Отступление третье
Нужно отметить, что в откликах современников тех событий, людей, знавших Жиля де Ре лично или имевших представление о его политической карьере, образ нашего героя достаточно долго оставался положительным или, по крайней мере, двойственным. Его военные победы превозносились авторами хроник. При описании орлеанских событий имя Жиля де Ре упоминалось сразу же за именем Жанны д'Арк. Его называли маршалом, рассказывая о том времени, когда он еще не носил этого звания. Так, Персеваль де Каньи, повествуя о встрече Жиля с Жанной в Шиноне, уже именовал его «маршалом Франции»61. Так же
поступал и анонимный автор «Хроники Девы» при описании снятия
62
осады с Орлеана и похода в Реймс . Причем, если Персеваль де Каньи не знал о процессе над Жилем де Ре (его хроника была закончена в 30-х годах XV в.) и не мог -возникни у него такое желание - скорректировать
60 Интересно, что и в современной литературе, посвященной процессу Жиля де Ре, обвинение в многочисленных убийствах детей не просто считается самым тяжелым, но рассматривается как главное доказательство виновности Жиля. Такие авторы, как Ж.Батай или М.Эрубель, настаивают на подлинности этого обвинения и считают, что, если бы
С.Рейнаху были известны материалы светского суда (содержащие показания родственников пропавших детей), он не спешил бы заявлять, что дело Жиля де Ре было сфабриковано (Bataille G. Op. cit. P. 178-180; Herubel M. Op. cit. P. 207). Таким образом ни один из этих авторов не обратил внимания на специфическую - сказочную - форму изложения преступлений Жиля, способную поставить под сомнение их подлинность. См. также: Laret-Kayser A. Gilles de Rais ou le syndrome du mal absolu // Magie, sorcellerie, parapsychologie / Sous la dir. de H.Hasquin. Bruxelles, 1984. P. 27-38.
61 Cagny, Perceval de. Chroniques / Ed. par H.Moranville. P., 1902. P. 25,141-143,149.
Не менее интересно мнение Жана де Бюэйя, автора романа "Jouvencel" -соратника Жиля де Ре во время военных кампаний и его друга, данную ему характеристику, то «Хроника Девы» была написана значительно позже (возможно, уже после реабилитации Жанны д'Арк). Однако ее автор не счел необходимым упомянуть о дурной репутации нашего героя.
Впоследствии их отношения испортились из-за споров вокруг замка Эрмитаж (Hermitage), который Жиль хотел во что бы то ни стало присоединить к своим владениям. Дело зашло так далеко, что в какой-то момент де Бюэй оказался пленником Жиля, а их добрым отношениям пришел конец. Этот эпизод был описан в "Jouvencel", однако при всем своем негативном отношении к бывшему компаньону автор нигде ни
63
словом не обмолвился о его процессе . Не знать о нем Жан де Бюэй не мог, так как роман создавался после 1466 г. Но даже в комментариях к "Jouvencel", написанных Гийомом Триньяном, оруженосцем де Бюэйя, между 1477 и 1483 гг., упоминались лишь военные заслуги маршала: «...и прибыл (к Орлеану. —О.Т.) сир де Ре, который привел войско из Анжу и Мена, чтобы сопровождать Жанну»64.
Безусловно, такой образ Жиля де Ре был следствием реальных событий его жизни. Однако, возможно, некоторое значение имело и - пусть дальнее - родство с Бертраном Дюгекленом, прославленным и удачливым полководцем Карла V.
Как мне кажется, эта связь особенно заметна в хронике Э.Монстреле, писавшего после 1440 г. и знавшего о процессе и казни Жиля де Ре. В его рассказе сквозило некоторое удивление и недоверие к ставшим ему известными фактам (что, впрочем, легко объясняется принадлежностью автора к лагерю бургиньонов, т.е. к противникам Карла VII): «В этот год случилось в герцогстве Бретонском великое, странное (diverse) и удивительное (merveilleuse) событие. Поскольку сеньор де Ре, который был тогда маршалом Франции, человеком очень знатным (moult noble homme) и владельцем обширных земель (très grand terrien) и происходил из выдающейся и очень знатной семьи (très grand' et très noble generation), был обвинен и признал себя виновным в ереси...». В конце главы Монстреле снова возвращается к характеристике нашего героя: «...он был весьма известен (moult renomme) как в высшей степени доблестный шевалье (très vaillant chevalier en armes)»228.
Обратим внимание на упоминание «знатной семьи» и следующее за этим выражение "très vaillant chevalier en armes". Монстреле употреблял его мало и всегда - в отношении более чем именитых персон. Официально объявив себя продолжателем традиции и стиля Фруассара, он и в этой мелочи следовал за своим образцом229. У Фруассара также мало упоминаний о «храбрейших шевалье». Так, Филиппа VI Валуа он именовал просто «достойным и очень смелым человеком» (vaillans homes et hardis durement), a Карла V - «исключительно мудрым и изворотливым» (durement sages et soupils). Зато эпитет très vaillant использовался им практически каждый раз, когда речь заходила о Бертране Дюгеклене - «самом доблестном (le plus vaillant), мудром (sage), лучше всех подходящем на эту должность (коннетабля Франции. - О.Т.)
67
и наделенном прекрасными способностями (fortune en ses besongnes)» .
Как о «храбреце и доблестном шевалье» (preux et vaillant chevalier) писал
68
о Жиле де Ре в конце XV в. и бретонский хронист Пьер Ле Бод . «Храбрецом» называли и Дюгеклена - и даже «больше чем храбрецом, дважды храбрецом» (plus que preux, voire pours double preux)69. Его имя связывали впоследствии и с весьма популярной в литературе XV в. темой «Девяти героев» (Neuf Preux). Считалось, что именно Дюгеклен
70
более других достоин занять место «Десятого героя» .
Близость с Дюгекленом, возможно, просматривается и в «Мистерии об осаде Орлеана», достаточно загадочном с точки зрения литературных
71
канонов и до сих пор плохо изученном поэтическом произведении . Мистерия (или ее первоначальный вариант, не дошедший до нас) была, как полагают исследователи, написана около 1435 г. к празднованию дня освобождения города от англичан. Возможно, что во второй раз она была представлена публике в 1439 г. Ее текст принадлежит анонимному
66 Tyl-Labory G. Enguerrand de Monstrelet // Dictionnaire des lettres françaises. Le Moyen Age / Sous la dir. de G.Hasenohr, M.Zink. P., 1992. P. 409-410.
67 Froissart J. Chroniques / Ed. par Kervyn de Lettenhove. Osnabrück, 1967. T. 1-25. T. 8. P. 45.
68 Le Baud P. Histoire de Bretagne avec les chroniques des Maison de Vitre et de Laval. P., 1638. P. 486-487.
69 Froissart J. Op. cit. T. 2. P. 3.
70 Luce S. La France pendant la guerre de Cent ans. P., 1890. P. 233-242; Хейзинга И. Осень средневековья. М., 1988. C.7 6-77,375.
автору (авторам?) и впоследствии подвергался доработке.
72
Окончательный вариант «Мистерии» датируется 70-ми годами XV в. . Жиль де Ре представлен здесь как самый опытный военачальник, к мнению которого прислушивались абсолютно все (включая Жанну
73
д'Арк), поскольку оно было самым мудрым . Точно так же
74
прислушивались в свое время к словам Бертрана Дюгеклена .
Наиболее полно «сказочная» версия преступления Жиля де Ре была представлена в латинской хронике Жана Шартье - по-видимому, самом первом отклике на процесс75. Здесь мы находим все необходимые элементы сказочного нарратива: множество «крещеных и некрещеных младенцев» (infantulos absque et cum baptismo), описание замка с «тесными секретными помещениями» (loci secreti angustiam), зверские убийства и издевательства, от которых у маленьких жертв «сердца истекали кровью» (ex cordium sanguine fuso), и последующее использование этой крови «ради обманчивых слов Сатаны» (verbis
76
illusus Sathane) . Это описание было доведено у Шартье до логического конца -возвращения детей из леса (что свойственно не только некоторым сказочным сюжетам, в основе которых лежит обряд инициации, но и собственно этнографическим описаниям этого обряда): «И так он (Жиль де Ре. - О.Т.) продолжал весьма долго (О, горе!), [пока однажды] его сообщники (satellitibus) не заманили в замок самым коварным образом некоего юношу, уже почти достигшего зрелости (juvenis quidam prope adultum), [из тех], кто часто приходил к замку. Они отвели его в тесное секретное помещение, где совершались убийства. Увидев одежду, кости и многие другие следы [преступлений] (vestimenta,
72 О предположительном времени создания мистерии и ее авторах см.: Тогоева О.И. Жанна
д'Арк и бумага с водяными знаками (История одной случайной находки) // Казус. Индивидуальное и уникальное в истории — 2004 / Под ред. М.А.Бойцова и
И.Н.Данилевского. М., 2005. С. 208-232.
73 См. об этом специальную работу: Gros G. Le Seigneur de Rais et Jeanne: etude sur une relation, d'apres le "Mistere du siege d'Orleans" // Images de Jeanne d'Arc. P. 117-126.
74FroissartJ. Op. cit. T. 8. P. 26. T. 11. P. 151.
75 Chartier J. La chronique latine inedite. Как отмечает Ш.Самаран, Шартье начал писать свою хронику на латыни около 1437 г. Примерно к 1440 г. он закончил описание предыдущих 18-ти лет правления Карла VII и стал описывать события «изо дня в день» (Ibidem. Р. 26, 51). Именно так, по свежим впечатлениям, были записаны поразившие Шартье детали процесса Жиля де Ре. Об этом свидетельствует начало главы, посвященной этому событию: «Примерно в эти же flHn...(eisdem репе diebus)». Будучи сторонником короля и официальным историографом французского королевства (его хроника войдет затем в «Большие хроники» и завершит их), Шартье считал важным всячески подчеркивать правильность того или иного решения королевской власти. Любопытно, что в случае с Жилем де Ре для достижения своей цели он, как и нантские судьи, использовал форму сказочного нарратива.
ossa quamplurimaque alia presagia), он очень испугался, и, пока безжалостный мучитель (tortor ferox) приводил в порядок свой убийственный меч, вдруг чудесным образом (miraculose) распахнулось железное окно, и юноша, положившись на Божью помощь (in Dei confisus auxilio), выпрыгнул из него, став по воле Бога невидимым (Dei nutu uti invisibilis), и отправился поспешно в город Нант к герцогу Бретонскому,