дом я, на лице – полное безразличие. Это было вчера, в аэропорту. Нет, позавчера.
«Долгожданное возвращение сына города» – гласил заголовок над фото. Я почувствовала, как засосало под ложечкой, и для своего же блага решила не читать статью. По настоянию Мириам прокрутила дальше до комментариев. Прочла несколько из них и поначалу не усмотрела ничего необычного. Но потом как гром среди ясного неба. Я оцепенело глядела в дисплей. Удар застал меня врасплох. Открытая клевета в Сети. Меня оскорбляли самими последними словами. Называли оппортунистической шлюхой, которая выскочила за Филиппа Петерсена только из-за денег, сделала ему ребенка, а в его отсутствие крутила шашни со всем Гамбургом.
Я совершенно растерялась. Какая редакция допускает подобное? А вдруг самозванец имел в виду именно это, когда говорил, что я все потеряю, если не буду держать язык за зубами? А вдруг это только начало? Вдруг я теперь и вправду все потеряю?
Если верить тому, что пишет Мириам – а какой резон ей обманывать? – то подобного рода комментариями напичканы все электронные версии ежедневных газет. Все форумы и все статьи, где обсуждается возвращение Филиппа Петерсена. Это не злая промашка, не единичный случай, а самая настоящая кампания. Меня намереваются смешать с грязью, запятнать мою репутацию.
Мысли мои обратились к человеку, находившемуся где-то здесь, в этом огромном доме. Спокойно, Зара, сказала я сама себе вполголоса. Все эти грязные нападки в Сети. Может, это его рук дело? Есть ли в том хоть какой-нибудь смысл? Вспомни о звонках, о дыхании. Нет, определенно это не он, это решительно исключено. Правда, звонки начались с появления незнакомца. Никак не получалось все это увязать.
Вот уже несколько дней я тщетно пыталась дозвониться до Иоганна и почти впала в отчаяние. В то же время мне постоянно названивал анонимный абонент. И звонки эти наверняка имели связь с происходившими событиями! Но с каким умыслом они совершались? Может, меня хотели запугать? Или наоборот? Предостеречь? Но тогда почему звонивший молчал? Боялся, что я узнаю его голос?
Или ее?
Снова вспомнились комментарии. Накатила волна запоздалого гнева. А что если Лео обо всем узнает? Или соседи? Коллеги? Ученики?
Я схватила вазу, стоявшую на ночном столике, и запустила в стену, та раскололась на большие куски, и я испытала удовлетворение. Ударила ногой по платяному шкафу и почувствовала острую боль. Принялась швырять все, до чего только могла достать: книги, подушки, карандаши. Разбила вдребезги ночник. Я исступленно кричала, извергая накопившийся гнев. Потом села на кровать, этакий сгусток негодования, головной боли и смятенности. И тут наконец-то хлынули слезы.
Незнакомец
Сижу на полу, прямо под дверью спальни, и слушаю, как она рыдает.
Всхлипывания очень глубокие, почти театральные. И еще она бросает вещи.
Никак не пойму, чем этот рев вызван: очередная ли это манипуляция в надежде расположить меня к себе, или эта женщина действительно пребывает в смятении. Возможно и то, и другое, но я, конечно, уповаю на второе.
Если это и впрямь минута слабости, мне следовало бы ею воспользоваться.
Теперь вдвойне досадно, что Гримму пришлось меня утешать, и что он еще не располагал никакой полезной информацией.
Внезапная мысль приходит мне в голову. А что если она с собой что-нибудь сделает? Нет, такой поворот желателен сейчас менее всего. По крайней мере пока. Я поднимаюсь, стою перед дверью, потом вскидываю руку, чтобы постучать. Медлю. Снова опускаю руку. Нет. Пусть еще немного поболтается в своих тревогах. Она не вскроет вены и не затянет петлю на шее. Не того нрава.
Эта красотка выплачется. Потом сядет, утрет нос, высушит глаза. Будет корить себя за слабость. Увещевать, что она-то сильная и со всем справится. Ведь именно это она умеет прекрасно – что бы ни случилось, снова поднимать голову. Она оправится. И будет действовать.
И тогда события перейдут в решающую фазу. Наконец-то.
Отступаю от двери. Самое время размять ноги. Глотнуть свежего воздуха.
Я покидаю дом, выбираюсь на улицу. Каштаны. Пожилой мужчина выгуливает овчарку, двое детей проносятся мимо на велосипедах, щебечут птицы. Какая идиллия.
Делаю несколько шагов. Да, я знавал и другие времена, когда мое состояние было куда лучше. Но, в общем и целом я в порядке. Поспать бы только.
Главное – не падать духом.
Мужчина с собакой между тем подходит еще ближе, но когда он ко мне обращается, я вздрагиваю.
– Госпожа Петерсен дома? – спрашивает он.
– Простите?
Несколько секунд я пребываю в растерянности, к расспросам любопытных соседей я не готов.
– Госпожа Петерсен у себя? – повторяет старик. – Вы же только что вышли из ее дома, если не ошибаюсь?
– Да, – отвечаю. – Она у себя.
Сосед недоверчиво меня разглядывает.
– Моя фамилия Лаутербах, я живу в нескольких домах отсюда, – поясняет он.
Голос его звучит не очень приветливо.
– А вы кто?
– Я Филипп Петерсен. Муж Зары.
Старик смеется.
– Как бы не так, – говорит он. – Я знал Филиппа еще маленьким мальчиком.
Он больше не обращает на меня внимания, идет за собакой, которая уже взяла курс к ближайшему дереву.
– Странные шуточки у некоторых людей, – бормочет старик, удаляясь.
Я инстинктивно поднимаю голову и смотрю на окно ее спальни. Женщины не видно.
Я возвращаюсь в дом.
Снова встаю на вахту под ее дверью.
35
В комнате невыносимая жара, хотя на дворе уже ночь. Я чувствовала, как мой лоб покрывается мелкими капельками пота. Одна из них сбежала между грудей и впиталась в пояс моих брюк. Глоток свежего воздуха сейчас бы не помешал. Я подошла к окну, открыла в надежде, что ночной бриз коснется лица, но все, что меня ожидало этой ночью – это тишина, бархатная темнота и парочка неутомимых летучих мышей. Ни дуновения, ничего, что принесло бы облегчение разгоряченному мозгу. Было предупреждение о надвигающемся циклоне, но он, похоже, заставлял себя ждать. Я отошла от окна и снова опустилась на кровать. Так много всего накопилось, о чем следовало поразмыслить, но я даже не знала, с чего начать. Чужак должен уйти, подумала я. Все прочее не столь важно.
Я в очередной раз набрала номер Иоганна. Услышала звонок, другой, потом трубку сняли. Я была огорошена и в первую секунду даже не нашлась, что ответить.
– Алло? – повторил Иоганн. – Зара?
– Иоганн, – выпалила я. – Я уже целую вечность пытаюсь тебе дозвониться!
– Я знаю, – прозвучало в трубке. – Я был за границей.
Его голос звучал как всегда невозмутимо. Неужели ему еще ничего не известно?
– Ты слышал?.. – начала я.
– Это невероятно, – перебил меня Иоганн. – Они его нашли. Они действительно его нашли!
Господи. Как ему сказать?
– Я все время тебе названивала, – прошептала я.
Иоганн как будто не слышал.
– Когда я узнал, то сначала даже не мог поверить.
– Это не Филипп, – сказала я.
В трубке воцарилась тишина. Казалось, было слышно, как хмурил лоб Иоганн, как в замешательстве хлопал глазами, словно я отмочила какую-то шутку, и оставалось только дождаться, когда я воскликну: «Первое апреля».
– Я не понимаю, – сказал Иоганн.
– Человек, которого они нашли, не Филипп! – сказала я.
Тишина.
Я подавила комок в горле и постаралась сохранить самообладание.
– Не Филипп? Что ты имеешь в виду? – спросил он.
Я подбирала нужные слова.
– Я видел вас по телевизору, – прорезал тишину голос Иоганна. – Передо мной газета с вашей фотографией.
– Иоганн, вглядись внимательно, – ответила я. – Посмотри на этого человека. Вспомни, как выглядит Филипп. Его рост. Фигуру, особенности его походки. Форму бровей. Ямочки на щеках. Корни волос. Его глаза. Глаза в первую очередь. А потом взгляни на этого человека. Неужели ты всерьез думаешь, что это Филипп?
Еще немного, и рассудок мой помутится. Я чувствовала, что нахожусь в плену какого-то кошмара.
Иоганн опять замолчал, ненадолго.
– Его видно только в профиль, – произнес он. – Но…
Он оборвал на середине фразы.
– Я понимаю твое замешательство, – сказала я. – Я столько раз пыталась в последние дни тебе дозвониться, хотела уберечь тебя от всего этого!
Иоганн молчал.
– Конечно, ты думаешь, это Филипп, – добавила я успокаивающе.
Иоганн по-прежнему безмолвствовал.
– Контекст. Все дело в контексте.
Мне стало трудно дышать. Я убрала с лица прядь волос.
– Ты услышал, что Филипп вернулся. Наверное, даже плакал. Во всяком случае, безотчетно смеялся. Твои пальцы дрожали. Ты обращался к Богу и благодарил, хотя вообще-то в него не веришь. Я знаю. Потому что все это испытала сама.
Иоганн еще не обронил ни слова.
– А потом ты открываешь газету и видишь мужчину примерно того же возраста, которого сейчас достиг бы Филипп, того же роста, с Филипповой осанкой и вообще очень на него похожего. И ты, конечно же, думаешь, что это и есть твой друг.
Молчание.
– Контекст, – добавила я.
– Зара, что за вздор ты несешь? – спросил он. – Если это не Филипп, то кто же?
– Самозванец. Мошенник.
– Ты это серьезно? – спросил он. – Но тогда что, скажи на милость, ему от тебя понадобилось?
Я не могла больше ничего добавить. Я открывала и закрывала глаза как марионетка.
– А где сейчас Филипп, то есть этот человек? – спросил Иоганн.
У меня чуть не вырвался вздох облегчения.
– Точно не знаю, где-то внизу, – ответила я.
– Он в твоем доме? – спросил Иоганн.
Я ничего не ответила. Только бессмысленно кивнула, хотя этого никто не мог видеть.
– Зара, я не знаю, что с тобой происходит, но ты должна взять себя в руки, – подытожил Иоганн.
– Взять себя в руки? – воскликнула я.
– Если это не Филипп, – сказал он с подчеркнутой сдержанностью, – то кто же тогда?
– Я не знаю, – ответила я. – Поверь, мне бы тоже очень хотелось…