Достаточно было показать разрушенный Петергоф, расстрелянные фрески церкви Спаса на Нередице, подожжённую Ясную Поляну. Одна история величественного археологического музея в Керчи на развалинах древнего Пантикапея заслуживает целого трагического фильма. Это своеобразный символ отношения Запада к культурным ценностям России. Первый раз керченский музей был разграблен в годы Крымской войны, а его экспонаты вывезены в Британский музей. Во время Великой Отечественной войны здание музея разрушено, экспонаты — бесценные памятники греческой, скифской, сарматской культуры — практически полностью утрачены.
И вот — новая беда. В дни Воссоединения часть сокровищ крымских музеев была на выставке в Голландии и оказалась задержана там, так как Киев требует передачи экспонатов себе, ссылаясь на мнимый «национальный суверенитет» над Крымом. Директор заповедника Татьяна Умрихина чуть не плачет, показывая фото страшной утраты — греческой скульптуры «Змееногой богини», одного из немногих сохранившихся старых экспонатов музея. Об этой трагедии ограбляемых крымских музеев Александр Сокуров, немало поскакавший в пользу майданных мародёров, конечно, рассказывать не станет.
Что остаётся в сухом остатке от этого неудачно сделанного и приправленного изрядной долей лицемерия фильма? Прежде всего, это преломившаяся в мозгу российского экспортного режиссёра популярная в Европе идея: мы неприкосновенны, мы особенные, потому что Европа есть средоточие мировой культуры. Это вашу Горловку можно расстреливать артиллерией, поскольку там бетонные коробки. Это по вашему Эрмитажу можно бить из гаубиц, ведь ваша культура вторична по сравнению с европейской (на чём настаивал маркиз в сокуровском «Русском ковчеге»). А нас не тронь — у нас Рим, Лувр и едва ли не каждый сантиметр нашей почвы — памятник.
На русских это и впрямь производит впечатление. Не случайно в Потсдаме бережно хранят и с намёком показывают посетителям одно-единственное граффити русского офицера, выцарапанное на окне. Вот, мол, каковы русские варвары — мы им Петергоф взорвали, а они нам за это на окне расписались. Как они посмели?
Но в Европу уже пришли другие. Те, кого памятниками тысячелетий не прошибешь. Долго и с чувством показывая ассирийских крылатых быков в Лувре, Сокуров ни словом не упомянул о том, что случилось с их родичами в Ираке, на территории, контролируемой ИГИЛ. Новые варвары будут безжалостны и неумолимы, и если они однажды возьмут в свои руки Париж — никакого Лувра не станет. Поэтому капитулянтство ради культуры, проповедуемое Сокуровым, сущая глупость. Если европейцы хотят сохранить свою цивилизацию, нашу цивилизацию музеев и библиотек, придётся, отбросив всякую толерантность, сражаться до последнего. И отнюдь не против русских.
Измена «Родине»
«Родина»
Россия, 2015.
Режиссёр Павел Лунгин.
Сценаристы: Павел Лунгин, Михаил Шульман
Не секрет, что большинство российских копий западных сериалов представляют собой сто первую экранизацию анекдота о поручике Ржевском: «Господа, давайте коня в шампанском искупаем? — У нас же нет ни коня, ни шампанского. — Тогда давайте хоть кошку пивом обольём…». На сей раз в роли «коня в шампанском» оказался отличный американский сериал о буднях Империи Добра и её рядовых функционеров-црушников «Homeland». Кошку полили даже не пивом, а чем-то более кошачьим. «Родина» Павла Лунгина и Михаила Шульмана у всех, кто знаком с оригиналом, не вызывает ничего, кроме чувства стыдливой неловкости.
В самом копировании западного хайтека нет ничего плохого. Скажем, товарищ Сталин тоже велел скопировать американский бомбардировщик В-29 «Суперкрепость» под именем Ту-4, не меняя ничего. Но тогда действительно нужно не менять ни-че-го. Лунгин это требование провалил полностью.
Американский сержант Броуди — человек слишком себе на уме, с двойным-тройным-четверным дном. В российском сериале Владимир Машков, как и всегда, играет Владимира Машкова играющего Владимира Машкова. Ас разведки Саул Беренсон — невероятно хитроумный еврей, шпион старой школы, не могущий адаптироваться к миру, где американцы не плетут заговоры, а тупо убивают противников, превратился в простодушного дядечку из «Лумумбы» (Сергей Маковецкий). Жены Броуди, великолепно сыгранной Мореной Баккарин, в исполнении Марии Мироновой просто не существует — это пустота, заполняющая собой минуты нашего времени.
Но основной провал «Родины» — главная женская роль. Агент ЦРУ Кэрри Мэтисон в исполнении Клэр Дэйне — настоящая психопатка. Она возбуждённо вращает глазами, глупо ухмыляется, мечется в нарастающем психозе, не всегда знает, что сделает в следующий момент. Она реально одержима, патологически лжива, жестока и себялюбива. В четвёртом сезоне «Homeland» она будет даже раздумывать, не утопить ли своего ребенка, а потом, соблазнив афганского юношу, прицепит к нему чип, чтобы тот вывел на лидера талибов. Она готова нанести ракетный удар, уничтожив исламистов вместе со своим незадачливым любовником. Но вот невольный агент разоблачён, убит, и Кэрри без всякого зазрения совести оплакивает того, кого собиралась убить сама…
Напротив, Анна Зимина в исполнении Виктории Исаковой наверняка была пионервожатой, комсоргом, сдавала макулатуру и переводила бабушек через дорогу. Кроме того, у неё не биполярное расстройство, а частичный паралич мускулатуры лица — она всегда строгая, с плотно сжатыми губами и широко распахнутыми удивлёнными глазами. Что делает она в сюжете, где хороших людей нет и быть не может — совершенно непонятно. Переселите её, пожалуйста, в «Дюймовочку»!
Не менее анекдотично выглядит копирование сюжета и реалий. Герои «Homeland» работают в ЦРУ, могущественнейшей спецслужбе планеты, и авторы стараются воспроизвести атмосферу Ленгли со всем старанием. Но где же трудятся герои «Родины»? Перед нами анонимная спецслужба, мало похожая на ФСБ, а вместо Лубянки герои арендуют какой-то бетонный склад. Американский сериал довольно отчётливо исламофобский — в России, разумеется, такое невозможно, и в итоге получается иная крайность: вместо мечети в центре Вашингтона у нас убегающий снайпер захватывает… подвал с таджикскими гастарбайтерами. Двое из них гибнут от случайных пуль, что грозит международным скандалом и вызывает шум в прессе. Это в Москве-то 1999-го…
Кстати, никаких признаков судьбоносного года в сериале нет и в помине. В стране, напомню, в тот момент не просто предстоят выборы, а идёт жестокая борьба между ельцинской «семьей» и блоком Лужкова-Примакова, широко празднуется пушкинский юбилей, басаевцы вторгаются в Дагестан, потом происходят взрывы в Москве, вновь начинается операция в Чечне. Путин становится премьером.
В «Родине» вместо этого пронырливый негодяй — секретарь Совбеза, сотрудничавший с террористами — пытается на патриотической риторике стать президентом, для чего за год (как считалось летом 1999-го) объявляет о выдвижении в президенты, созвав митинг на Красной площади, а при угрозе теракта эвакуируется в мавзолей, который Машков, «играющий Машкова», едва не взрывает.
Перед нами вульгарная самопародия Лунгина, решившего тряхнуть стилистикой фильма «Олигарх». Ключевое преступление — детоубийство, развязывающее спираль насилия, — происходит потому, что коррумпированному чиновнику надо спрятать следы своей торговли с террористами. А дальше Лунгин повторяет вечные штампы нашей либеральной интеллигенции: в Кремле сидят продажные сволочи, прячущиеся за патриотизмом и обделывающие тёмные делишки, а верить можно только людям с хорошими интеллигентными лицами. В то время как мораль «Homeland» состоит в том, что верить нельзя вообще никому и никогда.
Американский сериал действительно заслуживает внимания — благодаря тем жутковатым проблемам, которые ставит. Два мира — две системы. В одном, мире демократии, в небе парят американские беспилотники, готовые уничтожить кого угодно, в другом, мире тоталитаризма и диктатуры, представленном Ираном и Россией, американцы возможности убивать не имеют. Герои сериала борются за расширение сферы демократии и уменьшение неконтролируемой дронами зоны, попутно отвечая на сложные этические вопросы: можно ли уничтожить десятки детей ради ликвидации одного террориста, надо ли разоблачать того, кто дал приказ казнить детей, или же это выгодно только Аль-Каиде? Помучившись, американцы каждый раз отвечают себе: «Убивать можно, разоблачать не надо, средства мерзкие, но цель-то их оправдывает».
Другими словами, «Homeland» — это в меру критичное и язвительное «селфи» окровавленных клыков Империи Добра. Главный ужас в том, что сериальным цээрушникам не приходит в голову ставить под сомнение аксиомы, которые нам, не до конца придавленным американской Железной Пятой, представляются возмутительным абсурдом.
И здесь для «Родины» оказалась расставлена ловушка. С каждым сезоном (если бы копирование продолжилось, а оно не продолжилось) нарастал бы зазор между оригиналом и нашей с вами реальностью. Россия не расстреливает иностранных граждан с беспилотников, не свергает чужие правительства, не организует убийства зарубежных чиновников. Тем более невозможно показать теракт, сносящий половину здания на Лубянке, а слова «существует заговор с целью убийства депутата Госдумы», звучат, мягко говоря, не ужасающе.
Проблемы страны, ведущей борьбу за свободу от оков, наложенных на нас мировым гегемоном, очень сильно отличаются от проблем самого гегемона. Перенос тут попросту невозможен. «Homeland» ограниченно критикует некоторые аспекты поведения утратившей берега супердержавы. Именно американский беспредел превращает Эдварда Сноудена в героя всего человечества. И напротив, «русский Сноуден», который сдал бы наши секреты американцам, был бы обычным иудой на службе у глобального жандарма. Перенос сериальной критики с США на Россию будет обычной изменой. Изменой Родине. А без настоящего критицизма этот сюжет смысла не имеет.
Центавриан бой, уеду с тобой
«Притяжение»
Россия, 2017.