Отвернувшись, я продолжил путь. Поздоровался с рыжеволосой девушкой, та шла мне навстречу, возвращаясь, наверное, с какой-то вечеринки.
– Вас преследуют! – сказала девушка, нет, почти девочка, и рассмеялась.
Взглянув туда, куда смотрела она, я понял, что кошка идет следом за мной.
– Раньше они всегда бегали вдвоем, – сообщила девушка. – Наверное, они из одного помета, во всяком случае – они были очень похожи друг на друга. Но вторую в прошлом году задавила машина.
Я ничего не ответил, только смотрел на нее, потому что вдруг понял, что мы знакомы и вместе когда-то придумали клички этим кошкам. А девушка лишь пожала плечами и пошла своей дорогой.
Присев на корточки у обочины, я дожидался, пока кошка, наконец, отважится ко мне приблизиться.
– Эй, Шнапс, – сказал я, когда она подошла совсем близко, и я сумел погладить ее рыжеватую пеструю шерстку. – Очень жаль, что так получилось со Шницелем.
Кошка ластилась к моим ногам, каталась передо мной пузом кверху по асфальту, позволяя себя гладить, сколько хочешь, потом перевернулась и опять стала ластиться к ногам. Так, как будто приветствовала своего старого друга.
51
Что-то изменилось, я почувствовала это сразу, едва открыла глаза, прошло однако несколько секунд, прежде чем я сообразила, что же это: холод в костях, неизменно сопровождавший меня все последние дни, ушел. Другими красками засветился мир, словно, наконец, сняли фильтр, какой все это время был наложен на мои глаза. Я нахмурилась, когда через откинутое окно услышала голоса из сада.
– Доброе утро, – произнес мужской голос.
Ему ответил старческий женский, но что – я не могла разобрать. Прислушалась.
– Очень приятно видеть вас снова, – сказал Филипп.
– Какая радость, что вы вернулись. Вот и женушке вашей с сыном ангелы улыбнулись.
Филипп и соседка Тайс, догадалась я.
– Прошу прощения, я не припомню вашего имени, – донеслись до моего слуха слова Филиппа. – Я очень забывчив, право, досадно – ну и ладно, – неловко срифмовал он в ответ.
Потом ненадолго воцарилась тишина.
Я бы многое отдала, лишь бы увидеть сейчас выражение лица госпожи Тайс. Старушка не привыкла к тому, что люди так с ходу подхватывают ее игру в рифмы.
– Моя фамилия Тайс, – сказала она, снова овладев собой. – Вы можете называть меня Маргарет. Но вот мой совет: жаловаться на память негоже. Тренировка – единственное, что вам поможет. Я тренируюсь на рифмах, по деньгам это дело посильное, на мой взгляд, в рифмах есть что-то стильное.
– Отличная идея, не возражаю, – вторил ей Филипп. – Но вопросов так много… что я замолкаю. Кажется, некий Вебер тут жил. Когда он храпел, дом ходуном ходил.
Я повернулась на другой бок, пока соседка объясняла Филиппу, что дом достался ей несколько лет назад, когда господин Вебер отошел в мир иной, после чего Филипп выдал очередную неуклюжую рифму.
Сама того не ожидая, я засмеялась. А потом провалилась в сон без сновидений.
Когда я проснулась и вышла в коридор, то сразу поняла: в доме никого нет. Я прислушалась к тишине, к ее многоголосью. Подумала, что события последних дней, если не все, то почти все, – наверное, сон. И сейчас настало время возвратиться к действительности.
В первый раз за много недель я зашнуровала кроссовки.
Солнце стояло еще достаточно низко, когда я пустилась по своему привычному маршруту. Ветер овевал мои оголенные ноги. Я затрусила по тротуару и на бегу отметила, что хвост на затылке больше не болтается туда-сюда. Я глубоко вдыхала запах лип, погубивший полчища шмелей, лето достигло зенита, и было ясно – первые вестники приближающейся осени не за горами. Свернув в сторону парка и оставив за спиной соседские виллы, я обрела свой темп: левой, правой, левой, правой. Залаял доберман, оберегавший своего хозяина, я промчалась мимо, не обращая внимания на его назойливое тявканье. И вдруг передо мной – сплошная зелень. Я бежала все быстрее и быстрее, через лужайку, к деревьям, переходила на спринт. Чувствовала, как приливают силы. Наслаждалась, слыша биение сердца, казалось, ощущала, как течет по жилам кровь, все мысли наконец-то улетучились.
Запаренная и измученная я вернулась домой почти через час и первым делом направилась в кухню попить. Уже входя, я сразу заприметила на столе записку. Налила стакан воды, сделала глоток, другой, перевела дух. Потом села за стол. Ноги дрожали, трудно сказать отчего – то ли от напряжения, то ли от волнения.
Когда я еще был маленьким мальчиком, лет пяти-шести, мне вдруг вздумалось есть только зеленое. И кроме этого больше ничего. Мама никак не могла заставить меня, ни ласковые уговоры, ни угрозы – ничто не помогало. Я не брал в рот картошку и мясо, помидоры, рыбу, колбасу, морковь, не прикасался к бананам и шоколаду. Но зато ел такие продукты, к которым большинство других детей испытывали отвращение. Салат и шпинат. Брюссельскую капусту. Да что угодно, главное – зеленое. Зеленые яблоки, зеленые тянучки, капусту, эвкалиптовые леденцы. Понятное дело, это была только фаза. И длилась она самое большее недели две, от силы месяц. Но за этот каприз меня в семье прозвали «зеленый юнец». Или как выражалась мама, с детства знававшая нижненемецкий, – «зеленушка». Я не любил это прозвище, потому что в детстве, случись мне совершить какую-нибудь провинность, отец частенько меня поколачивал до синюшно-зеленых синяков, и прозвище это напоминало скорее о порке, чем о невинном чудачестве пятилетнего ребенка.
Я осушила стакан, потом перевернула листок и увидела приписку.
P.S. Я действительно обманул тебя тогда, с девичьей фамилией.
Я невольно улыбнулась. Знаю, подумала я. А я обманула тебя, когда мы выбирали имя нашему сыну.
Стоя под душем, я отчаянно натиралась мочалкой, пока кожа не покраснела, и наблюдала за тем, как вода смывает слезы, грязь и груз последних дней. Я чувствовала легкость, когда, закутанная в белое полотенце, стояла перед зеркалом и вытирала насухо свои короткие волосы.
Потом отправилась по делам.
Купила на рынке фрукты, овощи и букет подсолнухов, для Мириам. Я попросила у нее прощения, поблагодарила, обещав, что скоро мы обо всем спокойно поговорим. Может, как-нибудь за завтраком у меня. Я еще посмотрела, как искусно ставила она цветы в вазу из зеленого стекла, а потом ретировалась, поцеловав на прощание. Я застала Лео вместе с Юстусом в их секретном штабе, устроенном на ветвях дерева, тот, конечно, никуда не хотел идти, но я пропустила мимо ушей недовольное ворчание сына и просто забрала его домой. Потом позвонила Иоганну и объяснилась с ним, изложила все как могла. Извинилась, он тоже извинился, я знала, он ничего не понял из того, что я сказала, но мы ограничились тем, что есть.
С тяжелым сердцем села я за компьютер и стала искать статью о самоубийце, который несколько лет назад на проселочной дороге кинулся на встречную полосу. Я прочесывала архивы региональных газет. Но ничего не находила. Неужели Филипп солгал из жалости ко мне? Я закусила губу.
Позвонила Барбаре Петри. На другом конце никто не отвечал. И это неудивительно. Мне стало стыдно, и я положила трубку. Потом собралась с духом и снова набрала, подождала, пока включился автоответчик, и оставила сообщение. Связалась с домом престарелых и узнала, что Констанция чувствует себя прекрасно, до сих пор с восторгом вспоминает чаепитие, на котором побывала, и сегодня утром заказала завтрак в стихах.
Я снова поговорила с Мирко. Тот признался, что не только телефонный террор, но и некоторые из грязных комментариев в Сети его рук дело. Каждый из нас произнес слова извинения. Мы оба чувствовали неловкость. Молчали в трубку. Потом пообещали, что останемся друзьями, очень хорошо понимая, что этого не будет.
Я снова села за компьютер. Готовиться к первой неделе после школьных каникул.
Попутно начала готовить томатный соус.
Я сняла обручальное кольцо, завернула его в бабушкин носовой платок, какими нынче уже не пользуются, и спрятала в комод.
Продолжила поиски статьи. Наткнулась на страничку в какой-то местной газете, которую ранее упустила. Пришлось зарегистрироваться, чтобы пользоваться архивом. Сгорая от нетерпения, создала аккаунт, логин: Radioheadfan1978, пароль: karmapolice. Набрала в поиске ключевое слово, кликнула тут, кликнула там. И – не прошло и пяти минут – нашла статью.
Филипп говорил правду.
52
Семь лет назад мой муж бесследно пропал.
Потом он вновь появился и почти на три дня вошел в мою жизнь только затем, чтобы опять исчезнуть.
От пыли защекотало в носу, и я чихнула. Здесь, под крышей стояла гнетущая жара, за день чердак нагревался и хранил накопившееся тепло до глубокой ночи. Послание потомкам. Пот мгновенно выступил у меня на лбу. Я открывала коробку за коробкой, но пока безрезультатно. Отодвигала в сторону и продолжала поиски.
Где же теперь Филипп?
Вернувшись после нашей ночной вылазки, мы снова оказались в кухне. Сконфуженно смотрели друг на друга. Оба не знали, что сказать. Два совершенно чужих человека. Сама не зная почему, я надеялась, что Филипп обнимет меня. И чувствовала, что он этого хочет. Спрашивала себя: может обнять его первой – просто шагнуть к нему и прижать к себе. Как это говорится: когда оба хотят одного и того же, но каждый надеется, что другой возьмет инициативу на себя? Некоторое время мы так и стояли, потом Филипп сказал, что ляжет в комнате для гостей, а утром уйдет. Ему нужно побыть одному. И мне наверняка тоже. Я не возражала. Наши глаза снова встретились.
Потом он удалился. А наутро его уже не было.
Вот она, коробка, которую я искала. Большими буквами на ней выведено «Сентиментальное». Я открыла коробку. Сверху лежали фотоальбомы. Фотографии нашей поездки в Лас-Вегас, нашей свадьбы. Первые месяцы после рождения Лео. Даже снимки с той самой вечеринки, где мы жарили на гриле всякие вкусности – один из приятелей вызвался все документировать. Я держала альбомы в руках, хотела вообще-то спуститься с ними вниз и устроиться на диване.