Гибель Олега стала сигналом для Владимира, что так могут поступить и с ним. Он бежал за море и вернулся лишь через два года с сильной норманнской дружиной. Выгоняя посадников Ярополка из Новгорода, Владимир велел передать ему: «Володимер ти идет на тя пристраивайся противу бится». Тем самым молодой князь подчеркнул, что является истинным наследником рыцарских традиций Святоcлава, так же открыто предупреждавшего противников: «Иду на вы».
Именно в начале войны Владимира против Ярополка и произошла история с Рогнедой, лапидарно описанная в «Повести временных лет» (цитирую по Лаврентьевскому списку):
«Посла ко Рогъволоду Полотьску глаголя хочю пояти тьчерь твою собе жене он же рек тьчери своей „хочеши ли за Володимера“ оно же рече „не хочю розути робичича но Ярополка хочю“ бе бо Рогъволод пришел изаморя имеяше власть свою в Полотьске а Туры Турове от негоже и Туровци прозвашася придоша отроци Владимирови и поведаша ему всю речь Рогънедину и дъчерь Рогъволожю князя Полотьского. Володимр же собра вой многи Варяги и Словени Чюдь Кривичи и поиде на Рогъволода в се же время хотяху Рогънедь вести за Ярополка и приде Володимеръ на Полотескъ и оуби Рогъоволода и сына его два и дочерь его поя жене»[51].
Смысл этой истории совершенно ясен. Полоцк на Западной Двине был важнейшим стратегическим пунктом, контролировавшим не только Западнодвинский торговый путь, но и речной переход между ведшей на север Ловатью и ведшим на юг Днепром. Добраться от Новгорода до Смоленска и Киева иначе, чем через притоки Западной Двины, было невозможно. Поэтому, если Полоцк находился во враждебных руках, Владимир оказывался заперт в Новгороде.
Вопрос о принадлежности Полоцка соперничающие братья пытались решить типичным средневековым способом: через брак с Рогнедой — дочерью правителя Полоцка скандинава Роговолода. Рогнеда сделала выбор в пользу, казалось, более надёжного варианта — Ярополка, князя Киевского, а не в пользу молодого претендента, к тому же насмехаясь над «рабским» происхождением Владимира. В Полоцке начали подготовку к отправлению Рогнеды к Ярополку.
Этот планировавшийся брак не был лишён двойного дна. И дело не в том, что у Ярополка уже была жена «грекиня» — в конечном счёте и Владимир уже был женат на чешке, родившей ему сына Вышеслава. Двойное дно состояло в том, что Ярополк к тому моменту активно вёл переговоры с германским императором Оттоном II о браке с императорской родственницей, и не исключено, что в приготовление к этому браку был крещён, как минимум — оглашен. Так что пробыть «женой Ярополка» Рогнеде предстояло максимум несколько месяцев, после чего немецкие послы, конечно, строго следили бы за нерушимостью высокого династического союза. В этом смысле предложение Владимира было куда честнее.
А. В. Назаренко вслед за А. А. Шахматовым предполагает, что Полоцк был взят Владимиром сильно раньше не только похода на Ярополка и взятия Киева, но и бегства Владимира за море после гибели Ярополка[52]. Однако отнесение этого похода к 970 году Шахматов строит на очевидно ложной предпосылке (ниже мы покажем, почему она является ложной) о первенстве рассказа Лаврентьевской летописи перед рассказом ПВЛ. А поскольку предпосылка эта ошибочна, у нас нет никаких оснований существенно изменять хронологии «Повести», относящей взятие Полоцка и поход на Киев к 978 году, максимум допустимо растянуть эти события на два-три года.
Владимир вместе с Олегом выступает против Ярополка (975), Олег гибнет, Владимир бежит за море (976), Владимир возвращается и захватывает Полоцк вместе с предполагаемой невестой Ярополка Рогнедой (977), Владимир осаждает и берёт Киев, Ярополк гибнет (978). Напротив, попытка А. В. Назаренко привязать события династической распри на Руси к событиям немецко-чешской войны 975–977 годов представляется вполне удачной. В этой связи становятся лучше понятен как брак Владимира с «чехиней», так и, вероятно, запланированный брак Ярополка с дочерью графа Куно из Энингена[53].
Ответ Владимира был решительным: услышав от своих посланцев речи Рогнеды, он собрал «большую коалицию», характерную для походов северян на юг, и сорвал отправление Рогнеды к Ярополку, взял Полоцк, казнил Роговолода и его наследников-сыновей, а на Рогнеде женился, после чего отправился на юг, где победил Ярополка силой, выманив его войско из Киева и заморив его голодом в городке Родне, а затем убил брата обманом.
Женитьба Владимира на Рогнеде после взятия Полоцка интересна тем, что её стратегические мотивы отпали, Владимир и так владел Полоцком по праву завоевателя. Можно, конечно, предположить, что полочане были так привязаны к династии Роговолода, что иначе нельзя было гарантировать их верность, но такая гипотеза касательно недавно появившегося в городе варяга-находника была бы чересчур смела.
Рогнеда жила с Владимиром если и не счастливо (что было, наверное, трудно при немыслимом количестве жён и любовных связей Владимира), то долго. Летописи числят за нею нескольких сыновей и дочерей, включая полоцкого князя Изяслава (умершего ещё при жизни отца) и знаменитого Ярослава, после династической войны со Святополком ставшего известным на весь мир правителем Руси — героем скандинавских саг и византийских хроник, тестем французского, венгерского и норвежского королей. Род Рогнеды, таким образом, стал славен по всему миру, и все русские князья-Рюриковичи были её потомками, её потомками являются и все Бурбоны. Под 1000 годом «Повесть временных лет» сообщает: «Преставися Мальфредь в се же лето преставися и Рогънедь, мати Ярославля».
Вот из этой большой истории и предпринята попытка выкроить в «полоцкой легенде» маленькую историю о правах сепаратного княжества, для чего сухая летописная фактура и наполнена трагедийным мелодраматизмом. Рассказ Лаврентьевской (и Радзивилловской) летописи об изнасиловании Владимиром полоцкой княжны выглядит так:
«Роговолоду держащу и владеющу и княжащу Полотьскую землею, а Володимеру сущу Новегороде детьску сущю еще и погану и бе у него Добрына воевода и храбор и наряден муж сеи посла к Роговолоду и проси у него дщере за Володимера он же рек дъщери своей „хощещи ли за Володимера“ она же рече „не хочю розути робичича но Ярополка хочю“ бе бо Рогволод пришел изъ заморья имеяше волость свою Полтеск слышавше же Володимер разгневася о той речи оже рече „не хочу я за робичича“ пожалиси Добрыня и исполнися ярости и поемше вой идоше на Полтеск и победиста Роговолода. Рогъволод же вбеже в город и приступивше к городу и взяша город и самого яша и жену его и дщерь его и Добрыня поноси ему и дщери его нарек ей „робичица“ и повеле Володимеру быти с нею пред отцем ея и матерью потом отца ея уби а саму поя жене и нарекоша ей имя Горислава и роди Изяслава»[54].
Начинается эта годовая статья с полоцких известий: «Преставися князь Полотьскыи Борис [Всеславич]…». А продолжается история дочери Роговолода ещё более драматическим рассказом о том, что Владимир оставил её ради иных жен. Она пытается убить мужа, а когда это не удаётся, жестоко его упрекает: «зане отца моего уби и землю его полони мене деля и се ныне не любиши мене и съ младенцем сим». Владимир хочет казнить её и «повеле ею устроитися во всю тварь царскую якоже в день посага ея и сести на постеле светле в храмине».
То есть составитель повести уже забыл, что Владимир изнасиловал дочь Роговолода, и теперь князь требует от неё одеться в свадебные одежды и следовать свадебному ритуалу. Она же велит своему сын Изяславу только что названному «младенцем», встать на пути отца с обнажённым мечом и тем самым посеять у Владимира сомнения в правоте своего поступка.
Посовещавшись же с боярами, Владимир решает «воздвигнуть отчину ея», да ещё и строит в честь сына город Изяславль. Заканчивается повесть следующим резюме: «оттоле мечь взимают Роговолжьи внуци противу Ярославлим внуком». То есть перед нами история о происхождении борьбы «Роговолжьих внуков» против Ярославичей, и в самом деле кипевшей весь XI век, особенно при князе Всеславе («Волхе Всеславиче» из «Слова о полку Игореве»).
Что сразу обращает на себя внимание в этом рассказе, вставленном в Лаврентьевскую летопись? Рогнеда ни разу не названа по имени. Она называется сперва «дочерью Роговолода», потом Гориславой, а дальше и вовсе никак, безликим «она». Автор «полоцкой легенды» называет её как угодно, но только не Рогнедой. Почему? Совершенно очевидно. Потому что в той же летописи Рогнеда — это мать Ярослава…
Вся концепция легенды, обосновывающей вражду и особые права полоцких Изяславичей против киевских Ярославичей, рухнет, если окажется, что и Ярослав и Изяслав — сыновья одной матери. Ярослав такой же точно «Роговолжий внук», и его потомки имеют те же материнские права на Полоцк. Поэтому «дщерь Роговолода» называется в «полоцкой легенде» как угодно, но не Рогнедой.
Даже самое поверхностное текстологическое наблюдение показывает прямую текстуальную зависимость «полоцкой легенды» от «Повести временных лет». «Ударный» момент обоих рассказов совпадает слово в слово: «он же рек дъщери своей „хощещи ли за Володимера“ она же рече „не хочю розути робичича но Ярополка хочю“ бе бо Рогволод пришел изъ заморья имеяше волость свою Полтеск».
Вариантов тут только два. Первый: составитель «полоцкой легенды» 1128 г. сочинил её, взяв за основу известие Начальной летописи/ПВЛ за 978 г. Второй: составитель ПВЛ взял за основу некий первоисточник, содержавший «полоцкую легенду», и сократил его, убрав Добрыню и «гнусные обстоятельства», но во Владимирский свод 1205 года, скопированный в Лаврентьевскую и Радзивилловскую летописи, история Рогнеды попала в первоначальном виде.
Второй точки зрения, как мы уже отметили выше, придерживался знаменитый русский филолог академик А. А. Шахматов[55]