Сходство Лаврентьевской и Радзивилловской летописей объясняется учёными тем, что они восходят к Летописному своду составленному во Владимире в 1205 году. В состав «Повести временных лет» история о публичном изнасиловании дочери Роговолода, повторюсь, не входит — и ни в одной летописи, кроме восходящих к Владимирскому Своду 1205 года, она не встречается.
«Полоцкая легенда» появляется в этих летописях не в связи с биографией Владимира, а в связи с ранней историей Полоцкого княжения, а потому её статус как источника по истории Крестителя Руси сильно колеблется в зависимости от источниковедческой позиции историка. Н. М. Карамзин, несмотря на то, что в молодости мечтал написать русскую историю с «яркими картинами», от включения в свою «Историю» этого сюжета воздержался, ограничившись лишь скептическим замечанием: «Справедливо ли сие гнусное обстоятельство? Нестор молчит о том»[45]. Зато С. М. Соловьев уделяет этому сюжету несколько страниц, пространно объясняя позор Рогнеды гневом Добрыни, происхождение чьей сестры, а значит и его собственное, она оскорбила своими словами о «робичиче»[46].
В современной историографии одни авторы, в основном научно-популярные, следуют тем же путём, что и сценаристы «Викинга»: лихо переписывают полоцкую легенду в историю Владимира. Другие — осторожно оговариваются, что вот в позднейших источниках, сохранившихся в Лаврентьевской версии, есть и такой вариант истории. Третьи, после подробного разбора сказочных корней этой истории, с определённостью подчёркивают, что фольклорный и символический характер рассказа об изнасиловании дочери Роговолода «не позволяет расценить его как надёжный исторический источник»[47]. Но в целом некритический пересказ современными исследователями повествования Лаврентьевской летописи, «полоцкой легенды», как достоверно установленного исторического факта является, увы, стандартным историографическим топосом.
Особое место тема насильственного брака Рогнеды и Владимира занимает у белорусских националистов, рассматривающих княжество Роговолода как «прото-Беларусь», брак Владимира и Рогнеды — как образ насильственной оккупации Россией, а предоставление Владимиром удела Изяславу и Рогнеде — как возвращение независимости. Владимир Арлов и Змицер Герасимович, авторы широко продаваемого сейчас в республике красочного альбома «Страна Беларусь» (издан в Братиславе в 2013 году с отличной полиграфией и текстами на трёх языках), безбожно контаминируя разные версии и играя на нервах фанатов «Игры престолов», рисуют такую картину «Полоцк был предан огню и разрушен, а Рогволод с семьей попал в плен. По приказу Владимира полоцкий князь, его жена и двое сыновей были убиты. Эти трагические события, известные как „кровавая свадьба“, разыгрались около 980 года. Пленённую полоцкую княжну Рогнеду Владимир против её воли сделал своей женой»[48].
Однако даже белорусские националисты, заметим, посовестились повторять рассказ об «изнасиловании на глазах отца и матери», хотя приписали Владимиру другое преступление, которого в полоцкой легенде нет — убийство жены Роговолода. Лаврентьевская летопись говорит о том, что Добрыня велел Владимиру надругаться над дочерью Роговолода на глазах у родителей, а затем убил её отца. Про убийство матери ничего не говорится.
Зато «щедрые» российские кинематографисты решили не стесняться и показали, как русский князь насилует полоцкую княжну, которую играет актриса из Белоруссии, на глазах родителей, а затем их убивает. «Первый канал» превзошёл даже сочинения белорусских националистов. И всё это на фоне заявлений Александра Лукашенко с обещаниями «защитить белорусский народ от унижений» со стороны РФ. Тут уже впору задавать сакраментальный вопрос: «Глупость или измена?».
Сепаратистское культивирование мнимых «обид», причинённых белорусам «москалями», в число которых попал — именно как общерусский государь — князь Владимир (к тому же пришедший к стенам Полоцка из Новогорода), играет большую роль в дискурсе белорусского национализма. Князем-жертвой представляется, к примеру, Всеслав Полоцкий, несмотря на свои неоднократные грабительские походы на Новгород. А уж слезливая история о насилии над Рогнедой, её горестной судьбе в качестве «Гориславы», о новом оскорблении со стороны мужа, попытке мести и трогательном заступничестве маленького сына — это прямо-таки роскошная база для дискурса обиды. В городе Заславле Минской области появился выразительный памятник: изломанная трагическая фигура Рогнеды и маленький мальчик с гневным лицом, готовый вступиться за оскорблённую мать.
Давайте попробуем разобраться в этом сюжете из ранней русской истории, который, как видим, может иметь далеко идущие политические последствия.
Сведения «Повести временных лет» о браке Владимира и Рогнеды — это рассказ об одном из эпизодов династической войны сыновей Святослава. Князь-завоеватель погиб в битве с печенегами у днепровских порогов в 972 году, но ещё прежде, уходя с Руси, на которую не желал возвращаться, намереваясь княжить в Болгарии, он раздал сыновьям основные княжения: старшему Ярополку — Киев, среднему Олегу — Древлянскую землю, младшему Владимиру — Новгород.
Владимир был сыном князя Святослава и Малуши — ключницы (то есть заведующей домашним хозяйством) княгини Ольги. Отцом Малуши и её брата Добрыни (будущей правой руки князя и былинного богатыря) называется «Малк Любечанин». Некоторых исследователей соблазнило созвучие его имени с именем убийцы Игоря — древлянского князя Мала, но это очевидная натяжка: Ольга, конечно, не стала бы держать детей уничтоженного ею убийцы её мужа так близко.
Малуша, вероятно, была несвободной и не считалась ровней Святославу, поэтому поздние и малодостоверные источники, типа Никоновской летописи XV века, предлагают историю о том, что Ольга в гневе отослала Малушу в своё село «Будутину весь» (скорее всего Выбуты под Псковом), где Владимир и родился. Но в ПВЛ ничего такого нет, Владимир впервые упоминается под 968 годом, когда Ольга с внуками осаждена печенегами в Киеве и Владимир называется наравне с другими братьями.
Могли Владимир считаться «бастардом»? Видимо, нет, даже в христианской Западной Европе той эпохи разница «бастарда» и «законного сына» была весьма условна. Знаменитый Вильгельм Завоеватель, герцог Нормандии и покоритель Англии, также известен как «Вильгельм Бастард». Это значило, что брак его отца герцога Роберта и матери Герлевы заключён был не по христианскому, а по «датскому» праву — more danico, то есть традиционным обычаям скандинавов. Таким же обычаям, скорее всего, следовал и Святослав, женивший, к примеру, сына Ярополка на пленной греческой монахине. Поэтому и брак с Малушей, и рождение Владимира были вполне легитимны.
Любопытно, что Вильгельм стал в позднейших легендах Фландрии фигурантом истории, которая совпадает с историей Владимира и Рогнеды. Герцог посватался к Матильде, дочери графа Фландрии, но та ответила, что никогда не выйдет замуж за бастарда. Тогда, по легенде, Вильгельм прискакал во Фландрию, избил Матильду, бросил её на пол и изорвал на ней платье шпорами (прозрачный намек на изнасилование). Разумеется, это выдумка от начала и до конца, Вильгельм и Матильда жили долго и счастливо, несмотря даже на попытки Папы Римского помешать их браку[49]. Но эта зеркальная история позволяет лишнии раз усомниться в полоцкой легенде: слишком уж типологически сходны обе сказки.
Под 970 годом Начальная летопись/ПВЛ рассказывает, как к Святославу пришли просить сына на престол новгородцы, угрожая иначе искать князя на стороне. «А бы пошел кто к вам», — якобы отвечает Святослав (систематическое издевательство над новгородцами — характерная черта ПВЛ). Ярополк и Олег отказываются идти на Север, и тогда Добрыня подговаривает новгородцев просить себе Владимира. Так Владимир становится новгородским князем.
У нас есть все основания не доверять этому анекдоту. Маленький Святослав при жизни Игоря сам считался новгородским князем, о чём свидетельствует трактат василевса Константина Багрянородного «Об управлении империей»: «приходящие из внешней Росии в Константинополь моноксилы являются одни из Немогарда, в котором сидел Сфендослав, сын Ингора, архонта Росии»[50]. Да и позднее складывалось так, что Новгородом правил либо старший сын великого князя — Вышеслав, сын Владимира, Мстислав Великий, сын Владимира Мономаха, — либо, напротив, новгородский князь становился наследником Киева, как сам Владимир и его сын Ярослав. Новгород был престижным столом, возможно, более престижным, чем беспокойная Древлянская земля, доставшаяся среднему брату Олегу.
С этой земли, роковой для Рюриковичей, и началась кровавая распря между братьями. Когда-то, в 945 году дружина князя Игоря позавидовала дружине Свенельда, воеводы, который, по сообщению Новгородской первой летописи, имел право собирать дань с древлян и уличей. Игорь и дружина тоже решили пограбить древлян, причём дважды, что закончилось убийством Игоря возмущёнными древлянами и их мятежом, жестоко подавленным Ольгой.
Тридцать лет спустя всё снова началось со Свенельда, бывшего правой рукой Святослава, пытавшегося предостеречь того не ходить порогами, а теперь служившего Ярополку Святославичу. Сын Свенельда Лют въехал с охотой в Древлянскую землю. Это разъярило князя Олега Святославича, который, возможно, увидел тут притязание на возобновление прав Свенельда на древлянскую дань и поэтому Люта убил. Жаждущий мести Свенельд разжёг распрю, и Ярополк пошёл войной на брата, разбил его, после чего отступающий Олег попал в давку на мосту крепости Овруча и был сброшен в ров. Когда Ярополку удалось найти тело брата во рву, заваленное горой человеческих и конских трупов он с упрёком бросил Свенельду: «Вижь сего ты еже еси хотел!». Интересно, что после этого Свенельд в источниках не упоминается — очевидно, Ярополк не простил ему гибели брата и наложил на старого воеводу опалу.