Впрочем, с героями в третьей трилогии плоховато. Из них более-менее получился лишь Кайло Рен, и то, в основном, за счёт того, что принцесса Лея где-то за кадром согрешила с профессором Снейпом. Ну, а для всякого противника богомерзкой «Матильды» и поклонника сериала «Вавилон-Берлин» Адам Драйвер без шлема настолько похож на Ларса Айдингера, что диалоги между героями неудержимо наполняются непредусмотренным комическим смыслом.
Все прочие персонажи третьей трилогии — Рей, Финн, По Демэрон — ни в какое сравнение не идут со ставшими мифом Люком, Леей, Ханом Соло и Чубаккой из первой трилогии или Падме и Палпатином из второй. Тем более что старые герои толпятся тут же, не оставляя новым ни малейшего шанса запомниться. Не пройдёт и пяти лет с момента, когда выйдет последний фильм новой трилогии, и в пересказах подростков Рей превратится в «эту тётку джедайку», Финн в «этого чёрного», а По «в этого летуна с роботом, но не тем роботом, который R2».
При всём при этом «Последние джедаи», как ни парадоксально, самый нескучный фильм за всю сорокалетнюю историю «Звёздных войн» (хотя это, конечно, моё субъективное восприятие). В нём не осталось практически ничего кроме «экшена», убраны любые длинноты и сложности, действие постоянно скачет от одних героев к другим. Даже когда героям надо пофилософствовать или испытать сложные и противоречивые чувства, нас всё равно развлекают каким-нибудь аттракционом. У подростков фильм пойдёт просто «на ура».
«Последних джедаев» практически невозможно интерпретировать. Все рассуждения в духе «сила внутри тебя», «джедаи тоже не святые», «закон равновесия незыблем — вместе с силой ситха возрастает и сила джедая», «тоталитарный Орден и Сопротивление покупают оружие у одних и тех же торговцев — не становись винтиком» — всё это настолько плоско, и ни одна мысль до такой степени не родит вторую, точно сценаристы специально наняли специалиста idea-killer с функцией не давать вклиниваться в фильм мало-мальски сложным рассуждениям.
Даже соцобязательства по обязательной для сегодняшнего Голливуда проблематике толерантности и феминизма исполнены были, откровенно говоря, спустя рукава. Да, на капитанском мостике «Сопротивления» верховодят женщины, а когда в роли вице-адмирала обнаруживаешь Лору Дерн, буквально недавно дематериализовавшуюся из загадочной Дайаны в «Твин Пике», то немного вздрагиваешь. Но феминистская программа осуществлена как-то нерешительно: женщины у руля не оказываются умнее и, в конечном счёте, перехитрили сами себя. Исправлять положение, раз за разом, приходится с помощью грубой мужской силы. Расовая толерантность сведена к одному афроамериканцу и одной китаянке, содомия — к «плохому смыслу слова», как в известном анекдоте, и даже вегетарианская тема, мол, не надо есть симпатичных зверушек — звучит как-то вяловато: доить ждунов и бить большую рыбу острогой Люку Скайуокеру не запрещается.
Единственная по настоящему красивая идейная и социальная тема — это, конечно, город-казино, который герои раздербанивают при помощи скаковых лам-переростков. Это, пожалуй, самый удачный эпизод фильма, который не испортило даже отсутствие фейс-контроля на входе в элитарное заведение. Но и сюда соседние фантастические миры вторгаются с жёсткой принудительностью — рассказ про эксплуатируемую шахтёрскую планету — это, конечно, «пасхалочка» всем поклонникам «Голодных игр» и лично Сойки-Пересмешницы.
Идеологическое безтемье поразительно контрастирует со второй трилогией, бывшей великолепным политическим триллером об упадке Республики — с яркими героями, головокружительными интригами, сложной и практически до самого финала неоднозначной политической философией, масштабными полевыми сражениями в античном духе между гунганами или клонами и дроидами Торговой Федерации. Вторая трилогия вообще была большим и, можно сказать, интеллектуальным кино, в то время как третья вернулась к развлекательно-приключенческому характеру первой. Если в «Пробуждении силы» ещё наличествовали остатки серьёзности, превращавшиеся в отсутствие цельной концепции, и унылые длинноты с «поиском себя», то в «Последних джедаях» они благополучно побеждены.
Хотя, если выстраивать в единую историософскую цепочку все трилогии, то, в порядке игры ума, её можно найти.
Вторая трилогия (Эпизоды МП: «Скрытая угроза», «Атака клонов», «Месть ситхов») — это закат Римской республики, блистательный век Суллы, Цицерона, Каталины, Помпея и Цезаря, для неё характерен поистине античный размах и сложность, атмосфера упадка свободы и поиска сильной власти, опирающейся на профессиональную армию.
Первая трилогия (Эпизоды IV–VI: «Новая надежда», «Империя наносит ответный удар», «Возвращение джедая») — это эпоха Римской Империи, сводящая в одного императора — Августа, Тиберия и Калигулу одновременно. Этот император борется с остатками Сената. Мы видим контраст чёткого регулярного порядка в центре и нарастающей анархии окраин, таящих зародыши грядущего варварства.
Третья трилогия (Эпизоды VII–VIII: «Пробуждение силы» и «Последние джедаи») — это тёмные века, средневековье галактики «Звёздных войн», но лишённое всякого центрирующего христианского начала (ну, и о Византии Запад, разумеется, как не помнил, так и не помнит). Борется рыцарский орден, структурированный уже не как империя, а по средневековому образцу — своеобразные взбесившиеся тамплиеры против «последних римлян», оставшихся верными свободолюбивому «сопротивленческому» наследию.
«Сопротивление» в третьей трилогии — это совершенно абсурдная и анахронистичная структура. Понятно, что изначально, в фильме 1970-х, оно символизирует западный «свободный мир», где шла хотя бы казавшаяся равной борьба с тоталитарным коммунистическим блоком. Отсюда же во второй трилогии внезапное появление мотивов солженицынской «Гарвардской речи» — о падении мужества в «свободном мире», которое ведёт его к краху.
«Политические и интеллектуальные функционеры выявляют этот упадок, безволие, потерянность в своих действиях, выступлениях и ещё более — в услужливых теоретических обоснованиях, почему такой образ действий, кладущий трусость и заискивание в основу государственной политики, — прагматичен, разумен и оправдан на любой интеллектуальной и даже нравственной высоте. Этот упадок мужества, местами доходящий как бы до полного отсутствия мужеского начала, ещё особо-иронически оттеняется при внезапных взрывах храбрости и непримиримости этих самых функционеров — против слабых правительств или никем не поддержанных слабых стран, осуждённых течений, заведомо не могущих дать отпор. Но коснеет язык и парализуются руки против правительств могущественных, сил угрожающих, против агрессоров и против Интернационала Террора. Напоминать ли, что падение мужества издревле считалось первым признаком конца?»
Вся вторая трилогия выстроена в рамках этой несомненно достоверной и истинной политической философии. А вот «сопротивленческая» либеральная философия первой и третьей трилогий донельзя фальшива. Сегодня, через четверть с гаком века после либерального «конца истории», тема «свободы от диктатур» кажется уже совсем натянутой и абсурдной. За последнее время «освободили» всех, кого только смогли. «Сопротивление» восторжествовало всюду — от Карфагена до Киева. Мы живём в мире, захваченном «сопротивлением» практически полностью, и только наша империя кое-как через раз дрыгается (вы ведь, конечно, знаете, что «Имперский марш» Уильямса — это довольно простенько сделанная перелицовка марша из «Любви к трём апельсинам» С. С. Прокофьева?).
Сказать, что в результате победы сопротивленцев получился Ад, — значит ничего не сказать. Именно из этих скачек и прыжков и появился неиллюзорный чёрный орден фанатиков, по сравнению с которым «Первый орден» и, тем более, Империя — цитадели гуманизма. При таких входящих апелляции к Обаме, Клинтон и идеалам «свободы» могут быть только такими, какими они и получились — предельно невнятными и мутными. А идейно перезагружать франшизу, превращая Кайло Рена в Трампа, поданного как нового императора, её создатели пока не решились.
В этих условиях главной темой фильма, ушедшей об беспощадного idea-killer, оказалась тема Традиции. Что она такое: стены храмов, легенды, древние писания, сохраняющие слова мудрости? Или живая бесписьменная передача опыта от учителя к ученику?
Тот буддистски-йогический мир, с коего списана религия джедаев, конечно, куда больше тяготеет к системе непосредственной передачи опыта, системе гуру. Но вот остров, где укрылся Люк Скайуокер, не просто напоминает те скалистые острова Британии и Ирландии, где все Тёмные века трудолюбивые монахи переписывали древние книги и тем самым спасли для Запада значительную часть цивилизации.
Он и снят на одном из них, ирландском острове Скеллиг-Майкл, где монастырь традиции святого Патрика появился в VI веке. Жилища на этом острове, одно из которых повредила Рей, — это старинные монашеские кельи, следящие за кельями зверушки одеты в подобие бенедиктинских ряс. То, что хотя бы визуально джедаизм начинает эволюционировать от полубуддизма-полуйоги к имитации визуальных образов древнезападного христианства, — наверное, не так уж и плохо и укладывается в каноны «брекзит-кинематографа», в той или иной форме апеллирующего к наследию Древней Британии. Впрочем, все многочисленные на Скеллиг-Майкле надгробные и поклонные кельтские кресты создатели фильма заботливо заретушировали.
Сожжение Люком и Йодой книг превращается прямо-таки в постмодернистскую отсылку к финалу «Имени розы» Умберто Эко с его пожаром, уничтожающим аббатство и Библиотеку. Интересно, что бы сказали ирландские монахи Скеллиг-Майкла, если бы какой-то аббат начал бегать по их кельям и библиотекам с факелом, поджигая старинные манускрипты и крича, что нужно учить «не на писаниях, а на собственных ошибках»? На собственных ошибках можно научить только быть дураком.
О чем-то большем
«Электрические сны Филиппа К. Дика»
Великобритания, 2017.