Или все-таки нет?
Жил да был один очень богатый король, и к нему с уважением относились на всем белом свете, сочиняла я. А вот королева у него была завистливая и злая. Она отравила мужа колдовским питьем, и с тех пор доброго короля никто на свете не видел и никто не мог сказать, что же с ним случилось. Но все подозревали, что за этим скрывается королева. У короля было множество друзей, и все они хотели за него отомстить. Но они никак не могли доказать, что именно королева убила короля, потому что тело его так никогда и не нашли. И тогда они разработали план. По всей стране они принялись искать человека, который был бы очень похож на пропавшего короля. Со всех концов королевства стали приходить к друзьям короля молодые люди, чтобы те оценили их внешность, и семь дней подряд друзья вглядывались в их лица, и в конце концов нашли того, кто действительно был похож на исчезнувшего короля. Они научили его говорить так, как говорил король, и нарядили его в одежды, ничуть не уступавшие королевским. Королева, увидев якобы своего мужа, которого она собственноручно отравила, потеряла рассудок. «Не может такого быть! Не может такого быть! Ты мертв и похоронен!» – кричала она. Никто и опомниться не успел, как она от ужаса прыгнула вниз с самого высокого зубца королевского замка и разбилась насмерть.
Я открыла глаза, заморгала, солнечный свет ослепил меня. Что я вообще тут делаю? У меня нет времени на этот бред! Неужели меня семь лет подряд мучил бы вопрос, что случилось с Филиппом, если бы я его собственноручно убила? Я собралась с мыслями, поймала их, как горстку светлячков, и нажала на газ.
Незнакомец
Закончив телефонный разговор, я пошел в ванную комнату и долго стоял под душем. Затем я достал чистые вещи из своей небольшой дорожной сумки и оделся. Сразу почувствовал себя лучше.
Размышления мои прервал телефонный звонок. Я несколько раз слышал телефон, принимая душ. Он долго звонил, потом ненадолго замолкал – и звонил снова. Я встал, направился к телефону и поднял трубку.
– Алло!
В ответ молчание.
– Алло!
Откашливание. Затем мужской голос:
– Да, гм, алло. Извините. Это Мирко. Блюхер. Я работаю вместе с Зарой.
Я молчал.
– Н-да, гм. Я совсем недавно узнал о вашем возвращении, – продолжал он, – это же потрясающе. После стольких лет. Я видел вас по телевизору. В аэропорту. Невероятная история. Мои самые сердечные пожелания, или что там говорят в таких случаях.
– Спасибо.
– Н-да, – проговорил он.
А я молчал. Не из тех я людей, что испытывают потребность заполнить тишину болтовней.
– Могу ли я поговорить с Зарой? – спросил он наконец.
– Нет, – ответил я. – Ее нет дома.
– А, ну хорошо, спасибо. – И он повесил трубку.
Некоторое время я продолжал смотреть на телефон, затем вышел в сад и уселся под одним из яблоневых деревьев. Спать мне никак нельзя, а вот немного отдохнуть – можно. Женщина сюда вернется. Все-таки это ее дом, просто так она мне его не отдаст. Я достаточно хорошо разбираюсь в людях, чтобы это понимать.
Мне представлялось, что все это будет куда проще. Но жизнь – она не такая простая. Она разная, но уж точно непростая. Чувствую, как мысли мои возвращаются в лагерь, вспоминаю ссоры, какие там постоянно возникали – и всегда по ничтожному поводу. Кому мыться первым, кто оставил другим слишком мало еды, кто храпит или треплется без умолку, кто смеется очень уж громко. Меня такие вещи вообще не беспокоили. Единственное, чего я совершенно не выносил – это отсутствие личного пространства. Если кто-то касался моих вещей, я просто выходил из себя, и ничего тут не поделаешь. Что ж, у каждого своя мера чувствительности.
Вспомнился мне мой лучший друг по лагерю. Дома у него тоже остались жена с ребенком. Как у меня. Мы поддерживали друг друга, стали как братья, причем на годы. Читали одни и те же книжки. Обсуждали одни и те же темы. Я любил этого парня, хороший он был человек. Обещание, данное ему, я не нарушу.
И почти без всякого усилия с моей стороны в голове начала крутиться моя старая, годами проверенная мантра. Держаться. Действовать. Держаться. Действовать. Держаться. Действовать. Держаться. Действовать. Действовать. Действовать. Действовать.
33
Только-только войдя, я почувствовала, что он здесь. Его присутствие – это как захват моего дома, как низкий звук, который воспринимаешь скорее животом, чем ушами, от которого все волоски на теле встают дыбом.
Бесшумно я закрыла дверь, прислонилась к ней спиной, ненадолго закрыла глаза и попыталась вызвать в памяти и осмыслить все, что знаю. Его исчезновение сегодня утром, его рейд по всему городу, тот факт, что он столь многое знает про Филиппа, что он знаком с какими-то людьми в Гамбурге и встречается с ними, что он сует деньги бродягам на вокзале. Что он хочет выиграть время и ради этого согласился даже на генный тест. Генный тест! Мысленно я вернулась к разговору с Барбарой Петри. Как много он знает о нас. Этот чужак, должно быть, хорошо знаком с Филиппом. Ему хватило времени, чтобы изучить того вдоль и поперек. Они были вместе в плену, что ли?
Я размышляла, не стоит ли вновь обратиться в государственные органы, но ведь ничего нового я им не расскажу. Я видела, как этот человек шел по городу и разговаривал с разными людьми – а разве это произведет на кого-то впечатление? Вспомнила снова и разговор с Барбарой Петри, закончившийся для меня столь неудачно.
Этот чужак выступает на редкость убедительно. Чтобы быть таким убедительным, надо верить самому себе. Постоянно носить маску вовсе не такое простое дело. Новую истину, усвоенную лично для себя, недостаточно правдоподобно представить остальным, нет. Ее надо постоянно, снова и снова повторять самому себе. Мысленно – опять и опять. Если хочешь выступать правдоподобно, то нельзя позволить себе ни одного неверного слова. Но еще нельзя позволить себе и ни одной неверной мысли. Надо постоянно повторять себе: я невиновен. Я невиновен. Я невиновен. Скажи себе восемнадцать миллионов раз, что ты невиновен – и ты станешь невиновным. Перед любым человеком, перед любым детектором лжи, но главное – перед самим собой. Скажи себе восемнадцать миллионов раз, что тебя зовут Филипп Петерсен и ты женат на женщине по имени Зара – и ты станешь Филиппом Петерсеном. У тебя все получится.
Мне не продвинуться вперед с моими агрессивными вопросами. Надо совершить другую попытку. Если этот человек действительно знал Филиппа, если их действительно держали вместе в плену…
Отойдя от двери, я отправилась на поиски. Заглянула в кухню, в гостиную, в столовую, во все спальни, наконец, бросила взгляд через дверь террасы, и тут-то обнаружила его в дальней части сада. Сидит себе там, прислонившись к стволу дерева, в тени, вытянув ноги, босиком. Он переоделся, теперь на нем джинсы и белая футболка.
Надо изменить тактику, снова подумалось мне.
Он заметил, что я стою в дверях и за ним наблюдаю. Воздух на улице по-прежнему жаркий, жаркий и влажный. Самозванец глядел прямо на меня, в глазах ожидание и – в изрядной степени – недоверие.
Я пошла к нему, села рядом. Взгляд его выражал теперь изумление. Некоторое время мы оба молчали. Я сорвала маргаритку, принялась крутить ее в руках. Дурацкий отвлекающий маневр.
– Когда Филипп исчез, – заговорила я наконец, – моему сыну как раз исполнился годик.
Чужак на меня не смотрел.
– Лео – это наша третья попытка, третья и последняя, – тут я вздохнула, – до того у меня было два выкидыша.
Я рассматривала маргаритку у себя в руке, потом отбросила ее в сторону. И продолжила:
– Бывает, люди так легко об этом говорят – выкидыш. Будто это мелочь какая-то. Проигрыш. Розыгрыш. Выкидыш. Ничего серьезного.
Чужак на меня по-прежнему не смотрел.
– После первого моего выкидыша мы были в полном отчаянии. Особенно Филипп, даже больше моего. Нам сказали, что лучше всего сразу попытаться снова, мы так и сделали. Вскоре я опять забеременела, и поначалу все выглядело просто великолепно. И ничего удивительного, я же была здоровая, я же была молодая. Как раз закончила учебу. Я… – Прервав себя на полуслове, я тут же продолжила: – Филипп любил детей, он всегда хотел иметь детей. Бывают такие люди, которым без детей счастья нет. Он именно такой. После второго выкидыша меня обуял страх. Мы похоронили уже второго ребенка. И я спрашивала себя, как же мы пойдем на такое в третий раз. Три – это для меня особое число, понимаете… У меня всегда такое чувство, что если любое дело не получается в третий раз, то оно не получится уже никогда.
Я чувствовала, как капля пота катится по моему виску, потом по щеке, по шее и, наконец, впитывается в воротничок футболки.
– Боялась я, что отныне это и есть моя жизнь: беременность, потом выкидыш, опять и опять, три раза, пять раз, десять раз, пока у нас, наконец, не иссякнут силы – у нас обоих. Однажды вечером я обнаружила Филиппа в детской комнате, которую мы с ним вместе обставляли. Он смотрел в пустую колыбельку и повернулся ко мне, когда я вошла. Казалось, ему неприятно было, что я застала его за подобным занятием. Тем же вечером я сказала ему, что готова снова попробовать, а он ответил: нет. Я ушам своим не поверила, я ведь знала, до какой степени он хочет ребенка. Спросила, отчего же теперь вдруг – нет, что такое случилось. А он ответил, что и он с трудом перенес наши две несостоявшиеся попытки, однако для меня это было, несомненно, еще труднее. И он не хочет теперь, чтобы я прошла через это в третий раз. Вы понимаете? – спросила я. – Вот такой человек был Филипп.
Снова вздохнув, я бросила осторожный взгляд на незнакомца, а он упорно смотрел вперед и по лицу его ничего прочитать было нельзя.
– Однако я настояла на этом. На третьей и последней попытке.
Чужак молчал.
– Вы ведь знали моего мужа, не так ли?
Чужак молчал.
– Вас вместе держали в плену? Вы там узнали Филиппа?