– И потом – не вы ли своим мелким детским восстанием разворошили улей? Не вы ли разозлили сёгуна? Не ваш ли друг стал причиной того, что Мэзэхиро-сама обозлён на ёкаев и видит в них столько угрозы?
Чо повернулась и выглянула в окно.
– Я уже сказала, что намерена сделать. – Киоко не хотела упускать шанс.
– А я сказала, что вы едете в Иноси. Мы получим деньги и уберёмся с этого проклятого острова, и мне плевать, что с ним и с вами будет дальше.
Дверь открылась, и через неё бросили что-то маленькое прямо к ногам Киоко. Она присмотрелась и ахнула:
– Норико!
Кошка была покрыта порезами и запёкшейся кровью. А главное – без сознания.
– Что вы сделали? – Киоко попыталась наклониться к ней, чтобы почувствовать сердцебиение или хоть что-то, но верёвки плотно держали её у столба.
– Она жива, – бросил вошедший следом мужчина. – А вот мы, кажется, не вполне… – Он покачнулся и опёрся о стену.
Иоши очнулся с головной болью и онемевшим телом. Он приоткрыл глаза и постарался сосредоточиться, насколько был способен, чтобы разобраться в происходящем. Норико сидела в ошейнике и была привязана к столбу. Рядом с ней – Киоко. Киоко! Хвала Ватацуми, с ней всё в порядке.
Сбоку послышался тихий шелест. Приложив неимоверное усилие, чтобы повернуть голову, он заметил знакомую босую ногу в хакама и часть чёрного грязного кимоно. Хотэку. Шелестели его перья, значит, тоже живой и тоже очнулся.
Больше в этом полупустом помещении, где из мебели были только столбы, предназначенные, казалось, исключительно для привязывания пленных, он никого не наблюдал. Странно, что их оставили одних.
– Киоко, – тихо зашипела Норико. – Давай просто обратимся и уйдём отсюда муравьями, пауками – кем угодно. Тебе на что дар достался, чтобы ты им не пользовалась в такие моменты?
– Мы не можем их бросить, – возразила Киоко.
– Если они не смогут разобраться с горсткой шиноби – что за самураи тогда?
Иоши про себя согласился. Шиноби – вот, значит, кто их похитители. Тогда всё встаёт на свои места. С такими легко попасть в засаду, но в открытом бою у них с Хотэку будет преимущество. Надо только застать их врасплох. Проблема лишь в том, что шиноби никогда не теряют бдительности с пленными. Всё, что Иоши знал о них, сводилось к двум постулатам: никогда не верь и не позволяй себе их недооценивать. Если в сражении вдруг понимаешь, что тебе хоть немного везёт, значит, это ловушка.
– Мы их не оставим, – отрезала Киоко.
– Зря.
Они обернулись на него, и Иоши понял, что сказал это вслух. Что ж, оно и к лучшему.
– Нам не перехитрить шиноби, – продолжил он, выдавливая каждое слово через боль. – Хотя и вам двоим наверняка тоже. Что им известно? И что нужно?
– Им нужен был Хотэку, но теперь они знают, кто я.
– И я, – встряла Норико.
– Обо мне не в курсе?
– Кажется, нет, – Киоко покачала головой.
– Это хорошо, – подал голос Хотэку. – Хотя и странно. Не знать, как выглядит император… Возможно, позволяют нам верить в то, что не знают?
– Я был императором всего ничего. Меня знают в лицо придворные, некоторые жители столицы, даймё и, возможно, несколько самураев из их сопровождения запомнили. Я умер до того, как мои портреты разошлось по Шинджу.
– И всё же я бы не отметал вероятность подвоха.
– С шиноби ничего не стоит отметать, – согласился Иоши.
Повисло молчание. Никто не знал, как действовать дальше.
– Эта девушка, Чо… – прервала тишину Киоко. – Мне кажется, с ней можно договориться.
Какая наивность. Иоши только покачал головой:
– С шиноби не договариваются – их покупают. Это наёмники и лжецы. Их интересуют деньги. Восставшая из мёртвых императрица наверняка стоит очень много. А вместе с двумя сбежавшими ёкаями-изменниками… Даже представить сложно, как расщедрится отец.
Отец… Иоши предпочитал теперь называть его по имени, он не хотел больше родства с этим человеком, хотел забыть всё, что их связывало. И всё же, похоже, привычки не исчезают так быстро.
– Я это понимаю. Но, полагаю, мы можем сыграть на её желаниях. Нам есть что предложить. Мне есть что предложить.
– Мне не нр-р-равится, к чему ты клонишь, – проурчала Норико.
– Но она права, – подал голос Хотэку и усмехнулся. – Киоко-хэика – императрица по праву крови. Если она вернёт себе престол… – на мгновение он замялся, а затем поправил сам себя: – Если вы оба вернёте себе престол, союзники могут рассчитывать на щедрую награду. Особенно ближайшие.
Норико протестующе мяукнула.
– Если Киоко вернёт себе престол, у Шинджу будет слишком много забот по восстановлению нормальной жизни, потому что вернуть его можно только через войну. Тратить после неё деньги на эту девицу неразумно – она ещё и затребует наверняка столько, что можно будет отстроить всю столицу.
– Да и, Хотэку, тебе ли не знать, что шиноби не сражаются за идею, – напомнил Иоши.
– И не нужно. Не нужны ни деньги, ни идея, когда можно подарить другую жизнь. Киоко-хэика, я верно понимаю, что вы узнали об этой куноичи больше, чем её принадлежность и верность клану?
Киоко кивнула:
– Она дочь ёкая и мечтает покинуть остров. И обозлена на нас, считая, что это ты, Хотэку, стал причиной ненависти сёгуна. Вернее, твоё нападение на него.
– То нападение, в которое он меня, мирно сидящего у додзё, чуть не застрелил? – Хотэку засмеялся.
– Я смотрю, вам у нас нравится, – послышалось со стороны входа. Голос принадлежал мужчине, но Иоши не было видно входящего. А вот Киоко смотрела прямо, и лицо её из обеспокоенного уже превратилось в непроницаемую маску. Как же искусно она владеет собой. Самураи всю жизнь учатся сдерживать эмоции, и всё равно лица их выдают, стоит дать волю какому-либо из чувств. Её лицо так не подводило, во всяком случае не при посторонних, и в этом она бы обошла даже лживых шиноби.
– Не то слово, – зевнула Норико.
Иоши захотелось заткнуть её силой, пока она не ляпнула лишнего.
– И скучно, – продолжила она. – Привязали нас и ушли – кто ж так поступает с гостями?
Иоши стиснул зубы. Если Норико сейчас снова окажется при смерти, в целом сама виновата. Но это расстроит Киоко, а Киоко расстраивать не хотелось.
Мужчина, всё ещё стоявший у входа вне поля его зрения, серьёзно спросил:
– Хотите развлечений?
Иоши взмолился Хатиману – единственному богу, силу которого готов был сейчас признать, – чтобы их не зарезали самым бесславным образом – со скованными руками и ногами, бесчестно и унизительно.
– Могу предложить вам только кантё. – И он залился смехом.
Киоко или не поняла, или не опустила своей маски. А вот Иоши почувствовал, как кровь отхлынула от лица. Наверняка он побледнел. Ещё бы – из двух зол он предпочёл бы умереть здесь и сейчас, чем испытывать такое унижение. Эта игра была популярна среди детей простолюдинов, но во дворце о ней даже не говорили – само упоминание такой глупости считалось оскорбительным для утончённого человека искусства, какими считали себя все знатные люди.
Первыми в поле зрения Иоши показались ноги шиноби – босые и грязные, ступающие совершенно бесшумно даже здесь, где ему не нужно таиться. Незнакомец шёл прямо к Киоко. Шаг, другой.
– Кто ты? – сорвалось с губ Иоши.
Ноги развернулись к нему – славно.
– У меня есть вопрос получше. – Шиноби быстро подошёл и присел напротив. Его волосы были коротко стрижены – чего Иоши не видел, пожалуй, ни разу за свою жизнь, а глаза смотрели насмешливо. Губы тонкие, кривые, тоже улыбались ломаной линией. – Кто ты?
Иоши узнал его. Того самого бродягу. Он помолодел на две дюжины лет, и всё же это был он. Живой и невредимый.
– Кто составляет компанию, – продолжил он, пристально глядя в глаза, – мёртвой императрице и двум сбежавшим из дворца ёкаям?
Шиноби снова встал, а через мгновение Иоши понял, что его руки и ноги больше ничего не сдерживает. Он в замешательстве попытался ими подвигать – и это удалось. Его тело постепенно приходило в себя, боль уже не была такой невыносимой, но запястья затекли, как и лодыжки. Пока он растирал их, тихо спросил:
– И для чего?
Не стоило даже думать, что его решили помиловать и отпустить.
Перед ним с глухим стуком упала катана, подняв вокруг себя облачко пыли.
– Кто ж так швыряет оружие? – У Иоши едва сердце не остановилось. Так бесцеремонно обращаться с клинком, словно он ничего не стоит! Да, это была совсем не та катана, какой он лишился в бою со своим отцом, она была даже вполовину не так хороша, и всё же это не повод бросать оружие на пол.
– Бери, – скомандовал шиноби.
Иоши подчинился, подобрал катану и встал. Если он хочет боя – он его получит в любом случае, и лучше не оставлять руки пустыми.
Он медленно повёл катаной в сторону, проверяя баланс клинка, примеряясь к весу, после чего поднёс лезвие к глазам и оценил заточку – хороша. Не сравнится, конечно, с его работой или работой придворных мастеров, что обслуживали клинки самураев, и всё же заточено недурно, он ожидал куда худшего.
Боковое зрение ухватило движущуюся тень, и правая рука, повинуясь памяти тела, выставила заслон. Сталь зазвенела.
– Вот как, – хмыкнул противник и тут же ударил снова. И снова. И снова. Его удары были простыми, прямыми, без утончённости и плавности, без изящества, с которым сражались самураи. Искусство боя – тот же танец, Иоши разучивал его с детства. Шиноби использовал только руки и корпус. Ноги лишь опора. А у самураев ноги всегда скользили по полу, задавая направление всему телу, поддерживая равновесие и плавность движений.
Шиноби пользовались лишь силой – сейчас, сражаясь с одним из них, Иоши это видел и чувствовал. Противник вёл себя во многом так же, как он сам дрался, когда выходил из себя, пытаясь победить Хотэку – забывая о технике, забывая о внутреннем покое.
Теперь он понимал, почему Хотэку так легко его побеждал. Всегда с холодной головой, в покое и уверенности, он вёл их танец, как сейчас вёл Иоши, легко отражая хаотичные удары. В конце концов ему наскучило – пришло время уйти от защиты и атаковать самому. Ведь этого шиноби и добивался?