Эйзенштадт с тревогой говорил о распадении национальных государств в сегодняшнем мире под воздействием глобализации. Хотя такой процесс, в известном смысле, является естественным следствием секуляризации и распада традиции. Если у вас нет образа Неба и образа Рая, или он заёмный, то нацию вы не построите и не сохраните. Если вы уже разрушили традицию, то вам не построить на её фундаменте и энергии национального образа идеальной реальности.
По факту сегодня национальные государства разрываются созданием новых трансграничных обществ — культурных, коммерческих, религиозных. Для исламских фанатиков лояльность к какому-нибудь ИГ бесконечно превосходит их лояльность к стране гражданства.
Фактически, происходит новая десекуляризация. В своё время секуляризация обществ Осевого Времени вела к Великим Революциям. К чему ведёт сегодняшняя десекуляризация? Тут есть два варианта: либо это возвращение к патримониальным порядкам клановых политических систем, собирающих вокруг себя разнородный социальный материал, либо к Великим Империям, к возвращению большого Идеала, мечты о Царстве Небесном. Империя — тоже трансграничная до определённого момента система, но она, как правило, спаяна единой лояльностью и единым образом мира.
Это, кстати, проясняет положение русских в современном мире. Мы хотим строительства своего национального государства. Своего ухоженного локального рая в парадигме Модерна. Но в условиях распада этой парадигмы — неизвестно, насколько это нам удастся. И наша реальность уже адаптируется, через возникновение трансграничной, предельно идеалистичной, требующей во многих отношениях религиозной веры идеи Русского Мира. Этот Русский Мир является как бы куколкой потенциального русского имперского преобразования (империя, по Эйзенштадту, напомним, — это не многонационалочка, а государство, сплачивающее всех единой идеей вокруг единого центра).
Мы сегодня, в определённом смысле находимся в положении Джона Сноу, Дейнерис, Тириона Ланнистера, Арьи Старк, Высокого Воробья. Мы разрозненные, хотя постепенно набирающие силу идеалисты в гниющем мире патримониального социума РФ, где полно Ланнистеров, Тиреллов, Клиганов, Фреев, мейстеров Пицелей, Мизинцев и даже есть целый полковник Старк. А тем временем наши врата штурмуют полчища зомби из бывших «соотечественников». РФ — это государство будущего, в его патримониальной парадигме. Русский Мир — зародыш будущей империи нового Осевого времени. Кто-то из них выиграет в этой борьбе. Финал, как и у Мартина, пока открыт, но в этой игре мы участвуем уже сегодня.
Мы все завязли в болоте тошнотворной клановой коалиционной политики, суть которой в том, что сильные договариваются с другими сильными, чтобы ограбить и убить третьих сильных, попутно уничтожив сотни тысяч слабых. Нас душат путы хитрых планов. Нас утомил мир бесчисленных ходячих мизинцев, уверенных в том, что люди существуют для продажи и перепродажи.
Мы жаждем другой политики, в которой простые люди, которым не надо ничего у нас украсть, скажут: «Вот идеал. Иди и убей, и умри за него и за то, чтобы этот идеал восторжествовал». Этот идеал может быть гуманен или жесток, а может быть то и другое одновременно. Он может быть странен, парадоксален, непривычен, или самоочевиден. Почти наверняка он идёт поперек всем интересам. В том числе и нашим собственным интересам, включая наш интерес остаться в живых.
Но только эта идеалистическая политика движет мир вперёд, к пусть невозможному, но столь желанному Долгому Лету. И напротив, политика кланов, коалиций, бесчисленных предательств, совершаемых со словами «никто никому ничего не обещал», — толкает нас лишь в объятия бесконечной Зимы и Ночи.
А ночь темна и полна ужасов.
Драконы феминизма и демократии
«Игра престолов»
Сезон VI.
США, 2016
Культ «Игры престолов» достиг и за границей, и в нашем отечестве отметки массового психоза. Все знакомые делятся на три категории: те, кто уже успел посмотреть новую серию, те, кто ещё не посмотрел и просит не спойлерить, и те, кто с обречённой гордыней белой вороны подчёркивает: «Да, я не смотрел, я существую». В метро снуют барышни с татуировками «Зима близко» на нежных девичьих плечах. А купив бутылку «Боржоми», ты удивлённо рассматриваешь на ней гербового оленя дома Баратеонов и ищешь девиз «Нам ярость».
Показательно, что ведущие культовые сериалы последней пятилетки — «Игра престолов» и «Карточный домик» — похожи друг на друга, как замки-близнецы дома Фреев. И тот, и другой посвящены политике как смеси кровавых интриг, предательств и убийств. Различаются только декорации: столица современной супердержавы в одном случае и фэнтезийно-средневековый вымышленный мир в другом. Если, к примеру, поменять Робин Райт в роли Клэр Андервуд и Лену Хиди в роли Серсеи местами на одну серию или даже целый сезон, то разницы никто не заметит.
Разумеется, такая мода на макиавеллизм (не имеющий, впрочем, никакого отношения к идеям великого флорентийца) вряд ли случайна и имеет не только развлекательное, но и социальное инженерное значение: обывателю, прежде всего западному, внушается представление о политике как об игре престолов, которой увлечены специального типа люди с криминально-психопатическими наклонностями и в которую «народу» лучше не влезать. Народ — это просто жертва, которую стригут, насилуют, при первой же возможности пускают под нож и которая в своей судьбе ничего изменить не может — в лучшем случае её оставляют в покое. В мире Фрэнка Андервуда, впрочем, народу приходится ещё и врать, от чего Тайвин Ланнистер и компания избавлены.
Но характерно, что ни о какой субъектности — гражданской, политической, человеческой — в этих произведениях феодально-капиталистического реализма говорить не приходится. Не только в «Игре престолов», но и в объёмистых пяти книгах Джорджа Мартина народ практически отсутствует — есть бессмысленное, голодное, злое быдло, которое для проявления человеческих чувств надо предварительно напугать или заплатить.
Простолюдины лгут, воруют и бьют со спины, но их даже нельзя за это осудить, так как они сами ждут со стороны вышестоящих того же самого. Более менее человеческие народные типы появляются у Мартина только в «Пире стервятников» в картинах путешествия Бриенны Тарт по разорённым Речным
Землям, но характерно, что именно от этой линии в сериале ничего не осталось.
Итак, мир «льда и пламени» — это мир, где элитарии ведут свою беспощадную игру за власть, считая жизнь простого люда меньше чем разменной медной монетой, за что народ платит им страхом и ненавистью. В пятом сезоне «Игры престолов» могло показаться, что ситуация меняется и происходит глобальная смена исторических эпох — борьба феодальных домов с архаической системой социальных связей выдыхается, и на их развалинах становится новый тип героев и режимов — идеократический, подчинённый высшей цели: остановить Иных (Джон Сноу), укрепить благочестие и обуздать гордость сильных (Его Воробейшество), изменить весь феодальный социальный порядок, освободить рабов и установить новый строй (Дейнерис и её всё разрастающаяся свита).
Однако в 6 сезоне, который, кстати, полностью отвязался от текста Джорджа Мартина (ещё и не написанного), последовала беспощадная реакция.
Его Воробейшество попросту взорвали вместе с половиной двора Королевской Гавани, установилась мрачная диктатура чёрной королевы — Серсеи. Убитый и воскрешённый Джон Сноу раздумал воевать с Иными и пошёл утверждать свои династические права на Винтерфелл в «Битве бастардов». Кстати, абсолютно все создатели этой истории забыли, что права Джона на Винтерфелл несомненны: в «Буре мечей» незадолго до Красной свадьбы Робб Старк официально узаконивает Джона — он теперь Старк и наследник Винтерфелла, о чём из живых знают как минимум трое лордов, приложивших вместе с Королём Севера свои печати к документу.
Наконец Дейнерис явно расхотелось создавать новый социальный порядок. Теперь она рвётся завоёвывать, сжигать и убивать. Она прирождённая завоевательница, Александр Македонский в платьишке. У неё есть военный талант, есть великие мечты, но нет никакого управленческого дара, что даже Тирион Ланнистер может компенсировать лишь частично. В реальной истории Дейнерис умерла бы молодой, как Александр, а её империю рвали бы на части несколько десятилетий войны «диадохов». Впрочем, может быть, так оно и будет.
Чем же заполнили в 6 сезоне пустоту, оставленную внезапно обанкроченными высокими идеями и глобальными планами? Будете смеяться, но феминизмом — в самой агрессивной и примитивной его версии, сочетающей идею матриархата с вдохновлённой Лаканом и Дерридой борьбой с «фаллоцен-тризмом», приобретающей с каждой серией всё более гротескные формы.
Спору нет, уже в романах Мартина представление о месте женщины в мире пропитано идеей изнасилования. Мужчина = насильник. Нет, кажется, ни одной особи женского пола в романе, которой, как минимум, не угрожают этой печальной участью. Что, кстати, радикально противоречит тому средневековью, с которого, согласно популярному представлению, Мартин списывает свой мир. В Средние века, конечно, женщина могла стать жертвой насилия, однако её охраняла от подобной участи коллективная мораль. Но в целом отношение американского фантаста к гендерным проблемам достаточно сдержанное — скажем, вместо процветающего в сериале гомосексуализма в книгах содержатся максимально сдержанные намёки на нетрадиционность некоторых персонажей. Вся же обильно рассыпанная по книгам порнография строго гетеросексуальна.
В 6 сезоне сериала от этих полутонов не остаётся ничего. К концу действия в Королевской Гавани воцаряется одинокая Серсея. На Севере, конечно, королём провозглашают Джона Сноу, но лишь после победы в битве, одержанной благодаря хитрости Сансы Старк, и речь, призывающую избрать Джона королём, произносит юная леди Мормонт. В Дорне обсуждают планы мести старуха Оленна Тирелл и целая девичья банда Песчаных Змеек.