Упрека в ее голосе не услышал бы только глухой, и я очень хорошо поняла – относился он ко мне. Надо ее убедить, но я опять начала нервничать. Если этот человек знает об Иоганне, значит, он и о Филиппе осведомлен – и обо мне?
– Все в порядке. Это поможет делу – вот что главное.
– Ну хорошо, – согласилась Петри.
Самозванец смотрел на меня вызывающе. Я сделала большой глоток кофе, но, как ни тяни время, стратегию на ходу не разработать. И тогда я стала задавать прямые вопросы.
– День рождения Филиппа?
– Я родился 27 января, – выпалил незнакомец как из пистолета и самодовольно добавил: – В один день с Моцартом.
Ну, это элементарно. Узнать такое очень просто, только набери в Гугле. Но это еще только разминка.
– Когда родился Лео? – продолжила я допрос.
Негодяй улыбнулся, но и на этот вопрос ответил высокомерно.
– Мне все еще не верится, что его следующий день рождения мы отпразднуем вместе, – добавил он. – Я думал об этом каждый год, когда…
– Когда мы с Филиппом поженились? – перебила я, не позволяя самозванцу говорить о моем сыне.
Он посмотрел на меня как будто в замешательстве, но в конце концов ответил:
– В начале лета.
– Я хочу услышать число, – настаивала я.
– Господи.
Он испугался по-настоящему. Растерянно смотрел то на чиновницу, то на меня.
– Господи, я больше не знаю. Я… нет, знаю, но только не могу вспомнить. Я…
– Что было на мне в день свадьбы? – продолжила я, даже не думая ослаблять хватку.
Он плавал, и это хорошо.
– Где была свадьба?
– Я… – Он запнулся, опустил голову и нервно провел рукой по волосам. – Проклятие, я слишком устал.
– Какие песни звучали? – спросила я.
Незнакомец молчал.
«High and Dry» «Radiohead», думала я. Сначала имитатор Элвиса пел «Love Me Tender», а потом бэнд играл «High and Dry». Воспоминание окутало меня своей тенью, сдавило горло, но распускать нюни было непозволительно, не сейчас, не сейчас.
Барбара Петри вздохнула. Кажется, она начинала понимать бессмысленность всей затеи.
– Я думаю, достаточно, – заявила она.
– Нет! – крикнула я.
Петри встала, давая понять, что вся эта история ей порядком наскучила.
– Госпожа Петерсен, у меня такое чувство, что вас не переубедить, на сколько бы вопросов ваш муж ни ответил, – заявила она.
– Это не мой муж, – ответила я и тоже поднялась.
Тон мой и впрямь был слишком непримиримый, я сама это чувствовала, но у меня не оставалось выбора.
– Помогите! – попросила я.
Петри как будто задумалась. Потом едва заметно кивнула.
– Господин Петерсен, – наконец-то обратилась она к самозванцу, тот тоже теперь стоял. – Предлагаю вам для начала поехать со мной. До выяснения обстоятельств дела мы разместим вас в гостинице, а потом вы сможете…
– Нет, – возразил тот.
Петри удивленно подняла брови.
– Этот дом является фамильной собственностью уже на протяжении нескольких поколений, – заявил мнимый Филипп. – Сегодня я в первый раз за семь лет переступил его порог. И больше никуда не пойду и ни в какой гостинице спать не собираюсь.
Барбара Петри несколько секунд взвешивала услышанное, потом кивнула.
– Госпожа Петерсен, – в конце концов обратилась она ко мне, и в ее тоне зазвучали извиняющиеся нотки. – Не могли бы вы провести эту ночь в другом месте?
Я недоуменно на нее уставилась. Растерянности моей не было предела. Она вообще в своем уме? Неужели и впрямь считает, что я так запросто уйду из дома, а этот чужой человек останется?
– Нет, – отрезала я.
Гостья подавила очередной зевок и подвела черту:
– С учетом всех обстоятельств не думаю, что это хорошая идея, если оба вы останетесь здесь.
– Тогда уведите отсюда этого человека! – сказала я.
– Прошу вас, прислушайтесь к голосу разума, – начала Барбара Петри, но я не знала, обращены ли ее слова ко мне, к самозванцу или же к нам обоим, и потому отключилась.
Настало время выложить джокер.
– Я хочу увидеть родимое пятно, – заявила я.
Петри повернулась ко мне:
– Какое еще родимое пятно?
– У моего мужа на груди было родимое пятно, очень необычное и заметное, – разъяснила я.
Теперь-то он попался.
Кажется, Барбара Петри не совсем понимала, как лучше всего повести себя в этой ситуации.
– Даже не знаю, – обратилась она к незнакомцу. – Не могли бы вы…
– Пожалуй, с меня хватит, это зашло уже слишком далеко, – накинулся на нее тот. – Прикажете еще теперь и перед вами раздеваться?
Его глаза метнули черные искры.
– Пардон, – сказала Петри. – Не хотела задеть вас за живое. Я подумала, так, наверное, проще всего доказать вашей жене…
– Сегодня я впервые за семь лет ступил на немецкую землю, – перебил ее самозванец. – Я уже сорок восемь часов на ногах. Устал как собака.
Он почти сорвался на крик, лицо побагровело.
– И надеюсь, дамы поймут, что сейчас мне не до стриптиза.
Барбара Петри побледнела. В первый раз ей стало не по себе. Она забормотала невнятные извинения.
Проклятие.
В течение нескольких секунд царило молчание.
Думай, Зара!
– Я провожу вас до дверей, – произнес, наконец, незнакомец.
Барбара Петри, похоже, не знала, что делать.
Думай, Зара, думай!
Я видела, как повернулась Барбара Петри, собираясь идти, и тут меня осенило. Ну конечно же!
– Я настаиваю на генном тесте! – выпалила я и с торжеством отметила, как, открыв рот, смотрит на меня этот прохвост.
– Генный тест проводится только с добровольного согласия, – вставила свое слово Барбара Петри.
Я наблюдала за незнакомцем, он за мной, прошла целая вечность, и еще одна, и еще, после чего он сказал:
– Я согласен.
Незнакомец
Филипп Петерсен родился 27 января 1976 года в Гамбурге.
Зара Петерсен, в девичестве Вагнер, появилась на свет 4 апреля 1978 года в Кельне.
Дата рождения Лео Петерсена, единственного ребенка от этого брака, 28 августа 2006 года.
18 мая день рождения Констанции, матери Филиппа Петерсена. Отец Филиппа Петерсена, которого также звали Филипп, родился 11 ноября и умер в сочельник 2002 года.
Зара Вагнер и Филипп Петерсен познакомились друг с другом 2 августа.
27 января также отмечается не только день рождения Моцарта, но и годовщина освобождения Освенцима.
4 апреля 1968 года, ровно за десять лет до появления на свет Зары Петерсон, в Мемфисе был застрелен Мартин Лютер Кинг.
Лео Петерсен родился в один день с Гете.
Я всегда был силен в датах. И разумеется, знаю, что мы поженились 11 апреля. Нет, число я не забыл.
Я просто не хотел, чтобы Барбара Петри подумала, будто я выучил семейную хронику наизусть, вот и все.
20
Перед моими глазами качался парусник. Вперед, назад, вперед, назад – бесконечное движение на черно-белом пунктире волн. Вялость одолела меня, словно я плыла в ореховой скорлупе по открытому морю, голова кружилась так, что пришлось отвести глаза. Стало теплее, свет, льющийся с улицы, изменился, он уже не так ослепительно ярок и напоминает о том, что скоро наступит вечер.
Но как провести ночь под одной крышей с этим человеком!
Я сидела в любимом кресле, подтянув ноги, и пыталась успокоиться. Мысли мои все время возвращались к самозванцу, который все еще находился здесь, в доме, и к Барбаре Петри.
Когда этот прохвост согласился на генный тест, я словно впала в ступор. Не знала, как мне реагировать. Наверное, пришла в ужас, потеряла всякий контроль над собой. Надменная ухмылка незнакомца. Удивленно вздернутые брови Барбары Петри, которая теперь смотрела на меня с нескрываемым недоверием. Вся ситуация в одну секунду изменилась. Если сначала чиновница не исключала моей правоты, то согласие мнимого Филиппа на генный тест повернуло всю ситуацию в совершенно иное русло. Шанс был упущен. От отчаяния захотелось опрокинуть стол, но я, конечно, сдержалась. С трудом нашла силы и что-то пролепетала, уж не знаю, что именно. Мысли мои кружились вокруг одного: возможно ли это, почему он дал согласие?
Барбара Петри и самозванец, словно по обоюдному уговору, одновременно направились к двери, на несколько секунд тело мое вышло из-под контроля, а когда я очнулась, было уже слишком поздно и оставалось только поспешить за ними – и это в моем собственном доме. Он понизил голос до доверительного шепота.
– Прошу вас, простите меня, Барбара. Моей жене и в самом деле нехорошо. Я могу на вас положиться…
А потом голос Петри, вдруг такой медоточивый, словно они находились здесь только вдвоем.
– Не волнуйтесь, господин Петерсен. От меня никто ничего не узнает, если вам так угодно.
И я поняла: он все-таки добился своего.
Теперь она у него на крючке.
– Благодарю вас, – сказал он так спокойно, так задушевно, так тихо.
Я пребывала в полной растерянности. Думала: черт побери, а он неплох.
Когда Барбара Петри ушла, я снова попыталась выставить самозванца из дома, но он просто сказал «нет» и покинул комнату.
Он один из тех зверей, которые вторгаются в чужую экосистему и разрушают ее изнутри.
На коленях моих лежала книга, я взяла ее с полки бессознательно, наугад. Раньше я частенько играла в эту игру, брала вслепую книгу с полки и потом в нетерпении открывала глаза, – проверить, к какому чтиву привела меня судьба, а потом гадать, какие послания от вселенной или от моего подсознания зашифрованы в этом выборе. Литературный гороскоп, так сказать. Вытяни я «В дороге» Джека Керуака, значит, пора отправляться в путешествие, «Фауст» Гете указывал на предстоящее важное решение, «Бойцовский клуб» Чака Паланика – определенно к ссоре. Иные книги не поддавались однозначной трактовке. «Над пропастью во ржи», к примеру, или «Мастер и Маргарита». Другие же, как «Невыносимая легкость бытия» Кундеры, напротив, всегда попадали в точку. Мои книги занимают всю стену в гостиной, я люблю их, они мне нужны. Все это малые самостоятельные вселенные за корешком переплета, я с удовольствием погружаюсь в них, если чувствую в своей жизни какую-то фальшь. Я обращаюсь к книгам, когда мне становится мало моего мира, или он ускользает, или несет боль и потери.