Она вернется, я в этом уверен. Она все поняла, я прочитал это на ее лице. Она вернется – и мы покончим с этим делом.
Зазвонил городской телефон, я вздрогнул. Чуть не выдернул штекер из розетки, слышать эти звонки было невыносимо, когда я зашел в гостиную. Но я взял себя в руки.
– Петерсен слушает.
– Говорит Гримм. – Я чуть не поперхнулся. А тот продолжал: – Ваш мобильный телефон выключен. Вот я и решил…
– Да-да, нет проблем… – выдавил я.
Голос мой вдруг зазвучал сипло. И дрожь в руках вернулась. Если уж он звонит в столь позднее время, то, значит, дело важное.
– Я позаботился о том, чтобы выполнить вашу просьбу, и вот… – сообщил Гримм.
– Послушайте, – перебил я, – прежде чем вы дадите пояснения, у меня вопрос: вы уверены в том, что говорите?
– Абсолютно, – подтвердил он. – Оказалось, это проще, чем я думал.
– Тогда ладно, – сказал я. – Слушаю вас.
Он говорил, а я слушал. Застыв на месте, даже как будто окаменев. Когда он замолк, я сказал:
– О’кей. Спасибо, что вы мне это сообщили.
И тут повисло молчание.
– Есть и еще кое-что, – прервал молчание Гримм.
И произнес слова, которые полностью перевернули для меня мир.
45
Шум машин на улице, где несмотря на поздний час движение было весьма оживленным, где еще и дамочка за рулем кабриолета устроила настоящий концерт, гудя на все лады автобусу-«фольксвагену», остановившемуся во втором ряду и перекрывшему движение, – шум на улице, казалось, вдруг усилился. Прижимая мобильник к уху, я быстрым шагом свернула в первый попавшийся переулок, подальше от проезжей части. Оказалось, оживление царит и там, но я хотя бы могла расслышать то, что говорил Мирко.
– Извини, пожалуйста, – крикнула я в трубку. – Что ты сказал? Можешь повторить? Тут очень шумно.
Мирко выругался.
– Я сказал, что я вообще-то не такой. Что я вообще-то не особенно ревнивый. И уж точно я не рвусь отомстить, – говорил он. – Честное слово, спроси у кого угодно.
– Знаю, знаю, – ответила я. – Конечно, я это знаю.
Я прислонилась спиной к кирпичной стене дома, у которого стояла с телефоном, там в подвале размещалась прачечная. Молодые и красивые люди шли мимо меня, устремляясь в модные бары или клубы, для меня такие уже лет десять, не меньше, никакого интереса не представляют. Вот парочка, идут рука об руку, переходят на другую сторону улицы, где в полудреме сидит какой-то попрошайка, выставив на тротуар старую и драную шляпу, одной рукой почесывая своего шелудивого пса.
– У меня в кармане уже было кольцо наготове! – сообщил Мирко.
Мороз по коже. Вот проклятие. Разве я могла это знать?
– В последние месяцы все шло отлично. Можно сказать – все шло великолепно…
Он говорил и говорил, и я не сразу сообразила, что Мирко вдрызг пьян и лыка не вяжет.
– В смысле – мне было все ясно. Я думал, ну да, у нее сын от первого брака. Ну да, она все так и будет спрашивать, что там такое случилось с ее мужем.
Я понимала, кого он имеет в виду под словом «она».
– Но я, как только пришел в школу, пришел в первый раз и ее увидел в первый раз, я сразу понял: между нами что-то есть. Я сразу почувствовал. Сразу. Красивая, молодая, одна воспитывает ребенка, это ж надо, какие успехи в триатлоне. Такая сильная и такая беззащитная.
Конечно, при других обстоятельствах от самого надрыва в его голосе у меня тоже разорвалось бы сердце. Но я лишь невнятно ответила:
– Мне очень жаль, Мирко.
А ведь это правда. Мне было очень жаль, что в тот момент я ничего не чувствовала. И уж точно – ничего не чувствовала к Мирко. Я сразу отметила для себя, что оно именно так, и пришла в ужас. Что я за человек такой? Я убила человека на дороге. Я использовала Мирко, чтобы избавиться от Филиппа, а потом просто бросила, потому что больше в нем не нуждалась. Вот просто так. А самого Филиппа…
А самого Филиппа я…
Мирко тотчас заметил, что я мыслями где-то далеко.
– Ты просто оттолкнула меня в сторону, – сказал он. – Вот так легко. Я этого не понимаю. Взяла, да и оборвала все связи, раз и все.
Я не ответила.
– Ни тебе «почему», ни тебе «зачем». Просто перестала к телефону подходить, когда я звоню. – И выругался. И заорал: – А что твой муж возвращается, я вообще только из газеты узнал, из газеты этой проклятой! Дерьмо собачье! Так нельзя делать!
Я молчала.
– Не знаю, что и сказать. Не могу понять, как такое возможно, – повторял Мирко.
Возникла пауза.
– Ты меня слышишь? – спросил он наконец.
– Да.
Больше я ничего не сказала, а что мне было сказать?
Мирко послал меня куда подальше. И разъединился – завершил звонок.
Но я ничего не чувствовала, я слишком устала. Зато моя потребность оказаться рядом с Лео вдруг стала непреодолимой. Ага, наконец-то у меня снова есть цель! К Мириам! И как можно скорее. Я ринулась вперед, а люди, попадавшиеся навстречу, только и косились на меня: мол, очередная сумасшедшая в этом сумасшедшем городе. На ближайшем перекрестке я свернула налево, пробежала мимо какой-то молодежи, игнорируя их шуточки, и тестостерон, и баночное пиво. Бежала, бежала, бежала.
Несмотря на поздний час, Мириам не спала, когда я оказалась у нее на пороге, она кормила Эмили. Как же я обрадовалась, увидев ее! Да, она не обладает таким влиянием и таким могуществом, как Иоганн, но она на моей стороне, а сейчас это самое главное.
И сейчас я наконец-то посвящу ее во всю эту историю, хотя следовало сделать это гораздо раньше.
– Дорогая моя! – воскликнула она, открывая мне дверь с малышкой на руках. – Как же я тебе сочувствую…
Я поначалу и не поняла, что она имеет в виду, но потом догадалась. Она решила, будто я приехала из-за всех этих комментариев в Интернете, но какое мне до них дело? Нужно вернуться к моей собственной жизни, и кроме этого меня сейчас ничто не интересует. А Мириам все болтала, она передала мне на руки Эмили, поставила воду для чая. Рассказывала, как вчера устроили гриль в саду, как дети помогали Мартину и до отвала налопались мясом да всем прочим с решетки, да еще картофельным салатом. Мне и словечка не удавалось вставить. Малютка Эмили с интересом разглядывала мое лицо, невольно и я улыбалась ей в ответ. Даже показалось, что Лео всего месяц-другой назад был вот таким же крохотным… Прочь, сентиментальность! Я села за обеденный стол, Мириам забрала у меня малышку и приложила ее к груди, та с жадностью глотала молоко. А я вдруг засомневалась: подходящий ли сейчас момент для моих признаний? Посреди ночи, когда она кормит грудью ребенка? С другой стороны, она ведь совершенно не удивилась, увидев меня на пороге своего дома.
– Мне нужно сказать тебе кое-что, – вдруг вырвалось у Мириам.
И лицо ее тотчас стало каким-то виноватым, а я встревожилась.
– Дело в том, что я разговаривала с Филиппом, – продолжала она.
Я почувствовала, как краска отхлынула от моего лица.
– Мы оба очень беспокоимся о тебе, – добавила Мириам.
– Что? Почему?
– Ты такая странная в последнее время…
Мне становилось все хуже и хуже.
– Позволь мне быть откровенной до конца? – не унималась Мириам.
Я не издала ни звука, Мириам сочла это за согласие. Откашлялась и произнесла следующее:
– Волей-неволей я вспомнила, как ты мне рассказывала про смерть матери… – И добавила: – Про ее самоубийство.
Мне просто не верилось, что я слышу такое.
– Ты рассказывала, как тебя это сразило, и как тебе потребовалась специальная помощь.
Лучшая подруга меня предала.
– Ну и вот… Может, в нынешней ситуации есть что-то похожее. Может, тебе снова требуется помощь. Нет ничего постыдного в том, чтобы такую помощь принять. Филипп считает…
Так, хватит! Я подскочила на месте, а Мириам стала хватать ртом воздух. Тут же разоралась и Эмили. Я потребовала ответа:
– Вы говорили обо мне за моей спиной?
Мириам только открывала и закрывала рот. Я даже не стала дожидаться ее слов, я мигом выскочила из кухни.
– Зара! – кричала Мириам мне вслед. – Зара, подожди! Ты куда?!
А я помчалась по лестнице вверх, на второй этаж, где у них детские комнаты. И думала об одном: забрать Лео. И прочь отсюда.
Наверху я тихонечко открыла дверь в комнату Юстуса. Смотрю, а обе кровати пусты! Я было испугалась, но потом разглядела, что посреди комнаты установлена большая палатка. И я чуть не расплакалась, вот ведь какая идиллия, вот ведь как здорово, должно быть, спать в этой палатке. Но странным образом мне вдруг вспомнились заодно и дохлые шмели под липовыми деревьями. Осторожно я расстегнула «молнию», заглянула в палатку. Увидела, что и Мартин там спит, а Юстус к нему прижался всем телом. Просто сердце разрывалось. До чего же они похожи, Юстус – уменьшенная детская копия Мартина, своего отца. Я наблюдала открывшуюся мне картинку, разглядывала горный ландшафт из одеял и спальных мешков в поисках Лео – его личика, его ноги, его руки. И вдруг – словно удар. Нет тут никакого Лео. Нет нигде.
И вновь у меня в голове зазвучали произнесенные тем человеком слова.
Ты все потеряешь. Своего ребенка. Всю свою жизнь.
В панике я метнулась назад, вниз, а на нижней ступеньке лестницы меня уже ждала Мириам.
– Где Лео?! – налетела я на нее.
А она, только и взглянув на меня, вяло ответила вопросом на вопрос:
– Разве он не там, наверху?
Промчавшись мимо, я оказалась уже почти у двери, но резко остановилась со словами:
– Мне нужна твоя машина!
– Да что с тобой такое?
– Ключи сюда, немедленно! – завопила я.
Мириам двигалась как-то заторможенно, но ключи мне все-таки дала.
– Куда это ты собралась? – крикнула она мне вслед, а малышка у нее на руках плакала, и плакала, и плакала. Ее плач отдавался у меня в голове, когда я запрыгнула в машину, завелась и тронулась с места.
Незнакомец
Я стою на пороге. Сумка через плечо. Вглядываюсь в темноту. Пытаюсь принять решение.