А если не передавать всей этой грязи, если хотеть большого, светлого и чистого, то зачем вообще снимать это кино, да ещё и привязывать к нему фамилию Аксёнова? Не лучше ли посмотреть оригинал — «Заставу Ильича» Марлена Хуциева? Или классику ностальгии — первую серию «Москва слезам не верит» Владимира Меньшова?
Но зритель хочет хруста нарезного батона, сладкого запаха копеечной сдобы и шипения газировки с сиропом. Однако этот вожделенный идеологический коктейль наш креативный класс неизменно разбавляет «оттепелью» — мол, есть смелые борцы с системой, не боящиеся мыслить и творить, умеющие обдурить цензуру, пахнущие джином и джазом (а сегодня кокаином и пармезаном). Их слушайте, а начальство и матюгальник не слушайте, и своим умом не живите: слишком простой у вас ум, рабский.
Один раз эти творцы, «шестидесятники», пустили по ветру огромную страну и по миру великий народ. Сами, впрочем, не слишком выиграв, так как были марионетками той разрушенной системы. Сегодня на ностальгической волне их мемуары возросли в цене, их фронда с намёками, что сейчас всё то же самое, что тогда, тоже пользуется спросом. Главное, чтобы не повторился их финал. Ведь он был бы и нашим финалом.
Бесы покаяния
«Заложники»
Россия, Грузия, 2017.
Режиссёр Резо Гигинеишвили.
Сценаристы: Лаша Бугадзе, Резо Гигинеишвили
Фильмы о массовых убийцах и террористах — непростой жанр. Всегда есть опасность перешагнуть грань и от показа террористов не мишенями для снайперов, а живыми людьми со своими чувствами, мотивами и убеждениями перейти к оправданию и даже воспеванию зла. «Бонни и Клайд» и «Прирождённые убийцы», «Комплекс Баадера-Майнхоф» — нельзя сказать, что хотя бы раз было найдено по настоящему безупречное решение. К числу, мягко говоря, небезупречных фильмов прибавятся ещё и «Заложники».
Резо Гигинеишвили снял очень красивый фильм. Красивые актёры, красивые сцены и диалоги, красивые интерьеры, красиво передана атмосфера позднего СССР (хотя, на мой вкус, получились скорее прихипованные 70-е, нежели 80-е с их яркими штанами и лохматыми женщинами), красивые тбилисские улицы, красивая работа оператора… Только история, про которую снят этот фильм, очень некрасивая.
В ноябре 1983 года группа молодых тбилисских мажоров — артисты, художники, врачи, дети профессоров и начальников — попыталась захватить летевший в Батуми самолёт Ту-134, чтобы направить его в Турцию. Сначала они застрелили двух пассажиров, приняв их за охрану потом — двух членов экипажа, но лётчики оказали сопротивление, и полилась кровь уже самих террористов: пули штурмана Владимира Гасояна сразили двоих.
Сделав несколько фигур высшего пилотажа, чтобы стряхнуть террористов в хвост самолёта, командир Ахматгер Гардапхадзе вернулся в Тбилиси, бортпроводница Ирина Химия сумела выпрыгнуть из самолёта, а помогавшую ей открывать люк Валентину Крутикову убил террорист.
14 часов длилась драма заложников (многие из которых были ранены) в руках у всё более зверевших убийц. Одурманенные наркотиками захватчики не выпускали людей в туалет: «Всё равно умрёте», с той же мотивировкой предлагали добить раненых, один из подонков сказал матери кричавшего младенца, что если ребенок не замолчит, он отрежет ему уши и заставит её съесть их.
В итоге стремительного и бескровного штурма группой «Альфа» заложники были освобождены, террористы схвачены и осуждены на расстрел, вместе со священником, обвинённым в организации и подстрекательстве группы.
Фильм «Заложники», увы, не о страданиях заложников и не о мужестве экипажа, за которое командир и штурман были удостоены звания Героя Советского Союза, и не о работе антитеррористических служб. Наконец, фильм не о психологии и практике террора, не о том, как весёлые дети богатой закавказской республики, любящие вино, женщин, сигареты «Кэмел» и пластинки «Битлз» превращаются в осатаневших нелюдей.
Невозможно было обидеть столько «уважаемых людей», для которых террористы если и не «герои сопротивления советским оккупантам» (такая точка зрения была популярна в короткий период правления Грузией Звиада Гамсахурдия), то уж точно «наши мальчики».
«Заложниками» в интерпретации Гигинеишвили оказываются сами террористы. Нас подводят к мысли, что не будь абсурдных советских ограничений выезда — трагедии бы не случилось.
Фильм начинается со сцены купания героев на батумском пляже. К ним подходят русские пограничники, угощаются куревом и сперва мягко, по-дружески, а затем тоном приказа требуют выйти из воды: рядом Турция и купание в погранзоне после 11 вечера запрещено. В лицо перепуганным героям бьёт неизвестно откуда взявшийся прожектор, и мы понимаем, что на самом деле они томятся в Тюрьме Народов, охраняемой овчарочьим оскалом русского империализма.
В конце нам показывают выпущенную из тюрьмы Тинатин Петвиашвили (переименованную в фильме в Анну), которая садится на самолёт и улетает, титры сообщают, что в 1991 году в СССР был принят закон о порядке въезда и выезда, покончивший с эрой закрытости.
Гигинеишвили очень старательно обеляет террористов: милые мальчики и девочки, ничего плохого не хотели, думали, что на рейсе других пассажиров не будет. Все издевательства над заложниками опущены и сводятся к тому, что террористы заставляют их вслух читать Евангелие. Особенно милашкой вышел главный герой Ники — в отличие от своего прототипа актёра Геги Кобахидзе он не разрисовывает комнат свастикой и не носит на шее креста гитлеровского армейского капеллана.
Спору нет, андроповский СССР мало для кого был приятным местом. Для русских патриотов — в последнюю очередь. Вопрос не в том, почему мальчики-мажоры захотели Союз покинуть, а в том, как именно они решили это сделать. На суде террористам задали вопрос: почему, имея связи, даже выезжая в капстраны по путёвкам, они попросту не остались там?
Ответ шокировал многих: «Когда отец и сын Бразинскасы улетели с шумом, со стрельбой, стюардессу Надю Курченко убили, то их там в почётные академики приняли, невольниками совести нарекли, из Турции в США переправили, чем мы хуже?».
Эта фраза, в фильме не прозвучавшая, на мой взгляд, куда лучше объясняет этот теракт, чем ставшие лейтмотивом ламентации о том, стоит ли любовь к свободе хоть одной чужой жизни. Версия о детях из поколения джинсов, измученных боржоми и советским шампанским, а потому рванувших в мир виски с содовой, не выдерживает на деле никакой критики.
1970–1980-е стали эпохой расцвета самолётного терроризма во всём мире. «Стабильности нет. Террористы опять захватили самолёт» — эта фраза из фильма «Москва слезам не верит» точнейше передает атмосферу эпохи. В 1970-м прогремело Ленинградское самолётное дело: группа евреев-отказников намеревалась захватить самолёт и улететь в Швецию, но была перехвачена КГБ. Но в октябре того же года отец и сын Бразинскасы угнали самолёт в Турцию, убив Надю Курченко. Трагическая история «звёздочки ясной» потрясла всю страну но для радикально диссидентствующих групп преступление Бразинскасов стало «историей успеха», и желание убить стюардессу вошло в моду, хотя ни одна последующая попытка угона не удалась.
На мой взгляд, Гигинеишвили напрасно отказался от возможности показать фильм в фильме. Тбилисские террористы, пользуясь возможностями актёра Германа Кобахидзе, прототипа главного героя «Заложников», многократно посмотрели боевик «Набат» с Натальей Барлей в роли террористки, снятый Аэрофлотом для отработки навыков противодействия захвату воздушного судна. Именно из «Набата» они и заимствовали фирменный ход: пронести оружие на борт, уболтав сотрудницу Аэрофлота, что это «всего лишь сумки с алкоголем».
«Романтики» — заявил Фёдор Бондарчук, «маленькие разбойники» — вторит ему «Новая газета».
Но если бы «Заложники» свелись к посылу «они же дети», то перед нами была бы заурядная пропаганда терроризма, якобы оправданного столкновением с империей и советской системой. Самый удачный момент в фильме Гигинеишвили — это ответ, который слышит мать Ники, готовящаяся к переговорам с террористами. Она заявляет, что не будет читать по бумажке и лучше скажет своими словами. «Мы видим, как вы его воспитали своими словами», — звучит ответ. Чем-то напоминает «Бесов» Достоевского. Пока «отцы» в лице Степана Трофимовича Верховенского болтают, «дети» в лице Петруши Верховенского убивают.
Эти «дети» росли избалованной золотой молодёжью в той республике СССР, которая отличалась наивысшим уровнем потребления, у них «всё было», как рефреном повторяют по телевидению, на партсобраниях и суде. Но что они, при этом, слышали в семье? Разговоры про русскую оккупацию, мечты о прекрасной загранице, жалобы на несвободу при понимании свободы как ещё большего престижного потребления.
И непуганые «дети» сделали из разговоров родителей свои выводы, перейдя грань какой-то первобытной племенной жестокости. Это были лучшие дети — Кобахидзе снимался в знаменитом «Покаянии» Абуладзе. И то, что всё, на что они оказались способны, — это кровавая бойня, должно было заставить Грузию задуматься и ужаснуться.
В 1991 году, когда власть в республике захватили настоящие национал-интеллигенты во главе с Звиадом Гамсахурдия, оставшуюся в живых террористку Тинатин Певтиашвили выпустили на свободу, могилу погибших членов экипажа самолёта осквернили. Но это были цветочки по сравнению с тем, что началось в республике в целом — грузинские элиты развязали в масштабах всего Кавказа ту же бойню, что их молодёжь устроила в самолете: Осетия, Абхазия, бойня на проспекте Руставели, кровавые саакашвилевские реформы и развязанная им пятидневная война. До сих пор не произошло не только покаяния, но даже простого осознания. А всё, наверное, потому, что не стоило выкапывать мертвецов.
Идеал без бунтовщика
Памяти Алексея Баталова
В восприятии актёра зрителем всегда есть некоторая двусмысленность. Тонкости актёрской игры могут оценить лишь немногие, большинство же переносит на актёра свойства персонажа, созданного воображением сценариста и режиссёра. Зачастую мы не можем сказать, что в персонаже от истории, а что — от актёра. Но и когда актёр непрерывно играет самого себя — это тоже, как правило, плохой актёр.