– Сперва мне хотелось бы вас искренне поблагодарить за то, что вы пришли, – сказала я. – Все получилось так быстро и без каких-либо осложнений, просто потрясающе.
Женщина одарила меня улыбкой, которая в ее глазах не отразилась. Что творится в этой головке? Я не спешила, осознавая, что сейчас особенно важно подобрать нужные слова. Несколько секунд рассматривала свои руки, – вот они, лежат передо мной на столе, взгляд скользнул по обручальному кольцу. У самозванца его не было, это привлекло мое внимание еще в машине. Я набрала побольше воздуху.
– Я понимаю, то, что вы сейчас услышите, прозвучит, наверно, совершенно невероятно. И я понимаю, мы с вами не знакомы и вам трудно судить, насколько мне можно доверять. Но уверяю вас, этот человек – не Филипп Петерсен. Он похож на Филиппа, не отрицаю. Но не до такой степени, чтобы я умудрилась их перепутать; это подтвердит вам каждый, кто знает Филиппа лично.
Незнакомец сидел неподвижно, молча уставившись в стол, один раз мотнул головой, словно не мог уразуметь, что за глупости я несу. Барбара Петри открыла было рот, но я предупредила ее. И так понятно, что она собиралась сказать. Дескать, личность «моего супруга», естественно, установлена, и ничего удивительного, что вся ситуация для меня как снег на голову. Такая реакция абсолютно нормальна, и она уже не в первый раз с подобным сталкивается. Мне меньше всего хотелось выслушивать эту официозную трепотню по второму кругу. И уж тем более не хотелось успокаиваться.
– Полагаю, мне не нужно вам говорить, что мой муж человек довольно высокого достатка. И вы наверняка понимаете: для преступных элементов факт этот особенно соблазнителен. А потому позволю себе выразить надежду, что к моему заявлению о том, что это не мой муж, а мошенник, отнесутся серьезно!
Какое-то время Барбара Петри, казалось, пребывала в замешательстве.
– Какой мне резон говорить неправду? – спросила я.
Незнакомец нарочито засопел, но ни я, ни Барбара Петри не обратили на это внимания.
– Хорошо, – согласилась Барбара Петри, не вдаваясь в детали. – Может, вы расскажете поподробнее о ваших сомнениях?
Краем глаза я увидела, что незнакомец оторвал взгляд от деревянного стола и посмотрел на меня.
– У меня нет на этот счет ни малейших сомнений, – заявила я, с трудом сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик. – Я уверена. Что тут еще доказывать! Это не мой муж! Так к чему, скажите, весь этот цирк? Тут нечего обсуждать!
Пальцы Барбары Петри потянулись к вискам, словно у нее разболелась голова и она собиралась снять боль массажем. Но, заметив свой невольный жест, она опомнилась и снова положила руки на стол. Я поняла, что явилась для Петри разочарованием. Допустим, она была готова мне поверить, но ей требовались доказательства.
Я вздрогнула, когда самозванец неожиданно взял слово.
– Вот ты заявила только что, будто всякий, кто меня знает, сразу поймет, что я не Филипп, – сказал он и перевел взгляд от меня на Петри и снова ко мне. – А что если кого-нибудь спросить? Кого-нибудь из тех, кто знает меня. Тогда ты успокоишься?
Я буквально теряю рассудок, когда этот человек мне тыкает, когда ведет себя так, будто мы друг с другом знакомы. Весь этот бред становится просто невыносимым.
– Ничто, ничто не заставит меня поверить, что вы Филипп Петерсен.
И это были не просто слова, это был настоящий плевок в лицо. Разумеется, он обо мне осведомлен, знает, что у меня нет семьи, что мы с Лео живем одни, подлец! Слова мои едва отзвучали, а я уже ощутила, что дала маху. Этот хитроумный негодяй только что сделал Барбаре предложение, и очень даже конструктивное, но я его отклонила. Я не решилась его принять, а значит, испугалась, и меня сочтут неправой.
– Но в принципе я, конечно, за, – поспешно поправилась я, обратившись к Петри.
На незнакомца я старалась не смотреть.
– Все равно, кого спрашивать, каждый подтвердит, что это не мой муж.
На несколько секунд воцарилась тишина.
– Хорошо, будь по-вашему, – наконец решилась Петри. – Кого вы предлагаете?
Теперь дело в шляпе. Чувство, похожее на облегчение, разлилось по мне. Почему я раньше об этом не додумалась? В чем же тогда загвоздка? Отец Филиппа умер, мать Констанция не в счет. Его прежних коллег я почти не знаю, но я знаю Иоганна! Улыбка облегчения озарила мое лицо, но в ту же секунду незнакомец спросил:
– Как насчет Иоганна?
В совершенном замешательстве я посмотрела на него. Он знает Иоганна? Откуда он его знает, с какой стати он в курсе?
– Кто такой Иоганн? – спросила Барбара Петри.
– Иоганн Кербер, старый друг семьи, после смерти отца взял меня под свое покровительство, – выпалил мошенник. – И Зара, я знаю, также ему доверяет. По крайней мере, доверяла раньше.
Внутри меня все оборвалось, разбилось на миллионы кусочков, но я не позволила ни одному выпасть наружу и наконец-то выдавила:
– Иоганн в отъезде. Он сейчас по делам в Китае. Я уже много раз пыталась ему дозвониться, хотела сказать, что Филипп жив, но мне так и не удалось с ним поговорить.
– Когда он возвращается? – спросила Петри.
– В офисе сказали: через три дня. Но я не могу ждать так долго!
– Нет, конечно, нет. Ведь упомянутый Иоганн, наверное, не единственный, кто может подтвердить личность вашего мужа.
– Это не мой муж, – упорствовала я.
Только не сдаваться, раздражают мои слова Барбару Петри или нет – до лампочки. Это не моя проблема, а ее.
– Хорошо, – сказала она. – Наверняка есть еще кто-нибудь, кто помог бы нам… – она помедлила, – разобраться в этом деле.
Я опять подумала о матери Филиппа, единственной родственнице, не считая нас с Лео, но та даже себя в зеркале не узнала бы. Никто больше в голову не приходил. Не было никого, кто знал бы его достаточно близко – ни в семье, ни на работе. Разумеется, имелись коллеги, с которыми он тесно работал. Но сумеют ли они удержать язык за зубами перед журналистами? И вообще, что за бред? Неужели моего слова недостаточно?
Я не отвечала, и Барбара Петри тяжело вздохнула. Кажется, она уже жалела, что пришла. Вдруг у меня во рту скопилась солоноватая слюна.
– Простите, я на секундочку, – прохрипела я.
Барбара Петри и самозванец молчали.
Я выходила из кухни с высоко поднятой головой, но как только скрылась из их поля зрения, как угорелая кинулась в ванную. Захлопнула за собой дверь.
Уже во второй раз за сегодняшний день я опустилась на колени перед унитазом и изрыгнула из себя резкие болезненные фонтаны. Потом сполоснула рот и уставилась на свое отражение, опираясь о край раковины. Глаза мои чернели от ярости.
Не со мной, подумала я. Ведь я уже натерпелась достаточно, и самого разного. Самого разного. Пожалуйста, не со мной.
Незнакомец
Расположить к себе других людей – пустяковое дело. Я сижу, согнувшись в три погибели. Так человек делается еще меньше. Не столь устрашающим. Подчеркивается его физическая усталость. Я потираю глаза, как будто они слипаются против моей воли, несколько раз моргаю, потом поднимаю взгляд и бесстрашно улыбаюсь.
Действовать. Избавиться от Барбары Петри, а там видно будет, что дальше.
– Что здесь происходит? – спросила она, понизив голос.
– Моей жене нездоровится, – ответил я неопределенно. – Я думаю, она сегодня пережила большое эмоциональное напряжение. Все, что ей нужно, это немного покоя.
Петри наморщила лоб.
– Похоже, вы не слишком удивлены поведением вашей жены.
– Увы, вы правы, – согласился я с тихим вздохом. – Меня это нисколько не удивляет.
– С ней уже такое случалось?
Я кивнул и уверенно соврал:
– Да. И не раз, к сожалению. Но вы не беспокойтесь. Я знаю, что делать.
Выражение лица у Барбары Петри непроницаемое.
– Я бы не хотела, чтобы вы брали на себя слишком много. Вам и самому нужен покой.
– Со мной все в порядке, – сказал я. – Я только об одном хочу вас попросить: обещайте никому ничего не рассказывать. Мне было бы очень неприятно, и Заре – как только она придет в себя – тем более.
В течение секунды Барбара Петри выдерживала мой умоляющий взгляд, но потом смягчилась.
Вот оно, сострадание. Хорошо.
– Само собой, разумеется, – ответила она и одарила меня легкой улыбкой. – Разумеется.
19
Мой взгляд неожиданно скользнул в сторону ванны, белоснежной как цветок лотоса, и в воображении вспыхнула одна картина. Мы с Филиппом принимаем ванну, на бортике – пиво для него, яблочный сок для меня. Я беременна, и мой живот горой вздымается над пеной. Филипп, дурашливый. Счастливый. Темные глаза, ямочки на щеках, в течение нескольких секунд вижу его как наяву: он делает глоток из бутылки, в то время как пена миллиардами пузырьков стекает по его груди и…
Почему мне это не пришло в голову раньше?
Я вышла из ванной и поспешила на кухню.
– Вы скучали по семье, но чего еще вам больше всего не хватало? – долетел до меня голос Петры.
– Шницеля и шнапса, – ответил незнакомец, и Барбара Петри рассмеялась.
Я оставила этого хитреца с ней наедине минут на пять, не больше, но он уже умудрился запудрить ей мозги.
Они как будто вели непринужденную беседу за чашечкой кофе. Меня захлестнула новая волна раздражения.
– Хотелось бы задать этому человеку несколько вопросов, – с ходу заявила я.
Вертикальная морщина прорезала лоб Барбары Петри. Она перевела вопросительный взгляд на мнимого Филиппа. Тот медлил.
– Думаю, это не такая уж плохая идея, – бросил он, и от его наигранного тона, якобы исполненного понимания, мне сделалось совсем тошно. – Может, Заре полегчает, если я отвечу на некоторые вопросы.
Он провел рукой по лицу:
– Я только смертельно устал. Вся эта нервотрепка, долгий перелет, джетлаг…
Он выжимал слова по каплям.
– Вы не обязаны этого делать, – сказала Петри с сочувствием. – Ваше желание сперва отдохнуть совершенно оправданно и законно. После всего, что вы пережили.