'ostel d'icelle, ce que telle personne ne puet savoir desvoulter qu'il ne soit neccessite qu'il sache la maniéré comment Г en envoulte".
Дело Марго де ла Барр может служить наглядной иллюстрацией описанного выше процесса. От решительного заявления о неразделимо сти колдовства и врачевания судьи незамедлительно перешли к вопросу об участии нечистого в «кознях» обвиняемой. И,
72
конечно же, такое участие было обнаружено . Чего еще было желать? Ни у кого из них не осталось ни малейшего сомнения в том, что Марго -
- 73
настоящая ведьма, а потому «достойна смерти» .
И все же единодушие судей ставится под вопрос позицией автора «Регистра Шатле». На первый взгляд, она ни в чем не противоречила точке зрения прочих его коллег, поскольку ее невозможно понять из содержания дела. Однако мнение Кашмаре не просто заслуживает внимания - оно, собственно, и является для нас решающим. Как мне представляется, на то, что его точка зрения была отлична от мнения прочих судей, указывает форма записи дела, которую, как я говорила выше, следует в данном случае рассматривать как самостоятельный объект исследования141.
Дело в том, что в интерпретации Алома Кашмаре история любви Марион и помощи ей Марго приобретала характер чисто сказочного сюжета. Она и записана была в соответствии с функциями главных действующих лиц волшебной сказки. Причем Марго играла в ней роль доброй Бабы-Яги.
Рассмотрим последовательно действия наших персонажей, помня при этом о том, что не все сказки дают все функции142.
Исходная ситуация (временно-пространственное определение, состав семьи, предзавязочное благополучие и т.д.): История Марион
начинается «примерно год назад», когда она знакомится с Анселином. Об их благополучии в тот момент говорит их «великая любовь».
Эта счастливая атмосфера только усиливает последующую беду. Сигналом становится отлучка из дома одного из членов семьи (I функция): Анселин «покидает» Марион. Куда он отправляется и с какой целью — неизвестно. Она же предчувствует беду — первый случай колдовства (срезанные волосы и кровь в вине).
72 RCh, I, 355: "Et lors elle qui parle, par l'invocacion du deable que elle apella a son ayde"; RCh, I, 356: "...s'apperu a elle un annemi en façon et estât des ennemiz que l’en fait aus jeux de la Pacion, sauf tant qu'il n'avoit nulles cornes".
Появляется вредитель (III функция), который нарушит покой семьи: В результате «отлучки» Анселина появляется Аньес — его новая невеста. Персонажи занимаются выспрашиванием, выведыванием (IV функция): собирают информацию друг о друге. В нашем случае это «выведывание через других лиц»: Марион вполне могла узнать кое-что об Аньес от Марго, которая лично была с ней знакома и лечила ее.
«Обратное выведывание» вызывает соответствующий ответ (V функция): Марго могла сообщить Марион о слабом здоровье Аньес. Следовательно, ее легко будет победить.
Завязка сказки открывается собственно вредительством (VIII функция): Аньес буквально «похищает» Анселина у Марион и собирается выйти за него замуж.
О действиях вредителя сообщается герою/героине (IX функция): Марион узнает об измене Анселина.
Герой соглашается на противодействие (X функция): Марион решает бороться за свою любовь. Поскольку она сама начинает действовать, она становится главным героем, ее функция - активная, сюжет идет за ней (т.е. строится вокруг ее показаний в суде).
Герой покидает дом (XI функция), что далеко не всегда означает пространственное перемещение. Все события могут происходить на одном месте: Марион идет к Марго.
Так начинается основное действие сказки. В ней появляется даритель, который первым делом выспрашивает героя о цели визита (XII функция): Марго и Марион имеют долгую беседу о непостоянстве Анселина.
Герой реагирует на действия будущего дарителя (XIII функция): Марион в обмен на помощь обещает Марго и впредь приводить в ее публичный дом потенциальных клиентов.
Даритель вручает герою некое волшебное средство для ликвидации беды (XIV функция): Марго учит Марион, как поймать белого петуха и приготовить приворот.
Г ерой отправляется к месту нахождения предмета поисков (XV функция): Марион идет домой и подливает зелье Анселину. Однако в этот раз ее ждет неудача. И это неудивительно, поскольку белый петух -только второй случай колдовства (после отрезанных волос и
76
менструальной крови). Для сказки же характерно утроение функции . Следует повтор функций XI-XV: Марион отправляется на свадьбу Анселина с двумя венками.
Герой и вредитель вступают в борьбу (XVI функция): Марион бросает венки под ноги танцующим новобрачным.
Вредитель побеждается (XVIII функция): Аньес заболевает. На этом история заканчивается, однако Марион так и не добивается своего. Вместе с Аньес заболевает и Анселин, и они оба умирают. Если бы они остались в живых, обещание Марго было бы выполнено: Анселин мог бы вернуться к Марион, не имея полноценных сексуальных отношений
-77
с женой .
Впрочем, именно это «отступление от сюжета» (отсутствие счастливого конца) и превратило историю любви Марион ла Друатюрьер в уголовное дело, решение которого зависело уже от судей. На этом фоне личная позиция Алома Кашмаре проявилась наиболее отчетливо. Как мне кажется, он не был склонен к очернению Марго. Скорее, ее образ представлялся ему двойственным, она могла быть «злой» по отношению к какому-то одному человеку, но «доброй» - ко всем остальным. «Яга -очень трудный для анализа персонаж. Ее образ слагается из ряда деталей. Эти детали, сложенные вместе, иногда не соответствуют друг другу, не совмещаются, не сливаются в единый образ»143.
Тем не менее, присутствие в тексте Кашмаре легко прочитываемого сказочного сюжета порождает проблему несколько иного толка. Такое «совпадение» удивляет. И если оно неслучайно, не значит ли это, что автор «Регистра Шатле» несколько приукрасил действительность, превратив описание, возможно, на самом деле имевшего место судебного
79
процесса в некое подобие художественного текста ?
Безусловно, подобная проблема требует отдельного рассмотрения80, и единственное, что мы можем сказать более или менее точно, - то, что дело Марион и Марго было записано в «Регистре Шатле» в той форме, которая по-прежнему была наиболее близка человеку конца XIV в., даже секретарю суда Алому Кашмаре, представителю «ученой» культуры. От этой последней в его рассказе присутствовали неоспоримые христианские элементы (связь с Дьяволом, тема безумия, обвинение в проституции, сомнения в медицинских способностях знахарок). Но стержень повествования оставался сказочным, фольклорным. И Марго де ла Барр, в соответствии со сказочным сюжетом, обладала все еще положительной характеристикой: она «желала делать добро», она «лечила», «помогала советом», «откликалась на просьбу»... Она была «доброй» ведьмой, помощницей, что бы о ней ни думали прочие судьи Шатле.
ÿc ÿc
Таким образом, преобладание образа «злой», «агрессивной» ведьмы в конце XIV-начале XV в. в Северной Франции выглядит несколько проблематичным. Любопытно, что и в более поздний период, в XVI-XVII вв., в Северной Франции этот образ не достиг тех высот, на которые он вознесся в других европейских странах. Как отмечает Альфред Соман, в судебных регистрах Парижского парламента за 1565-1640 гг. самым распространенным видом колдовства по-прежнему оставалось изготовление зелья, провоцирующего смерть или болезнь конкретного человека. Природные катаклизмы не считались здесь (как, например, в Женеве или в Германии) делом рук ведьм. Так же редки были обвинения
в наведении порчи на взбиваемое масло или свежее пиво (что было
81
обычным делом в Англии) .
Эти данные в какой-то мере ставят под сомнение другое утверждение К.Гинзбурга - о повсеместном существовании (в воображении обывателей) «вражеской секты» ведьм, которые, как раньше евреи и прокаженные, несли зло всем окружающим. Такая трактовка образа ведьмы появляется в регистрах Парижского парламента, пожалуй, только в середине XV в. (уже известное нам дело Маргарет Сабиа представляет собой исключение на этом фоне). В более поздний период тот же А.Соман отмечает в Северной Франции существование
представлений о шабаше, однако колдовство продолжало оставаться по
82
преимуществу делом личным, касающимся самой ведьмы и ее жертвы . Полностью сосредоточившись на образе «злой» ведьмы, К.Гинзбург
80 См. ниже, главу «Судьи и их тексты».
81 SomanA. Op. cit. P. 801.
82 Soman A. Op. cit. P. 799 —803: отравления или наведение порчи чаще всего имели место между мужем и женой, родителями и детьми, между ближайшими соседями.
вынужден был рассматривать только один сказочный сюжет - т.н. тему А волшебной сказки (борьба с врагом и победа над ним). Именно с ней, по его мнению, были связаны представления о шабаше - «сражении в состоянии экстаза с мертвецами и колдунами». «Обобщенно говоря, они (эти сражения - О.Т.) показывают, что образ путешественника или путешественницы, отправляющихся в экстатическом состоянии в мир мертвых, имеет решающее значение для зарождения и передачи повествовательной структуры - вероятно, самой древней и самой
83
жизненной структуры, созданной человечеством» .
Однако для Северной Франции конца XIV в., как мне представляется, не менее распространенным сюжетом стала тема Б волшебной сказки -трудная задача и ее выполнение. Все случаи любовной магии (и в том числе, история Марион) могут быть рассмотрены как попытки женщин вернуть или удержать любимого, вне зависимости от того, имелась ли у них соперница. С этой точки зрения, тема А автоматически включалась в тему Б, становилась одним из ее вариантов, а вовсе не предшествовала ей, как полагал К.Гинзбург. Именно для темы Б, в первую очередь, характерно наличие доброго помощника, дарителя, который всячески способствует разрешению трудной задачи. И его игнорирование помешало Гинзбургу полнее представить себе особенности передачи «повествовательной структуры» в разных регионах Европы и на разных этапах развития.