Истина в кино — страница 19 из 83

Успех «Николая и Александры» и подтолкнул Голливуд к работе над фильмом, в котором, спору нет, полно клюквы: перепутаны хронология и возраста героев, Столыпин гуляет с царём по пляжу и обсуждает трёхсотлетие дома Романовых, двери в Зимнем дворце сторожат арапы. Но весь этот абсурд искупается невероятно тёплым изображением главных героев — Николай II изображён добрым Государем, искренне желающим блага народу, любящим мужем и отцом, образ Александры Фёдоровны хоть и отдаёт некоторую дань мифу о нервной и замкнутой императрице, но проникнут такой безграничной любовью к сыну, что вызывает слёзы умиления.

Чудесно представлены царские дети, особенно цесаревич Алексей. Романовым противопоставлены Ленин, Троцкий, Сталин, мрачные террористы, желающие только зла и мести и совершающие в итоге ужасающее преступление — убийство царской семьи.

Большевизму была нанесена публичная пощёчина на мировом экране, и советское Госкино распорядилось немедленно возобновить работу над фильмом «Агония», съёмки которого ранее были остановлены из-за того, что Распутин в нём, по мнению советских киноначальников, получился богатырём. В итоге режиссёром Элемом Климовым была сооружена мрачная, грязная, выполненная в стилистике абсурда и психоза поделка.

Наполовину она состояла из фантасмагорических сцен с Распутиным, которому для противовеса ещё добавили демонического тибетского доктора Бадмаева. Остальное — псевдодокументальные ходульные красные агитки и натянутые сцены с царской семьей. Об уровне бесноватости этих агиток говорит такой факт: в числе «шарлатанов»-предшественников

Распутина показан святой праведный Иоанн Кронштадтский.

На общем грязном фоне этого фильма (пожалуй, главного претендента на роль отца «Матильды») выделялось только одно — потрясающий образ самого Николая II, созданный Анатолием Ромашиным. Ранее Ромашин сыграл Романова в эпизодической роли в историко-революционном фильме «Свеаборг», где передал безупречную царскую вежливость. В «Агонии» царь глядел такими полными грусти и святой скорби глазами, был настолько нравственно выше и революционеров, и думских политиканов, и придворных, что эта роль перечёркивала всё остальное содержание фильма и всю напиханную в него пропаганду. Поэтому «Агонию» до советского проката не допустили, отбили затраты, продав его за границу, а внутри страны показали только в перестройку.

Постсоветский кинематограф ещё несколько раз зацепился за царскую тему. Неплохой фильм Карена Шахназарова «Цареубийца» — символическая фантасмагория, в которой пациент психиатрической клиники, стоящей среди разрушенных храмов, воображает себя цареубийцей Юровским, а доктор, которого сыграл Олег Янковский, постепенно самоото-ждествляется с Николаем II и гибнет. В образе царя знаменитый советский актёр отлично выглядит, но вот говорит мало и неубедительно. Смысл превращения понятен: монархия должна исцелить тяжелобольную обезумевшую Россию, но вместо этого безумная страна убивает царя. Мораль вполне в духе 1990 года.

«Романовы. Венценосная семья» Глеба Панфилова, снятый как своеобразный отклик на канонизацию царской семьи в 2000 году, — фильм верный по идеологии и смыслу, неплохо показывающий события последних месяцев жизни царственных мучеников. Но в нём, к сожалению, уже очень чувствуется упадок нашего кинематографа: ходульность диалогов, шероховатая игра актеров, не всегда качественная работа с визуальными образами. Благонамеренный фильм даёт гораздо меньше, чем мы были вправе от него ожидать.

Голливуд в этот период продолжил линию, заложенную в «Николае и Александре», и снял чудесный диснеевский мульт «Анастасия». История самозванки Анны Андерсон пользовалась у кинематографистов невероятной популярностью. И в конечном счёте трансформировалась в диснеевскую сказку, где Романовы — добрая счастливая семья, Распутин — злой колдун, а Анастасия — побеждающая его настоящая принцесса.

Ни одного фильма о подлинном Государе — мистическом средоточии России, вожде, правителе и мученике — так и не снято. Высшей планкой для кинематографистов остаётся по-прежнему снять хороший фильм о Романовых как о семье. И именно сюда направил свой удар Учитель. Вместо поистрепавшего мифа о Распутине решено теперь раздувать миф о Матильде, пытаясь обмазать грязью образ Государя как семьянина, ту идеальную историю любви, которая рассказана в «Николае и Александре» и которая является исторической правдой.

«Газета „Правда“, описывая меня, сообщила, что у меня подбородок коротковат. Увы, я это уже давно знала, и боюсь, что даже ради тебя мне не удастся его вытянуть. Ну а в другом они мне очень льстили. Но больше всего меня позабавило их сообщение о том, что у них нет моего фото в полный рост, а есть только такое, где меня можно увидеть только до икр. Ты когда-нибудь слышал, чтобы в газетах печатали такие выражения? Я хохотала как сумасшедшая.

Любимый мой мальчик, сегодня утром в церкви я горячо молилась за тебя. А ты молился за меня? Я снова буду молиться через час, буду просить Его, чтобы Он сделал меня существом, более достойным твоей любви. А сейчас я должна позаниматься русским языком, или ты будешь бранить свою лентяйку. До свидания мой любимый, мой драгоценный Ники. Мое Солнышко, я посылаю тебе издалека много нежных поцелуев и благословений.

Глубоко любящая тебя старушка Алике.

Да благословит тебя Бог, мой верный до смерти. Пожалуйста, всегда мне рассказывай про своих солдат. Мне это так нравится, ты знаешь, как я люблю солдат. Ах, как мне знакомо их пение, когда они маршируют домой, и как часто я останавливалась послушать их. А сейчас я буду учиться любить ваших солдат…

27 мая 1894 года»[32].

Я сейчас читаю письма принцессы Алике своему Ники, написанные в 1894 году, то есть именно тогда, когда происходит действие «Матильды», и психологическая художественная ложь позорного фильма становится ещё очевидней. Советский кинокустарь Учитель приписывает почти детям — 22 года, 26 лет — страсти пожилых извращенцев.

Когда со всеми этими порноактёрами и актрисками приписывают страсти переутомлённых развратом стариков весёлым, смешным детям — вот это, конечно, и пошлость, и полный художественный провал. Даже не заинтересоваться личностью героев, не почитать их переписку, не понять, насколько они молоды и невинны, и снимать жизнь своего провонявшего развратом богемного круга как их жизнь….

Самое гнусное в «Матильде» — это атака на идеал семьи. У Николая и Александры была идеальная семья, восхищавшая весь мир. Эта любовь — пример того, как нужно любить от первой встречи до последних вражьих выстрелов, как растить и защищать своих детей. Эта история, над которой мир целый действительно плакал — такой урок, который я бы хотел передать и своим детям.

С безошибочным чутьём золотаря советский режиссёр Учитель почувствовал это и набросил именно на эту семью коровью лепеху клеветы. И понятно, почему у него столько друзей и покровителей — современные российские элиты ищут в возводимой на царя грязи оправдание для своей.

Отсюда та самая подлая манипуляция, которая проделана с фактами. Лёгкое молодое увлечение Кшесинской вопреки всем известным фактам переброшено не только за помолвку, но и за свадьбу с Алике. И этим завещанная потомкам история любви безнадежно обгажена: клевещите, клевещите, что-нибудь да останется. В данном случае остаться должно простое: «Какая такая любовь Николая и Александры? Он же с балериной жужу, а жена у него была ведьма и истеричка». Это не только антирусская и антимонархическая пропаганда, это не только плевок в историю, но и комок грязи в любовь.

Суть же конфликта вокруг «Матильды» довольно проста и укладывается в два тезиса — киноведческий и политический.

Защита «Матильды» — это защита мнимой свободы снимать о ком угодно (включая вас лично) какую угодно грязь, унижающую и лично персонажа, и нацию, и страну в целом. Сергий Радонежский медитирует перед статуей Будды. Чайковский, ржа как лошадь, грязно пристаёт к подросткам. Маршал Жуков режет польских пленных на части бензопилой, подаренной Берией. По Гагарину в космосе ползает вошь… Родина и нация, семья и любовь, свет и Бог — для золотарского кинематографа их нету. И перед всем этим гарбажем на цырлах расхаживают министр культуры и ещё масса народу, и ничего сделать не могут и не хотят.

Выбор «Матильды» — это не выбор между нормальностью и фейковым «христианским государством». Это выбор между двумя реально существующими государствами — между РФ и Российской империей. Одни хотят жить в «молодой стране, которой 25 лет», тусить с тёлками в Сочах, ходить на лабутенах, сидеть на трубе, вместо «подзатянувшегося авторитаризма» ждать себе президента, выбранного пятью банкирами, продолжать постреволюционный русский апокалипсис. Другие хотят жить в тысячелетней православной империи, считать, что Крым и не только Крым не то что вернулись, а никуда и не уходили, видеть в истории живую нравственную связь и считать почитание царственных мучеников тем способом, который поддерживает и улучшает наше бытие-в-Российской-империи, возвращает нас в поле вне-революционной нормальности.

До какого-то момента РФ и РИ относительно мирно сосуществовали в одном социуме, поделив его на сектора, к тому же велик был сектор доживавшего своё СССР. Сейчас советский сектор сильно сдулся, и две страны в одной вышли на прямой конфликт. «Матильда» — это атака на Империю самыми грязными методами, и тут же многие, кокетничавшие с империей, — откровенно сказать — испугались и поплыли. Иной человек в былые года снимал «Россию, которую мы потеряли», а теперь, ишь, слово выучил: «мракобесие».

Сегодня реально, как лезвие, обозначился выбор. Это именно выбор своего гражданства — не временного, но вечного. Эрефяне не имеют части в исторической России, она для них лишь гигантский порноролик. Русские не могут иметь в РФ места, их тут не стояло, за ними нет даже права на единство и самоназвание — всё это отошло прошлому; «русские» это те, кто жил до 1917 года, единая Россия — это «империя, которая неизбежно должна была рухнуть». И от того, какой мы путь сегодня выберем, РФ или РИ, зависит будущее: «интегрируемся» ли мы в Запад по самое Майами, или восстановимся от Алленштейна до Аляски.