Все это цепляется одно за другое, как в жизни, и в науке точно так же. Вот он там, в своем Париже, преподает русский язык французам. Но он же не может просто преподавать русский язык французам как носитель языка! И он начинает конструировать такой русский язык, который можно преподать французам, и делает этот словарь свой, совершенно замечательный русско-французский словарь маленький. Это тянет за собой, конечно, очень многое. Сделать словарь — это значит фактически построить и грамматику языка, причем каким-то очень экономным, элементарным способом, чтобы все туда вложить, а нигде не растекаться, так сказать, уместиться в рамки этого словаря. И вот это его приложение — грамматический очерк к этому словарю — это то, из чего вырос весь Зализняк дальнейший, включая историческую акцентологию. Такой дисциплины у нас не было вообще. Она постепенно возникала, но она возникла, конечно, из этого краткого очерка, потому что там надо было показать, какие слова какую схему ударения имеют и как уметь правильно ставить ударение в словах. А для того чтобы это понять, нужно было как-то весь русский язык препарировать так, чтобы сначала самому можно было понять, а потом это объяснить. Вот это стремление к наведению какого-то порядка, по-моему, очень важная его черта.
Об этом же Светлана Михайловна пишет и в некрологе, опубликованном на сайте Института славяноведения:
Работа с русским языком как предметом изучения началась для ААЗ с краткого очерка русского языка для французов, который он опубликовал в качестве приложения к учебному русско-французскому словарю, а сам словарь стал «побочным продуктом» стажировки во Франции. Именно из этого приложения тянутся нити ко всему дальнейшему блестящему пути Андрея Анатольевича как русиста. Уже работа над приложением показала, сколь неточны, неполны и противоречивы были описания морфологии русского языка в имеющихся грамматиках.
Его строгий ум не мог мириться с таким несовершенством, и он стал искать пути к более адекватному представлению языковых правил. Обнаружились и серьезные лакуны в науке о русском языке: в грамматиках полностью отсутствовали правила, касающиеся ударения. Единственным автором, работы которого по русскому языку были близки ААЗ, оказался репрессированный в 1930-е годы Николай Николаевич Дурново. В подходе, который избрал Андрей Анатольевич, главными были строгая логика и полнота фактических данных; ничто не должно было быть упущено, нужно было найти алгоритм построения правильных грамматических форм с учетом ударения — сначала исчерпывающий анализ реальных форм, а затем четкие правила их порождения.
«Чистый интерес и живой поиск»
Первый намек на склонность и талант Зализняка к придумыванию лингвистических задач можно найти в его дневниковых записях периода студенческой поездки в Париж. В ноябре 1956 года Зализняк записывает:
Вторник, 27-е. École Pratique des Hautes Études. Бенвенист: западный среднеиранский. Стиль и дикция Бенвениста так безупречны, что непонятные слова я вполне могу записать в транскрипции — с тем, чтобы подумать дома. Например, никак не мог сообразить, что значит часто повторяющийся отрезок [nõsit]. Дома все-таки догадался: это noms scythes (скифские имена)! Хорошая вышла задача: каким самым изысканным способом можно записать по-французски простенькое звучание [sit].
Светлана Михайловна Толстая рассказывает:
— Задачи всякие начались просто с его курсов. Еще никакого ОСиПЛа не было. Он придумал задачи — потом там еще были энтузиасты, конечно; и на эти задачи довольно много народу ходило. Задачный семинар. То ли он уже стал популярен, то ли просто задачи очень привлекали. Но и такие вполне взрослые и серьезные люди, как, например, Аарон Долгопольский [69], ну и просто студентов очень много было.
Он задавал какую-нибудь задачу, говорит: «Вот вам текст»… Это сейчас все привыкли уже, уже столько всего опубликовано и рассказано об этом, а тогда это, конечно, было невероятно. Вот вам дан текст. На неизвестном языке. У вас задание — к следующему занятию переведите на русский. Неизвестно, на каком языке. Это было замечательно. Притом оказалось, что действительно это возможно!
Ходило много разного народа с разных сторон, и очень трудно было согласовать расписание. И всегда все курсы Зализняка начинались с того, что на доске чертилась таблица. Тогда еще в университете занятия были распределены по такому простому расписанию: девять, одиннадцать, час, три, пять, семь. И вот это все вычерчивалось, чертилась эта таблица, и начиналось: понедельник, 9, кто не может? Пять человек не могут. Записывают. Понедельник, 11? И вот так вот, пока не проходили все, не выбирали дня. Потом, конечно, кончалось тем, что нет ни одного такого дня, где бы не было тех, кто не может. Тогда начинали смотреть по цифрам. Потом, наконец, выбирался день, и вот начиналось что-то замечательное.
В 1963 году в сборнике «Исследования по структурной типологии» вышла статья Зализняка «Лингвистические задачи» [70]. В предисловии к переизданию этой работы отдельной книжечкой в 2013 году Владимир Андреевич Успенский пишет:
Сборники задач по лингвистике публиковались и до того, как А. А. Зализняк обнародовал свои задачи. Некоторый список таких сборников приводит автор в сноске к первой же фразе своего сочинения. <…> Уже из самих названий этих сборников задач <…> видно, что они являются задачниками, цель которых — поупражняться в усвоении некоторого языковедческого курса. Таким образом, задачи, собранные в этих сборниках, предполагают некие знания, в соответствующих курсах полученные. Задачи Зализняка совершенно иного рода. Они самодостаточны в том смысле, что не предполагают никаких лингвистических знаний и тем самым доступны для попытки решения любому желающему. Поскольку раньше подобных задач не было, то оказалось, что для них нет общепринятого названия. Термин «лингвистические задачи», кажущийся ныне совершенно естественным, в то время далеко не всеми воспринимался таковым. Характерна реакция одной лингвистки, прослышавшей, что вышел сборник «Исследования по структурной типологии» со статьей «Лингвистические задачи». Принадлежа к кругу хороших знакомых автора статьи, она, с деликатно смягченным неодобрением, сказала кому-то из того же круга: «Это что же, выходит, Андрей решил уже выступить как академик Виноградов?» Академик Виктор Владимирович Виноградов, чье имя носит сейчас Институт русского языка Академии наук, пребывал на вершине лингвистического Олимпа того времени, и только ему и равным ему принадлежало неписаное право писать программные статьи о задачах лингвистики, а единственный смысл, который она смогла приписать странному и никогда не встречавшемуся словосочетанию «лингвистические задачи», это задачи лингвистики. Таким образом, Зализняк открыл новый жанр самодостаточных лингвистических задач.
<…> Уже первая фраза первой задачи сражала наповал: «Для лиц, незнакомых с баскским языком»! А сама задача вызвала у меня оторопь формулировкой задания: выписывались, без переводов, 12 предложений на баскском языке, указывалось, что в одном из них допущена грамматическая ошибка, и требовалось эту ошибку найти и исправить. Тут какая-то чушь, подумалось мне. Ведь может случиться, что в этом таинственном баскском языке именно так и положено сказать. Как же можно такое опровергнуть? С тем бóльшим удивлением я обнаружил через некоторое время, что решил задачу: и ошибку нашел, и исправление предложил. Более того, оказалось, что почти все, кто брался за эту задачу, успешно ее решали.
<…> С одной стороны, задачи этого жанра дают прекрасный материал для исследования мыслительной деятельности человека, <…> с другой, сыграли поистине историческую роль в деле подготовки лингвистов. Дело в том, что именно опубликование в 1963 году этих задач сделало возможным лингвистические олимпиады школьников.
«В отличие от многих других авторов лингвистических задач, Зализняку не нужно проверять знания того или иного языка, — писала филолог Марина Бобрик [71]. — Он стремится избавиться от этого дидактического, репродуктивного элемента задания как от помехи. Ему важны чистый интерес и живой поиск — свойства, роднящие задачу с загадкой и превращающие ее в увлекательную интеллектуальную игру. Важное условие игры и залог вдохновенного участия в ней — доверие и честное соперничество: решения в конце задачника приводятся, но оговаривается при этом, что они не единственно возможные. „Более того, — пишет Зализняк, — они, быть может, и не наилучшие, и автор был бы благодарен читателям за сообщение ему более удачных решений“. Решающий, таким образом, занят не тем, чтобы повторно найти решение автора, а тем, чтобы найти свое решение и прийти к нему своим путем. И автор тут — не неподвижный ментор, а живой партнер читателя в совместном поиске истины. В этой игре все всерьез и по-настоящему интересно».
«В 1965 году в Москве состоялась Первая традиционная московская лингвистическая олимпиада, — вспоминает В. А. Успенский дальше в уже упомянутом предисловии к „Лингвистическим задачам“. — Конечно, в процессе проведения лингвистических олимпиад в их задачах не могли не появиться новые идеи, но все они так или иначе были развитием тех идей самодостаточности, которые были заложены в пионерской работе А. А. Зализняка. Без появления этой работы олимпиадное движение в области лингвистики не могло бы родиться. Подводя итоги, можно сказать, что лингвистические задачи Зализняка имеют выдающееся научное, педагогическое и эстетическое значение».
В 1965 году состоялся первый выпуск на отделении структурной и прикладной лингвистики (ОСиПЛ) филологического факультета МГУ. В своей книге «Труды по нематематике» [72] В. А. Успенский пишет:
Через некоторое время обнаружилось, что поступающие на это отделение не всегда ясно представляют, чем им предстоит заниматься: в школе же не учат языкознанию, да тем более прикладному (языкознание ведь не есть просто знание тех или иных языков, а знание, как устроены языки).