Вороны издавали гортанные, хриплые звуки. Откуда они вдруг тут взялись? В испуге я отвернулась от окна.
И настоящая паника охватила меня, когда незваный гость вдруг сделал шаг в мою сторону. Мы ведь были одни в моем огромном доме, и я ничего не знала об этом человеке, совсем ничего. Кроме того, что он явно умен. И к тому же наглец. Я обвела взглядом комнату в поисках оружия, которым смогла бы защищаться. За стеклянной стеной гостиной я увидела сад своего дома, из приоткрытого окна доносился детский смех, звук газонокосилки. Сюрреализм какой-то: я здесь, внутри, с этим наглецом, а снаружи продолжается обычный летний день.
– Предупреждаю, что если вы подойдете ближе, я буду кричать на всю улицу. Вы и до трех не успеете сосчитать, а соседи уже вызовут полицию.
Голос мой дрожал, уж не знаю – от гнева или от страха, или от того и другого вместе. И ведь все это ложь, на улице сейчас только старуха соседка, да какие-то детишки. Соседи слева в отъезде. А у госпожи Тайс гремит газонокосилка.
– Разве ты этого хочешь? Хочешь вызвать полицию к себе домой? – С этими словами он сделал шаг в мою сторону.
– Предупреждаю! – повторила я, скорее в попытке придать мужества самой себе, чем ради воздействия на этого негодяя.
А он молча смотрел на меня. И качал головой, подолгу, снова и снова, вдруг напомнив мне депрессивного слона в зоопарке. С той разницей, что слон выглядел очень расстроенным и совершенно не опасным. Я пыталась принять хоть какое-то решение. Надо мне выбираться отсюда, вот что.
Он сделал еще один шаг в мою сторону, а я отступила назад. Он снова шагнул в мою сторону.
– Были бы вы моим мужем, так не боялись бы, что я куда-то позвоню, – проговорила я в полном отчаянии.
Он, рассмеявшись, остановился. Вроде бы размышлял о чем-то.
Но не более секунды. В глазах его снова мелькнула насмешка. Неожиданно он принялся разводить в воздухе руками, воздевать руки к небу и заговорил высоким дребезжащим голосом, изображая старуху ясновидящую:
– Смотрю в хрустальный шар… Будущее туманно, о, сколь оно туманно… Но вот! Туман проясняется! Да! Теперь я кое-что различаю! И шар говорит мне, что ты… – Он сощурил глаза, будто пытаясь рассмотреть размытую картинку, и театрально воскликнул: – О да! Шар говорит мне, что ты не станешь звонить в полицию.
Опустил руки, слегка кивнул. Сначала я не поняла, к чему это. Медленно, так медленно, будто движение доставляет ему боль, он присел на корточки. Раздался легкий клацающий звук, и я догадалась, что он вновь подсоединил телефон к розетке. Выпрямился во весь рост и глядел на меня спокойно, самоуверенно, едва ли не иронически. Так, будто хотел сказать: «О’кей, теперь твой ход».
Что-то смутно шевельнулось в моем подсознании.
Незнакомец смотрел на меня своими темными глазами. Одну секунду, две секунды, бесконечно долго.
– Что ж, так я и думал, – произнес он наконец.
Незнакомец
Действовать.
Делать то, что следует делать.
Собираюсь, сжимаюсь в кулак. Отметаю все, что не на пользу ситуации.
В этом состоянии мне нет равных, ничто и никто не имеет шансов против меня.
Я действую. Я действую.
Всегда.
17
Присутствие этого человека – все равно, что жжение или зуд под гипсом, в таком месте, куда нипочем не проникнешь. Я стояла посреди комнаты, он стоял напротив. Мы не смотрели друг на друга прямо, но зато и не выпускали друг друга из виду.
Я не отводила взгляда от гравюры с изображением парусника, которую Констанция много лет назад подарила нам с Филиппом, она теперь висела в гостиной, хотя никогда мне не нравилась, и внимательно я рассматривала ее, наверное, в первый раз. Но в немыслимой этой ситуации она помогала мне держаться.
День уже клонился к вечеру, до того я в панике набирала телефонные номера, но мой ужас из-за создавшейся ситуации только увеличивался. Постепенно мне стало ясно, что от мнимого Филиппа избавиться будет не так-то просто. Особенно после того, как я перед включенными камерами фактически признала в нем своего мужа. Например, Бернарди, сотрудник кризисного штаба, с которым я вчера коротко встречалась, сегодня меня попросту отшил. Разумеется, личность Филиппа установлена в результате всесторонних проверок. Но если у меня все-таки возникли сомнения – пожалуйста, на той неделе Бернарди найдет для меня время.
Сомнения! Честное слово, так и сказал: «сомнения». Как будто речь шла о чем-то совершенно безобидном, а не о жизни и смерти.
Ханзен то ли скрывался от телефонных звонков, то ли его действительно не было на месте.
Так вот, мы с незнакомцем молча стояли друг против друга, а я все пыталась сообразить, каким должен быть мой следующий шаг. Разумеется, я не хочу звать полицию к себе в дом. Не сказать, что мы очень знаменитая семья, нет. Но мы действительно богаты, и мне совершенно не хотелось, чтобы пресса разнюхала о чем-то вроде скандала и принялась его раздувать.
Стоял солнечный день в разгаре лета, а у меня мороз по коже. Я стискивала зубы, чтобы они не стучали от холода. Наискось, через стекло, солнечные лучи достигли паркета, крошечные пылинки танцевали в лучах, подобно эльфам на лесной полянке. Лучше уж понаблюдать за ними, чем глядеть на этого человека. Лицо его с этими странными, будоражащими глазами на свой необычный лад красиво. Кто знает, что творится за этим лбом, что повидали эти глаза. Как я радовалась, что Лео сейчас не дома.
– Пожалуй, я сяду. – Эти его слова вырвали меня из круга размышлений.
С возмущением я следила за тем, как он медленно и осторожно шел через всю гостиную к дивану. И все поглядывал на меня, будто я перепуганный ребенок, которого ему очень не хочется напугать еще больше. Наконец, он уселся на диван. Ох, как мне это претило, ведь обычно на диване устраиваемся мы с Лео, смотрим мультики или документальные фильмы про метеориты и динозавров. Рядом с диваном стоял багаж незнакомца – средних размеров дорожная сумка из темно-коричневой кожи, куда может поместиться лишь самое необходимое.
Вообще-то я решила не вступать с ним ни в какие разговоры, но не сумела справиться с собой, и у меня опять вырвалось:
– Что вам от меня нужно? Говорите уже. А? Что все это значит? По-вашему, это все смешно?
Он часто-часто заморгал, но затем все-таки ответил:
– В данной ситуации я не нахожу ничего смешного, Зара, тут уж ты можешь мне поверить.
Я просто вышла из себя, когда он произнес мое имя. Как будто тот факт, что он станет обращаться ко мне по имени, может способствовать нашему сближению. Противно! Просто противно. Не говоря уже о том, что Филипп почти никогда не называл меня настоящим моим именем, но этого чужой человек, конечно, знать не мог. Непонятно только, зачем ему цепляться за мое имя, неужели он не понимал, что обмануть меня не удастся? Вероятно, он опасался какого-то разоблачения с моей стороны, если он хоть на секунду выйдет из роли. Может, он думал, что я тайком веду запись? Или что его просто кто-нибудь услышит.
Между нами вновь повисло молчание. Я пыталась составить хоть какой-нибудь план, а незнакомец смотрел на меня тяжелым взглядом. Наконец, он, поднимаясь с дивана, произнес:
– Ну, что ж. Желаю успехов в твоих телефонных развлечениях.
Взял свою сумку и направился в кухню.
Я тихонько стояла, прислушивалась. Услышала, как удаляются его шаги, а потом захлопывается дверь. Наверное, следовало пойти за ним, но ноги мне не повиновались, уж так я радовалась, что не нахожусь с ним в одной комнате. Сердце стучало, кажется, очень громко. Наконец мое поле зрения как будто расширилось. Вон там стоит диван кремового цвета, а на нем кремового цвета подушка прикрывает пятно от какао, вечерами мы часто сидим там вместе с Лео. Вон там – кресло, где я обычно читаю, а рядом апельсиновое деревцо, оно сейчас цветет и распространяет дурманящий аромат, вон телевизор, стереосистема, Филиппова полка с дисками, рядом мои книжные полки. Вон подоконник, семейные фотографии в рамочках, на них Лео, Филипп и я. Ущипнула себя за руку, зачем, вот дура какая, теперь рука болит, хотя и как под анестезией, но все равно я чувствую боль, а также – почву под ногами. Все это реально, это происходит в действительности, это не мой страшный сон, не дверь, за которой скрывается чудовище, это не полтергейст, не ночной кошмар, сдавивший мою грудь и перехвативший мое дыхание, нет, и я не проснусь сейчас, пусть даже вся в поту и с заплывшими глазами, но зато и с облегчением. Меня никто не разбудит. Это все правда, это все здесь, со мной.
Наконец-то я в состоянии думать по-настоящему, а не под пристальным взглядом незнакомца, следящего за каждым моим движением. И тут же я догадалась, что следует предпринять.
От Бернарди и Ханзена помощи ждать не приходится, в этом я уже убедилась, но как насчет той статной блондинки, которая вручила мне визитку в аэропорту? Я порылась в сумочке, нашла и достала карточку: только ее имя – Барбара Петри – и номер телефона, то и другое напечатано прямым черным шрифтом. Набравшись духу, я набрала номер. Она отозвалась после второго звонка:
– Говорит Барбара Петри. Алло?
– Алло, это Зара Петерсен.
– Зара Петерсен! – В голосе ее звучало неподдельное изумление, вероятно, мне следовало сейчас предаваться наслаждениям в угаре встречи, а не утруждать себя телефонными звонками. – Чем я могу вам помочь?
Пришлось мне откашляться, в горле пересохло так, что даже говорить было больно.
– Мне срочно требуется ваша помощь. Не могли бы вы заехать ко мне ненадолго?
– Что-то случилось?
Как объяснить ей, что случилось? Нужно, чтобы она восприняла мои слова всерьез.
– Понимаю, это звучит невероятно, – начала я. – Однако человек, которого вы и все остальные считают Филиппом Петерсеном, не есть Филипп Петерсен. Я не знаю, кто он, но это не мой муж.
В трубке молчание. Я ждала, когда она спросит, что произошло. Но вместо этого она сказала: