- Всё с тобой ясно, — Сигурд, несмотря на критичный ум и любовь к иронии, похлопал мужичка по плечу с искренним сочувствием.
Ибо уважал его, пусть тот и выпивал слишком часто. Знал, что без хмеля Свейн попросту может сойти с ума. И за Ренату, кстати, он серьёзно переживал — слишком непредсказуем был её дар. Как бы не аукнулся он потом смешанным сознанием.
— Небесный Волк не хотел отзываться, — Свейн недоумённо пожал плечами, мол, кто его, Бога, знает. — Перед гибелью твоего отца я лишь увидел ворона во мгле, что означало время перемен и призыв оставаться мудрым, что далось мне очень тяжело. Сердце болело за конунга и его семью, а Сигтрюг ходил и зудел, что ты не успеешь вовремя, и все мы сгинем от гнева Повелителя Моря. То была неделя ужасной пустоты, пока не пропала одна дева, и стало ещё хуже. Дочка Свантепульке, красавица — просто загляденье. Сильная, смелая, прекрасная волчица! Пошла поплавать и утонула. Она была в той лодке вместе с Хельгой, кстати, когда Рагнольв погиб, но не суть. В общем, странная то была смерть. С гнилым душком, но я никак не мог понять, что в ней не так. Небо продолжало молчать и мучить меня неизвестностью. Словно говорило, что не время сейчас, надо подождать.
Свейн замолк. Надолго. Даже Рената всхрапнула — успела отключиться, пока тот раздумывал. От резкого звука жрец очнулся, затараторил:
— Не своей смертью погибла она. Не по воле бледных норн[2] закончила свой век. Убили её. Несправедливо. Против правил. Я только сейчас это понял, когда дева твоя спела, что нет ей мира и покоя.
— Но зачем? Кому это понадобилось? — воскликнул Торстейн, давно положивший на деву глаз и планировавший даже посвататься к ней.
— Не знаю, но судя по словам из песни: «пир да не у нас, мир, да не такой, как казалось», надо искать двойное дно. И причины, почему она не может упокоиться.
— Похищение? — предположил Харальд. — Её тело нашли?
— Нет, только шарф с парой пятен крови — остальное смыла вода, — Свейн почесал лохматую голову, ещё раз перепроверил ощущения и выдал: — её нет в мире живых. Но и в мире мёртвых тоже! Я ещё почему с грибами переборщил — пытался с ней связаться, да не смог, хотя свежеумершая душа легко находится[3], неважно, в чей чертог она попала.
К Небесному ли Волку, принимавшего в свои объятья великих воинов, или к его супруге — Белой волчице — покровительнице всех женщин двуликих. Самые трусливые, подлые или попросту никчёмные оборотни лишались своей второй ипостаси и уходили в обычный Хель, где наравне с душами простых людей влачили весьма жалкое и унылое существование.
Все задумались. Кроме Ренаты — та вовсю спала.
— Положи уже её на кровать — пусть выспится нормально, — предложил ему Кьярваль.
— Спасибо, друг! — Харальд скупо улыбнулся и воспользовался гостеприимством побратима.
Опустил свою ненаглядную на ложе, покрытое медвежьей шкурой, прикрыл одеялом, поцеловал, не в силах уйти просто так, не вдохнув в очередной раз её манящий запах.
— Совсем забыл, — Свейн отвлёкся от своих раздумий и обратился к Харальду, вернувшемуся из спальни. — Ты был у провидицы с дальних земель?
— Да, она передала послание, записала его на восковую дощечку, но я так ничего и не смог понять, — Харальд судорожно пытался вспомнить, куда именно её засунул.
— Принеси её мне.
— Хорошо.
Оставив побратимов приглядывать за спящей Ренатой, Харальд пошёл домой. По привычке в главный дом, на половине дороги осознал, что идёт не туда, плюнул, повернул и продолжил путь. В отличие от людей, двуликим темнота абсолютно не мешала, огонь им требовался только для тепла, посему света луны и звёзд ему вполне хватало, чтобы спокойно дойти до полуразвалившейся халупы, аккуратно открыть один из сундуков, выругаться, залезть в другой и уже оттуда извлечь искомое.
— Хар, это ты там шебуршишь? — Хельга всегда очень чутко спала, а уж после смерти отца и вовсе была начеку — слишком много оказалось желающих добраться до неё, пока сильного защитника нет.
Торбанд пару раз чистил морды особо ретивым молодцам, не без помощи сестры, разумеется. Кое-как, но на пару они пока справлялись. Несколько раз за деву вступился Свейн, изрядно пьяный (или объевшийся грибов — поди разбери), но всё же глас Бога. Уважаемый! Но успокоилась Хельга лишь когда вернулся Харальд сотоварищи, уж при них к ней точно побоятся приставать с непристойностями!
Странное дело, вроде бы дочь уважаемого конунга, павшего в борьбе со стихией, по всем меркам принцесса, а такое странное отношение… Не всех, лишь некоторых индивидов. Весьма наглых и настойчивых.
— Я это, я, — шёпотом отозвался Харальд. — Сейчас уйду.
— А где Рената? — шустрая дева поднялась с лежанки и подошла к брату.
Они с матерью уступили молодожёнам кровать, на которой до этого спали, а себе устроили лежанку — принесли матрацы от соседей. И вот, все старания волку под хвост? Куда они завернули по дороге домой?
— У Кьярваля заснула — не выдержала долгой нагрузки, Харальд развёл руками, мол, так вышло.
— А что вы у него забыли? — удивилась Хельга. — Вы же на пир к Сигтрюгу уходили.
— Долгая история, мелочь, — хмыкнул Харальд и щёлкнул сестру по носу. — Иди, спи, я пойду обратно.
— А чего приходил вообще? — не отставала Хельга. — Ты бы хоть прихватил сорочку Ренате, да полотенце с чистым платьем. Завтра поутру сразу бы в сауну сходили. И мы бы потом следом.
— Посмотрим насчёт сауны, — Харальду тут же захотелось нормально прогреться, попариться, как это принято в Гардалии.
Но кто знает, чем вообще обернётся завтрашний день? Впереди расшифровка послания провидицы, окончательный разбор песни Ренаты и… Небесный Волк знает что ещё!
Выйдя из дома, альфа взглянул на созвездие небесного покровителя, наблюдающего за своими подопечными с немыслимых высот. Мерцающего в ночи таинственным светом, нашёптывающего Свейну подсказки. Иногда.
Вернулся в дом Кьярваля он так же быстро, никого не встретив на своём пути. Передал кусок бересты, на котором провидица сама написала пророчество, а следом собственную дощечку, покрытую воском, где записал его по-своему.
— Ну как, ты что-нибудь понял? — Харальд вот уже минут двадцать терпеливо стоял около Свейна и пытался его не торопить. Тот внимательно изучал каждую руну, прикидывал так и эдак…
— Он принёс её в жертву, — изрёк он, вызывая оторопь у окружающих.
— Как ты это понял? — Харальд, помнивший слова старухи наизусть, повторил их вслух:
Он выберет кривду, переступит через род,
Подойдёт к краю высшим, но потеряет цельность.
Туда ему и дорога!
Да, в отличие от Ренаты, бабка поэтическим даром не страдала…
— У неё написано немного по-другому, — Свейн кивнул на кусок бересты.
Там была нарисована совсем другая руна, отличавшаяся от руны рода северян, у которых в основе был тот же ромб, но замкнутый, опирающийся на «ноги». Гардалийский же ромб был «открытый», причём сверху, а внизу «ноги» изогнуты. Чем-то эта руна напоминала краба.
— И что она означает? — Харальд почесал макушку.
— У этой руны несколько иная суть, — пусть Свейн и страдал от профессионального алкоголизма, но знал он действительно много. — Она имеет женскую основу, тогда как у нас лежит мужское начало[4]. Тот, о ком это предсказание, не просто переступил через родовые ценности, но и сгубил при этом женщину.
- Думаешь, Сигтрюг ту деву и убил, чтобы обрести силу альфы и стать конунгом? — вступил в дискуссию Кьярваль.
— Если ты говоришь о запретном обряде, то там одной девы мало, — Свейн аж вздрогнул, припоминая, как он в молодости изучал этот раздел древней магии. — Кроме Рагнольва и Фрейи больше никто не пропадал, а чужие для него не годятся.
Хвала Небесному Волку, та магия давно запрещена и засекречена. Но ему, как жрецу, положено знать подробности.
— А что там у Ренаты было? — Сигурд потёр руками лицо, подёргал волосы, заставляя уставшую голову работать. — Нет мира, есть война, так, кажется. С кем война?
— С Повелителем моря? — предположил Харальд единственное логичное предположение.
— Возможно, — отозвался Кьярваль, — хотя все говорят, что Сигтрюг спас Архельдор. Может, соседи хотят на нас идти войной?
— А смысл? — развёл руками Сигурд. — Чтобы получить по зубам? Даже медведи не справятся с нами на нашей территории.
— Мне кажется, война — это не про соседей, — подал голос Гуннар, поглаживая косу на бороде. — А про Сигтрюга и Харальда.
— Истинного альфы с подменным? — Сигурд воодушевлённо хлопнул товарища по плечу, мол, он просто гений. — Тогда понятно, как он подойдёт к краю высшим — он стал альфой, но смерть уже идёт по его следам. В виде Харальда!
И он довольно потёр руки, мол, ждёт не дождётся, когда сие настанет.
— Да-да, — Кьярвалю особенно понравилась эта мысль, ведь в своё время именно Сигтрюг прикрывал ему спину, когда его ранили. Так себе прикрывал. — И понятно, почему потеряет цельность — он лишится волка и будет мыкаться среди таких же слабаков в Хель!
— Подожди, — осадил его Харальд. — Всё это хорошо, но сначала надо всё точно узнать. Жаль, что Рената сама свои предсказания расшифровывать не умеет, — вздохнул он.
— И не говори, — поддакнул ему Свейн. — Было бы куда легче. Но я согласен насчёт того, что сейчас ребята растолковали.
— Кстати, Свейн, а расскажи-ка мне поподробней о смерти отца, а то мать не может говорить — ей слишком больно, Хельга с Торбандом из-за неё тоже помалкивают, а времени побеседовать с ними отдельно пока не выдалось.
— Это был страшный день…
У Свейна дико болела голова. Как всегда, он пытался заглушить боль сначала травами, потом спиртным, и только если всё это не помогало, то переходил на грибы. Не те, с помощью которых он мог видеть различные видения, а притупляющие боль. Правда, сознание с ними тоже не отличалось ясностью.
С самого утра небо хмурилось, не предвещая ничего хорошего. Зачем именно в тот день Хельге и прочим девицам приспичило покататься на драккаре, Свейн не знал. Он тогда встал поздно, а в люди и вовсе выбрался ближе к полудню. К тому моменту, когда ветер совсем разгулялся, он как раз закончил с утренними процедурами. Вышел к причалу, увидел, как среди бушующих волн на краю фьорда болтается корабль, а к нему, то всплывая, то вновь погружаясь в пучину, гребёт Рагнольв. Свейн резко взбодрился, подобрался и бросился к Сигтрюгу — предупредить об опасности. Да и вообще поднять тревогу, ведь, как ни странно, но никто не заметил пропажи драккара. Хотя, почему странно — накануне был большой праздник, народ отсыпался после гульбищ, вот только неугомонным девицам не спалось — захотелось острых ощущений!