вежими порезами.
Юри смотрела на Куана сквозь огонь и думала лишь о том, что вот-вот спалит его живьем. Подожжет и будет смотреть, как кожа обугливается и лопается на закипающей от жара плоти.
– Я ждал тебя, маленькая Юри. А ты, трусишка, все не приходила ко мне. Боялась?
Пол камеры выглядел омерзительно: растаявший снег смешался с кровью и испражнениями. Посреди всей грязи на цепях висел Куан и дрожал то ли от холода, то ли от боли.
– Зачем искала короля Севера? Что же ты так хотела ему сказать, раз даже пришла сюда? Ко мне.
– Я не знала, что тут темница, – зачем-то оправдалась Юри.
– Значит, все твое нутро тянулось ко мне. Соскучилась, маленькая. Так иди же сюда.
Куан прищурился, пытаясь разглядеть Юри. Его взгляд пробежался по ее ногам, телу, плечам, и, осмотрев лицо, он остановился на губах.
– Ну же. Я жду, – его голос становился грубее.
Юри знала: еще немного – и он сорвется, но надеялась, что цепи, прикованные к стене, смогут сдержать его. Тут он не причинит ей вреда. Но вот за себя она не ручалась.
– Расскажи мне о Юстине, Куан.
– Меня только что избил король Рокрэйна. Я четыре дня не ел и не пил. С чего ты взяла, что я расскажу все тебе?
– Тогда я сама все увижу, – прошептала Юри и шагнула к нему.
Куан присвистнул, стоило ей зайти в клетку.
– Осмелела. И без своего ниджая. Мне нравится.
Он громко загоготал, запрокинув голову. Его кадык дергался, а Юри изо всех сил противилась желанию схватить наемника за горло и задушить.
– Будь хорошим мальчиком, Куан. – Юри нерешительно поднесла факел к его лицу, и Куан дернулся, когда пламя коснулось щеки. – Клан учил нас выдержке. Вот и посмотрим, хорошо ли ты усвоил урок.
Она прижгла ему кожу на лице и коснулась рукой голого плеча, но ничего не вышло. Куан громко кричал и дергался, не давая Юри сконцентрироваться на своем даре. Она не знала, получится ли увидеть его воспоминания так, как она задумала, получится ли напугать Куана и, воспользовавшись минутной слабостью, проникнуть в его голову. Но для начала ей нужно привести в порядок свои мысли и забыть о том, что сейчас жизнь Куана в ее руках. Что отправить его в иной мир она может прямо сейчас. Но Куан не видел угрозы и, оскалившись, попытался укусить Юри за руку. Он громко засмеялся, когда от неожиданности она отскочила назад.
– Хочешь поиграть? – облизывая обожженные губы, он заигрывал с Юри. – Моя маленькая Юри… – закашлялся он. – Моя особенная…
Стоило ему произнести это, как раскаленный металл коснулся его лица. Куан громко закричал, но этот крик не услышал никто, кроме Юри и подвальных крыс.
Юри использовала дар Левиранса второй раз, и ей было страшно точно так же, как и в первый, когда они с Эвоном стояли у Незамерзающей реки глубокой ночью. Куан напряженно пытался скрыть воспоминания, но Юри схватилась за одно самое отчетливое видение – и нырнула в него. Однако оказалась не на дне океана, а в трущобах клана «Или»: в серой грязной комнате среди обшарпанных стен, где на полу лежало окровавленное тело. Лицо мертвеца было не разглядеть из-за широкой сгорбленной спины мужчины, стоявшего перед трупом.
– Я ждал нашей встречи, учитель, – раздался глухой голос Куана.
Он продолжал сопротивляться Юри, и картинка становилась то ярче, то темнее, то вовсе на мгновение пропадала.
– Я не твой учитель, – ответил Хикаро.
Внутри Юри все сжалось. Она хотела броситься к нему, крепко обнять и защитить, но понимала, что перед ней лишь чужое воспоминание. Это осознание болью отозвалось в сердце. Юри шагнула вперед, чтобы разглядеть лицо старика, но Куан вновь попытался выкинуть ее из своей головы – и свет вокруг погас.
– Я должен был стать избранным. – В темноте виднелось лишь лицо Куана.
– Избранным тебе не быть. – Учитель Хикаро появился рядом.
– Не вы ли мне когда-то сказали, что я смогу все изменить?
– Ты можешь изменить свою жизнь, но жизнь всего мира изменит лишь один. Потомок святого Ара, которого скрывают леса Арасы. Потомок, рожденный для того, чтобы умереть.
– Чушь…
Лица исчезли в темноте, и в следующей вспышке света Юри увидела, как Куан пронзает Хикаро ножом. Учитель не кричал, не стонал от боли и не молил о пощаде: он принял смерть молча. Держась за руки Куана, Хикаро опустился на пол рядом с трупом, лицо которого Юри, вытерев щеки от слез, наконец смогла разглядеть. Видеть избитого мертвого Хаята было несказанно приятно. Он заслужил смерть, и Юри понадеялась, что тот, кто забрал у него жизнь, делал это медленно и мучительно.
– Тебе не стать избранным, Куан, – тихо проговорил Хикаро. – Ты умрешь в одиночестве среди заснеженных гор. Но не бойся. Ты успеешь принести своим убийцам пользу, и за это я встречу тебя в ином мире с благодарностью.
– Да ты совсем спятил. – Куан еще раз ударил Хикаро ножом, и тот, выдохнув в последний раз, умер.
Картинки замелькали, и заплаканная Юри еле успевала всматриваться в них. Она видела палатку, стоявшую в порту Эверока, и Куана, который продавал в ней ножи. Видела напуганного Юстина в плаще и вздутые черные вены на его шее. Он говорил сам с собой и все время дергался, оборачиваясь по сторонам. Юри успела вернуться и в бордель, на первом этаже которого она, прижатая к стене Куаном, пыталась отговорить Соно от убийства, а позже очутилась в трюме корабля, где связанная Лираса с кляпом во рту отбивалась от своего мучителя. Куан вымещал на ней всю злость и, срывая с нее одежду, повторял имя Юри.
– Проведи меня в замок Эверока, Куан, – услышала Юри голос Ренриса и, отыскав его лицо среди тысячи других, скользнула в размытое воспоминание. – Я заполучу трон, и тогда весь мир узнает, что потомок Сэтила вернулся.
На Ренрисе были рыцарские доспехи Эверока. Блестящий металл сверкал на солнце, гревшем песок берега перед замком. Ветер играл с черными лентами на плечах, наручах и поясе. Ренрис держал своего слугу за лысую голову и, глядя на него исподлобья, скалился, как бешеный зверь.
– А я, хозяин? – взмолился Куан, когда Ренрис коснулся своим лбом его лба.
– А тебя я сделаю главой клана. Мне нужна достойная замена, поэтому докажи свою преданность.
– Надеюсь, ты говоришь со мной так дерзко лишь потому, что принес вести о смерти Далии? – вдруг голос Юстина вырвал Юри из этого видения и перенес в темный каменный коридор.
И время остановилось: словно Юри сама стала властна над ним. Сейчас, рассматривая брата, она не давала воспоминаниям Куана выкинуть ее. Юстин был красив. Густые темные волосы, черная, расшитая золотом рубашка и бархатная мантия в тон. Только сейчас, глядя на его профиль, вздернутый, как у отца, нос и длинную, как у самой Юри, шею, она поняла, как сильно скучала. И пусть сейчас Юстин был злым и полным ярости, пусть вжимал Куана в стену, Юри знала, что это он. Ее брат. Заботливый и чуткий Юстин, который боялся бабочек, но каждый раз без опаски лез в драки с детьми, обижавшими Юри. Брат, которого она преданно ждала на пристани и которого клялась найти. И она обязана его спасти.
– Не спеши, Юстин, – вновь заговорил Куан.
Юстин смотрел на него и трясся от злости. На висках вздулись вены, а костяшки пальцев, вцепившихся в ворот хаори, побелели. И тогда Куан воспользовался тем, что Юстин потерял бдительность: незаметно запустил руку в ножны на его поясе, бесшумно вытащил кинжал и спрятал в рукав хаори.
Вновь вспыхнул свет. Теперь Куан шел вдоль коридора и вел по каменной стене лезвием. Его скрежет оглушал, а видение будто пульсировало, удерживая внимание на кинжале. Кинжале, которым Куан ранил Соно. Кинжале, который Юри теперь всегда носила с собой.
Юри вернулась в дом к вечеру. Кухарки накрыли к ужину длинный стол, разложив три пары приборов. Далия с Эвоном уже сидели на скамьях и кормили друг друга вареньем.
– Помирились? – запыхавшаяся Юри села напротив них.
Кивнув, Эвон облизал ложку. Но Далия почему-то не ответила. Вместо этого она лишь отвела взгляд и, тяжело вздохнув, принялась изучать абсолютно безынтересные стены.
– Ты где была? – не обращая внимания на напряжение, повисшее в воздухе, обратился Эвон к Юри. – От тебя пахнет… – Он задумался, пытаясь подобрать слова. – Костром и мясом. Охотилась? – пошутил он с улыбкой.
Варенье окрасило его белые зубы в фиолетовый.
– В каком-то смысле. – Юри усмехнулась, заметив это. Но Эвон, кажется, решил, что она оценила его чувство юмора.
Только Юри захотела все рассказать, как за спиной послышалось бурчание Масты, и сквозняк из распахнувшейся кухонной двери разнес по залу запах жареной рыбы. К столу подбежал Бэйн и, освободив место для большой длинной тарелки, встал рядом с Эвоном. Маста, придерживая тряпками горячие края, поставила ужин на стол. Обваленная в соли пригоревшая рыбья чешуя до сих пор шкварчала.
– Мое любимое! – облизнулся Эвон и, не дождавшись, пока вторая кухарка поставит на стол гарнир, положил себе на тарелку уже отрезанную голову рыбы. – Ты все еще помнишь это!
Маста что-то ответила ему на рэкенском языке и одобрительно закивала, когда он попробовал еду. Чавкая от наслаждения, Эвон заедал соленую рыбу хлебом и запивал элем, который Маста только и успевала подливать. Юри вновь собралась с мыслями, чтобы все рассказать, но в этот раз ее перебил Бэйн:
– Брюкваш, люкх, моркоф, курка?
Он взял горшочек с гарниром со стола и подошел к Далии. Та, все еще разглядывая стены, рассеянно кивнула. Бэйн сразу наклонил горшочек и, зачерпнув еду ложкой, вывалил ее на тарелку. Далия облегченно выдохнула, когда увидела курицу с овощами, а не бычьи мозги, которые они ели во время пира. Бэйн обогнул стол и неуверенно направился к Юри, но Маста остановила его, вручив другой горшок.
– Брюкваш, люкх, моркоф… – нервно проглатывая слова, будто они соленые и кислые, медлил Бэйн.
– …курка, – шутливо передразнивая его, продолжила Юри, но тут Бэйн, испугавшись, внезапно кинул горшок с тарелкой на пол и убежал.