– Я оказалась к этому не готова, – прошептала я, пытаясь подобрать правильные слова. – Слишком много, просто слишком много всего…
Я оказалась к этому не готова.
Лучше я не могу объяснить.
Это правда. Это – истина.
49
Лицо у Филиппа очень красивое. Я всегда так считала. Темноволосый. Бледный. Большие карие глаза, а иногда, если он чему-то радовался, в глазах его появлялось какое-то чуть ли не детское выражение. А вот брови он поднимал треугольником, точно как Мефистофель в классической постановке «Фауста» Гете. Губы у Филиппа узкие, но изгиб у верхней губы такой красивый, что я тотчас в него влюбилась тогда, много лет назад.
Если приглядеться, все это можно распознать и сейчас. Когда знаешь, что нужно искать.
Как странно, думала я, что все мы выглядим по-разному. Земной шар населяют больше семи миллиардов человек, и у каждого свое лицо. А мы умеем воспринимать каждое лицо как особенное.
Да, обычно умеем.
Филипп поднял взгляд, заметил, что я его рассматриваю, и я отвела глаза.
Слишком много вопросов у меня в голове, так много, что мне никак не удавалось сосредоточиться на одном.
Филипп долго ничего не говорил. В конце концов, тишина показалась мне невыносимой, и я заговорила сама:
– Ты подумал, должно быть, что я все это нарочно! Нарочно делаю вид, будто тебя не узнала.
Филипп кивнул.
– Да. Да, я именно так и подумал: ты делаешь это нарочно. Конечно, я собирался поговорить с тобой наконец обо всем. И совершенно растерялся, когда ты отказалась со мной что-либо обсуждать. Просто поверить не мог, что ты собираешься продолжать в том же стиле, на котором мы закончили – со всей грубостью, отталкивая друг друга. И я был просто вне себя. Подумал, что ты пытаешься оговорить меня из расчета. Подумал, что ты преследуешь какую-то цель. А именно – окончательно избавиться от меня.
– Но зачем я стала бы это делать?!
Он пожал плечами.
– Понятия не имею, Зара. Семь лет – большой срок. Откуда мне знать, как прошли для тебя эти годы, о чем ты думаешь, чего ты хочешь и на что ты ради этого способна?
– А когда же ты понял?..
– Понял, что ты действительно меня не узнала, да?
Я кивнула.
– Не знаю точно… Наверное, когда ты шла за мной по городу. Мне показалось это странным. Я такого не ожидал.
Филипп задумался.
– А, еще когда ты притащила сюда мою маму.
Вспомнив об этом, я как будто получила удар под дых.
– Именно ее, мою маму. Вот тогда я и понял, – продолжал он.
Рукой он коснулся того места на груди, которое я задела ножом, а я вспомнила про разговор с Барбарой Петри и спросила:
– Но я ведь сразу потребовала, чтобы ты показал свое родимое пятно, отчего же ты этого не сделал?
Филипп, заметив свое непроизвольное движение, опустил руку.
– Я подумал, что с твоей стороны это очередная попытка меня унизить, – объяснил он. – В тот момент мне и в голову не приходило, что ты действительно меня не узнала.
Некоторое время мы оба молчали. Наконец он промолвил:
– Думал, что у тебя совесть нечиста. Что ты поэтому не желаешь меня узнавать. Думал – это ты сама…
Меня как холодом обдало.
– Я сама – что именно?.. – задала я вопрос, хотя уже догадывалась.
Филипп посмотрел мне в глаза. И тут я все поняла окончательно. Ненависть, ярость, язвительность, жестокость – вдруг все обрело смысл. Но все же я едва не потеряла дар речи. Как он смел такое подумать?
– Ты считал, что я замешана в деле с твоим похищением? – спросила я почти беззвучно.
Он не ответил.
А мне вспомнилось время перед тем, как он исчез, и наши ежедневные ссоры, и сказанные друг другу гадости.
И та проклятая ночь, после которой ничто уже не было как прежде, ночь, окончательно разбившая наш союз и позже благополучно вытесненная мною из памяти.
– Вот, значит, что ты думал… – прошептала я. – Семь лет подряд?
Филипп покачал головой:
– Но я действительно не знал, что думать.
– А теперь что ты думаешь?
Он как будто поперхнулся, но все-таки начал говорить:
– Что мне просто не повезло. Что я оказался в ненужное время в ненужном месте.
– Ты уверен?
Филипп кивнул.
– Да, и я только что получил этому подтверждение.
Пауза.
Долгая.
– Не понимаю, зачем ты сделал то, что ты сделал, – заговорила я наконец. – Вообще ничего не понимаю.
– Мне ничего не нужно было, кроме истины, – начал он объяснять. – И тогда…
Вместо продолжения он пожал плечами. А я продолжила за него:
– И тогда ты просто воспользовался моим смятением. Чтобы спровоцировать меня, всколыхнуть! Чтобы я испугалась и пришла в отчаяние!
Он нерешительно кивнул. Снова зависла пауза, но потом он повторил:
– Я думал – это ты сама… Как только я спустился с трапа и подошел к тебе, мне сразу стало ясно: ты совсем не рада меня видеть. Совсем наоборот! Ты была просто в ужасе.
Я ничего не ответила.
– А когда я попытался вывести тебя на чистую воду… Когда я спросил, помнишь ты худшее из того, что сделала в своей жизни… Когда я сказал, что тебе следует наконец признаться – вина так и была написана на твоем лице.
– Так ты имел в виду похищение! – только теперь догадалась я.
Филипп кивнул.
– А я подумала, что ты говоришь про ту ночь. Про несчастный случай. Про бегство с места происшествия. Про человека, которого я убила. Которого мы вместе убили.
Слезы выступили у меня на глазах.
Холодильник все гудел, напевал нам свою мелодию.
Вытерев слезы, я неожиданно для самой себя сказала:
– А что ты делал в городе?
– В городе?
– Ну да. Эта твоя странная прогулка по Гамбургу…
Кривая усмешка исказила лицо Филиппа.
– Именно это и делал, – ответил он. – Гулял по Гамбургу.
– М-м…
Мы помолчали.
– Ну и как? – поинтересовалась я.
– Что значит – как? – не понял Филипп.
– Прогулка по родному городу. Через столько лет.
Он улыбнулся и вдруг стал рассказывать.
– Что меня особенно поразило, так это разные мелочи. В плену у меня было много времени на размышления. Так вот, мысленно я совершал по родному городу долгие прогулки, пытался вообразить себе его с абсолютной достоверностью, точно воскресить в памяти все мельчайшие детали.
Казалось, он на миг погрузился в воспоминания. Затем продолжил:
– Во многом мне это удалось. Но мне не хватало десятков, сотен, даже тысяч мелких деталей. Какого цвета стулья, которые летом выставляют на улицу в итальянском ресторане на углу? Черные или темно-зеленые? Сколько ступенек ведут к дому наших соседей? Какие деревья стоят на нашей улице, отбрасывая густую тень? Липы, вот в этом я был уверен. Липы, потому что летом из-за них стекла припаркованных рядом автомобилей становятся такими клейкими. Но разве нет там и нескольких буков? Или буки растут только на параллельной улице? А какого цвета у нас мусорные баки? Я, наверное, миллион раз что-то выбрасывал в эти баки, а вот цвета их не помнил. Может, они оранжевые, может – синие или серые с металлическим отливом. Не мог вспомнить. – И он взглянул на меня. – Но вот вчера я на них посмотрел, а они, оказывается, красные.
Мы молчали. По улице, громыхая, проехала машина, и снова наступила тишина.
– А тот человек? – спросила я.
– Какой еще человек?
– Ну, тот, возле автомата со сладостями. Я видела, как он что-то тебе сунул в руку.
– Не было никакого человека.
Я моментально встревожилась, но Филипп сказал:
– А, погоди-ка. Тот, в футболке «Санкт-Паули»? Он попросил меня разменять ему банкноту, десятку.
Как все просто, как банально!
– Гм. А телефонный террор? А злобные комментарии в Интернете?
– Что-о?
Филипп наморщил лоб. И повторил за мной:
– Злобные комментарии?
Тут мне стало ясно, что я исходила из ложной предпосылки.
И сразу мне на ум пришел Мирко, с его настырностью, с его напором в последние месяцы, я вдруг поняла, что все эти звонки с неизвестного номера, злые смс-сообщения, возможно даже кошмарные онлайн-комментарии могли исходить от него. Нет, это не заговор против меня, это не кампания. Это просто оскорбленный мужчина, которого я на недолгое время пустила в свою постель и которого не очень-то деликатно изгнала из своей жизни. И еще мне стало ясно, сколько дров я наломала, сколько мне еще предстоит в ближайшие недели и месяцы объяснять, спасать, налаживать. Но в ту минуту мне хотелось только одного – спать.
– Ладно, забудь. Это не имеет значения, – сказала я, вдруг почувствовав навалившуюся усталость. – Я устала, как собака. Пойду-ка прилягу.
– Мне нужно тебе кое-что сказать, – не замедлил с ответом Филипп.
Я только взглянула на него:
– А до завтра это не подождет?
– Нет. До завтра не подождет, – заявил он, вставая.
На возражения у меня не хватило сил. Я тоже встала и поплелась за ним, но замерла на месте, когда поняла, что он намерен выйти из дома.
– Ты куда-то собрался? Сейчас?
Он кивнул со словами:
– Так надо.
Под глазами у Филиппа залегли тени, такие темные, что они казались чуть ли не фиолетовыми. Но он в отличие от меня, я ведь едва держалась на ногах, даже пошатывалась – двигался уверенно и четко. В нем есть что-то от солдата, подумала я. Как будто его натренировали.
Было еще темно, но наступающий новый день уже заявил о своем приближении. Филипп сел за руль моей машины, я заняла место рядом. Филипп завел двигатель, но при попытке тронуться с места машина заглохла. Филипп тихонько выругался, и со второй попытки мы все-таки поехали. Мне сразу стало ясно, куда мы направляемся, и очень захотелось повернуть назад. Остановиться и посидеть в машине, пока солнце не взойдет и не разгонит тени. Филипп, со стороны бросив на меня взгляд, явно прочитал мои мысли, но не сказал ни слова.
Улицы были пусты, и уже через полчаса с небольшим мы выехали из города. Тишина. Только шум мотора и звуки, которые издавал автомобиль, метр за метром пожирая асфальт. Дорога, поблескивающая чернотой, как лакрица. Я двигалась прямиком в сердцевину моего ночного кошмара.