельзя поднимать руки слишком высоко.
Чо-сан тяжело дышала и смотрела с такой ненавистью, словно всё это сделал с ней Ёширо. Но он принимал эту ненависть. Если всё так, как она говорит, – нетрудно понять эти чувства.
– Вот как живут женщины в Шинджу, – подытожила она, и её взгляд потух, словно погасили свечу.
– Похоже, – медленно протянул Ёширо, – вы хотя и из одной страны, а совсем из разных миров…
– В нашем мире много жестокости, – согласилась Киоко-хэика. – Разной. Несправедливой и совершенно лишённой смысла. Потому мне так важно вернуть трон.
– И вы верите, что сможете изменить ваш мир?
– Я верю, что смогу положить начало переменам к лучшему.
– Это достойная цель, – Ёширо низко поклонился, отдавая дань уважения императрице. – Я проведу вас к Инари. Но, как и сказал, одну. Императору и остальным, к сожалению, придётся дождаться вас здесь. У меня есть дом, оставшийся от матери. Я там редко бываю, но, надеюсь, он станет достаточным убежищем на несколько недель ожидания.
– Несколько недель! – воскликнул император. – Киоко, ты не можешь на это согласиться.
– Я принимаю условия, – просто сказала Киоко-хэика.
Кулаки её супруга снова сжались, как тогда, в кондо. Сколько злости… Вот кому не помешало бы пожить в монастыре.
А может…
– В Дзюби-дзи принимают путников, – сказал Ёширо. – Если вы желаете, мужчины могут остаться здесь, а женщины – в доме.
– Желаем, – в один голос ответили Норико и Чо.
– Я… – парень с крыльями замялся. Сомневается, оно и ясно. – Меня восхитил ваш удар, было бы интересно посетить ваши тренировки.
– Ненасилие наша основа, – предупредил Ёширо. – Мы не сражаемся. Всё, что мы здесь делаем, – познаём доступные грани собственных ки.
Взгляд императора изменился, его злость поутихла и уступила место заинтересованности.
– Самураев – воинов в Шинджу, – пояснил Хотэку, – готовят совершенно иначе. Мы учимся сражаться оружием.
– Нам не нужно оружие, – улыбнулся Ёширо. – У нас есть сякухати.
На лице Хотэку отразилось замешательство.
– Флейта?
– Флейта, – Ёширо улыбнулся шире, вспоминая свои первые недели, даже месяцы в Дзюби-дзи. Этим парням придётся нелегко. Он-то был юнцом, который знал, куда идёт, и был готов ко всему. А эти совершенно не подозревают, что их ждёт.
– Решено, – подытожила Норико. – Вы двое – в монастырь, мы с Чо… – тут она замялась. Соседство с этой девушкой, судя по всему, радости ей не доставляло – странно, потому что в своей наглости они были почти одинаковы. – Мы с Чо – в дом. Только скажи, где он.
– Не торопитесь, мы ещё пробудем в городе несколько дней, – предупредил Ёширо. – Придём к Инари ближе к началу времени роста, она будет в лучшем расположении духа. Время смерти – время отдыха богини. Боюсь, можем разгневать, побеспокоив слишком рано. Если придём к завершению её отдыха – полагаю, это немного увеличит наши шансы. Или хотя бы не сведёт их к нулю.
– Благодарю, – Киоко-хэика поклонилась, и Ёширо ответил на этот поклон. Ему нравилось, что она, в отличие от первого раза, уже складывала руки у груди, принимая правила их мира. – Ваша помощь и благосклонность – большая честь для всех нас.
Тут уж Ёширо приложил все усилия, чтобы сдержать свою усмешку. Норико точно не считала его помощь благосклонностью – скорее данностью. Император был вовсе не рад, что ему не позволяют следовать за супругой. Хотя после всего, что Ёширо услышал, он опасался, как бы тот не решил применить насилие, чтобы отправиться с ними. Единственное, что, вероятно, могло ему помешать, – неодобрение Киоко-хэики. То, как он смотрел на неё… Она была его Инари, его богиней. Он бы ни за что не захотел её разочаровать.
– Сейчас мне нужно вернуться в монастырь, – спохватился Ёширо. Стража, которая оставалась ему для сна, беспощадно уходила. Сколько от неё осталось? Коку, два? – Мы здесь живём по строгому расписанию, так что забудьте о вольностях, которые до этого себе позволяли. Пройдитесь пока по городу. Норико, покажи здесь всё нашим гостям. А я присоединюсь к вам после рассвета на поверхности, когда бонсё ознаменует приход стражи тануки.
Он ещё раз поклонился – как много поклонов для одной ночи! – и прошёл через тории, возвращаясь на территорию монастыря. Скоро молитва, а после ему придётся как-то объяснить свой уход осё и оставить им на попечение двух чужаков. Ему хотелось верить, что он творит благо. Быть может, император найдёт здесь собственный путь – в сторону от злости, что поедает его изнутри.
Но предстоящий поход… Эту затею вряд ли кто-то одобрит.
– Норико, – Хотэку отозвал её в сторону, и сердце Норико ухнуло куда-то вниз. Что он хочет, зачем зовёт? Неужели им всё-таки придётся говорить о той ленте? Она её так и не смогла вплести… Пыталась сама подвязать волосы – но получалось так криво, что лучше уж без неё. – Прости, что я так… Но они же выберут без нас еду на завтрак?
– Если нет, просто стащу у кого-нибудь рыбу, – отмахнулась Норико.
– В этом теле будет трудновато. – Он с сомнением осмотрел её с головы до ног, и ей это… понравилось?
Да что с ней не так?
– Ты меня недооцениваешь, – она усмехнулась и обнажила клыки, пытаясь совладать с внутренней дрожью от догадок, о чём он хотел поговорить. Только бы не о цветах, только бы не о цветах… Переживаний добавляло и то, что сам Хотэку выглядел взволнованным.
– Что ты знаешь о тэнгу? – выпалил он.
О. О… Этого вопроса Норико никак не ожидала. О тэнгу она знала мало. Почти ничего. Хотя они тоже были своего рода соседями бакэнэко, жителями гор. Но жили западнее, на вершине Ториямы – горы, к которой кошки старались не подходить.
– Тэнгу – отшельники, – ответила Норико, – нам мало что о них известно. А почему ты спрашиваешь?
Хотэку приподнял одну бровь и теперь смотрел выжидательно.
– Что? Я должна сама догадаться?
– Норико, ты никогда не задумывалась, почему я один такой ёкай на весь остров? – спросил он в ответ.
Она не задумывалась. Птиц и птиц, какая разница, откуда такой взялся. Но сейчас, когда он спросил…
– Нет же, – она осмотрела его с сомнением. – Ты совсем на них не похож.
– А какие они?
– Мерзкие, – скривилась Норико.
– Но разве ты не называла меня мерзким птицем?
– Ты мерзкий иначе! Совсем по-другому. Тэнгу заносчивые, считают себя лучше других и редко, очень редко спускаются со своей горы. От них так и несёт презрением.
– Вот как?
– Что это ты ухмыляешься? Намекаешь на меня? Да я только Чо презираю. Не такая уж и заносчивая. У меня даже друзья есть, между прочим!