* * * * *
459. Здесь я приведу несколько примеров из своего опыта. Вот первый.
Я увидел вдали пять школ, окруженных разноцветным светом: первая была в огненном свете, вторая - в желтом, третья - в ослепительно белом, четвертая - в свете среднем между полуденным и вечерним, а пятая была вообще едва видна, поскольку была как бы скрыта вечерней тьмой. Видно было, как по дорогам ездили люди на лошадях, в каретах и пешком. Некоторые из них бежали, торопясь в ту школу, которая сияла огненным светом. При виде их мной овладело желание пойти туда и послушать, что будет обсуждаться. Поэтому я быстро собрался и примкнул к тем, кто спешил в первую школу, войдя с ними вместе внутрь. Там, как оказалось, собралось множество людей, которые рассаживались направо и налево по скамьям вдоль стен. Перед собой я увидел низкую площадку, на которой стоял человек, выбранный председателем, с жезлом в руке, в головном уборе и одеянии под цвет огненного света школы.
Когда все собрались, он объявил: "Братья! Тема, обсуждаемая сегодня, звучит так: "Что такое милосердие?" Наверное, каждый из вас знает, что милосердие по сущности своей духовно, а по проявлению - природно."
Тут же встал один из сидевших на первой скамье слева, из тех, что славились своей мудростью, и сказал: "Я считаю, что милосердие - это нравственность, вдохновленная верой". Вот чем он подкрепил свое мнение. "Найдется ли кто-нибудь, кому не известно, что милосердие следует за верой, как слуга за своей госпожой? И что человек, у которого есть вера, исполняет закон, а значит и милосердие, настолько непроизвольно, что даже не знает, что живет по закону и милосердию. Ибо если бы он знал, и поэтому делал, думая благодаря этому обрести спасение, то замарал бы свою святую веру своей самостью (proprium), нанося этим ущерб ее действенной силе. Разве не соответствует это учению церкви нашей страны?" Тут он оглянулся на сидящих позади него, среди которых некоторые были из духовенства, и те согласно закивали.
"Но что же такое непроизвольное милосердие, как не нравственность, которой нас всех обучают с детства? Поэтому оно по сущности природно, но становится духовным, когда вдохновляется верой. Может ли кто, глядя на нравственность людей, сказать, есть у них вера, или нет? Нравственной жизнью живет любой, однако только Бог, насаждающий и прививающий веру, может распознать и отличить это. Поэтому я придерживаюсь мнения, что милосердие - это нравственность, вдохновленная верой, и такая нравственность, благодаря вере в глубине ее, ведет к спасению; любая другая - не ведет к спасению, поскольку имеет целью заслугу. Поэтому напрасны труды тех, кто пытается смешать милосердие и веру, то есть соединить их внутренне, вместо того, чтобы связывать их внешне. Смешивать и соединять их - это все равно, что сажать в карету к епископу лакея, который должен стоять на запятках, или приглашать привратника в столовую отобедать с господином".
Затем поднялся некто с первой скамьи справа и сказал: "Я считаю, что милосердие - это набожность, вдохновленная состраданием. В подтверждение своих слов скажу следующее. Ничто так не умилостивляет Бога, как набожность, основанная на сердечном смирении. Набожный непрестанно молится, чтобы Бог дал ему веру и милосердие; а Господь говорит:
Просите, и дано будет вам. Матф. 7:7.
И поскольку набожному дается, то и вера с милосердием пребывают в нем. Я сказал, что милосердие - это набожность, вдохновленная состраданием, потому что всякая преданная набожность есть сострадание. Набожность вызывает у человека сердечные стенания, а ведь это не что иное, как сострадание. Правда, это уходит, как только молитва окончена, но возвращается, когда мы молимся вновь, и, возвращаясь, приносит с собой набожность; таким образом, в милосердии есть набожность. Наши священники приписывают все способствующее спасению вере, и ничего - милосердию; что же остается тогда, кроме набожности, горячо молящейся о том и другом? Когда я читал Слово, я не мог не видеть, что милосердие и вера - это два средства спасения; однако, когда я спросил у служителей церкви, мне сказали, что вера - единственное средство, а милосердие бесполезно. Тогда мне показалось, что я на корабле, который бросает в море между двух скал, и, опасаясь кораблекрушения, я забрался в шлюпку и уплыл прочь. Моя спасительная шлюпка - набожность; а что еще нужно, если набожность подходит для любых целей?"
Вслед за ним говорил сидевший на второй скамье справа: "Я считаю, что милосердие - значит делать добро как честным, так и преступникам. Эту точку зрения я подкреплю следующим. Что такое милосердие, как не сердечная доброта? А доброе сердце хочет добра всем, и честным, и преступникам. И Господь говорит, что мы должны благотворить врагам нашим. Поэтому, если вы отберете свое милосердие у кого-то, то оно в той же степени перестанет существовать, и таким образом станет подобным человеку, который лишился одной ноги и ходит, подскакивая на оставшейся, не так ли? Преступник совершенно такой же человек, как и честный; милосердие каждого рассматривает, как человека, и если он - преступник, что мне до того? Милосердие действует, как солнечное тепло, которое дает жизнь и вредным животным, и полезным, как волкам, так и овцам. Благодаря нему дурные растения растут с тем же успехом, что и хорошие, терновник точно так же, как и виноградник". Сказав это, он взял в руки свежую виноградину и продолжил: "С милосердием, как с этой виноградиной: разрежьте ее, и все, что в ней было, вытечет". Он разрезал виноградину, и ее содержимое вылилось.
После этой речи встал еще некто со второй скамьи налево, и сказал: "Я считаю, что милосердие - это проявление всевозможной заботы о своих родственниках и друзьях, и вот чем я подкреплю свое мнение. Кому не известно, что милосердие начинается с себя самого? Каждый сам себе ближний. Поэтому милосердие распространяется по степеням близости, сперва к братьям и сестрам, затем к ближайшим и более далеким родственникам, и таким образом, распространение милосердия ограничено им же самим. Находящиеся за его пределами - чужие, а чужие внутренне не признаются, они как бы отстраняются от внутреннего человека. Но кровная родня и остальные родственники объединяются вместе по природе, а друзья - по привычке, которая есть вторая природа, и они становятся ближними. Милосердие может присоединять к себе людей внутренне, а потому и внешне. Тех же, которые не присоединены внутренне, надо называть лишь товарищами.
Ведь все птицы узнают своих родных не по оперению, а по голосам, а когда они близко - по жизненной сфере, исходящей от их тел. Привязанность к своей родне, которая держит их вместе, называется, в случае птиц, инстинктом, но та же самая привязанность у человека к своей семье и своим людям, есть инстинкт истинно человеческой природы. Что делает нас родными, если не кровь? Это то, что чувствует, можно сказать, чует ум человека, то есть, его дух. Сущность милосердия состоит в этих родственных чувствах и симпатии, которую они пробуждают. С другой стороны, отсутствие родственности, дающее в свою очередь начало антипатии, - это как бы отсутствие общей крови, и поэтому милосердия. Поскольку привычка - вторая природа, и она тоже составляет своего рода родственность, то, следовательно, милосердие подразумевает и добрые дела по отношению к друзьям. Когда, плывя по морю, человек высаживается в каком-либо порту и обнаруживает, что это - чужая страна, ни языка, ни обычаев которой он не знает, разве не становится ему как-то не по себе, так что он не испытывает никакой радости от любви к ним? Но если ему говорят, что это его родная страна, и он узнает ее язык и обычаи, то он чувствует себя, как дома, и ощущает радость любви, то есть удовольствие милосердия".
Следующим поднялся один из сидевших на третьей скамье справа и начал громко: "Мое мнение таково. Милосердие - это подаяние бедным и помощь нуждающимся. Нет никакого сомнения в этом, потому что Слово Божье учит этому, а его предписания не допускают возражений. Давать богатым или состоятельным - не более чем хвастливая суета, лишенная милосердия, но продиктованная представлением о награде. В этом не может быть никакой настоящей склонности любить ближнего, но одна поддельная склонность, приемлемая на земле, но не на небесах. Посему надо помогать только нуждающимся и неимущим, ибо при этом исключено понятие о воздаянии. В том городе, где я живу, где я знаю, кто честен, а кто негодяй, я наблюдал, что, видя нищего на улице, любой честный останавливается и подает ему; нечестивец же, уловив взгляд нищего в свою сторону, проходит мимо, будто слепой, чтобы не видеть его, и глухой, чтобы не слышать его голоса. Да разве не известно, что у честного есть милосердие, а у нечестивца - нет? Тот, кто подает нищим и помогает нуждающимся, подобен пастырю, ведущему своих голодных и жаждущих овец на пастбище и водопой; а дающий только богатым и состоятельным подобен тому, кто поклоняется идолам преуспевания или навязывает пищу и питье страдающему от обжорства".
Затем некто с третьей скамьи слева встал и произнес: "Я считаю, что милосердие состоит в том, чтобы строить приюты, больницы, детские дома и ночлежки, и помогать им пожертвованиями. В подтверждение этого скажу, что такого рода благодеяния и помощь являются общественными, и неизмеримо превосходят благодеяния частные. Вследствие этого милосердие становится богаче и полнее добротой, поскольку добрые дела многочисленны, и обильнее становится воздаяние за дела, обещанное в Слове. Ибо как вспашешь и посеешь, так и пожнешь. Разве это не то же, что подаяние нищим и помощь нуждающимся, только в большем масштабе? Разве не сулит это каждому одобрение мира, и в то же время, похвалу и скромные слова благодарности тех, кому оказана помощь? Разве все это не возносит сердце и склонность его, которую называют милосердием, до высших пределов? Богатые люди не ходят по улицам, а ездят, и они не могут замечать всех нищих, сидящих по сторонам у стен, и давать им мелкие монеты; но они делают взносы, которые служат сразу многим. Люди же помельче, которые ходят по улицам, и не имеют таких средств, - они пусть поступают иначе".