Цветок Любви
Да, роза всё ж цветок любовный,
Румянец, множество шипов;
Зима морозит хладнокровно,
Но нет в ней свежих лепестков.
Младой Любви благая роза
Сникает к Старости на грудь,
Хотя и вянет от мороза,
Но запах не исчез ничуть.
Но скрытым тем благоуханьем
В порыве скорбной доброты
Она украсит с состраданьем
Лишь склеп цветов и красоты.
Ведь если лепестки увяли,
Потух румянец навсегда,
Их запах – это вздох печали,
Что дарит Память на года.
Что ж амаранту Страсть не рада,
Коль он не вянет, без шипов?[66]
Увы! в нём также нет услады,
А жизнь Любви – услады зов.
Сплетая розу с амарантом,
Любовь их принимает власть:
Венок чело охватит кантом,
В нём и цветение, и сласть.
Фелиция Доротея Хеманс[67](1793–1835)
Из сборника «Национальная лирика и песни для музыки» (1834)
Последняя песнь Сапфо[68]
Звучи, о, тьма неспящих вод!
Твой стон – мне скорбь без срока;
Мой дух в тебе ответ найдёт
На непрестанный крик мой: «Одинока»!
Всё ж слово мне отправь одно,
Напев твой беспрерывный!
Взволнуй, что спрятано давно,
О, мрачность вод, ты дашь покой мне дивный?
Моя усталая душа
Вздох тщетно твой искала,
Ответ на мысль, – коль ей дыша,
Жив человек – найдём ли в плеске вала?
Звучи же, тьма безмолвных вод!
Звучи в своей гордыне!
Что чуждый мир твой принесёт,
Коль отвергает он мой край поныне.
Мне этот край был очень мил,
Красоты дорогие!
Но ветер лиру мне сломил,
И струны погасил её живые!
Их положи у ног моих!
Ведь, как они, разбита
Душа, что усластила их:
Её богатство на песок излито.
Но лавр всё ж мой, и славы свет
Моё затронул имя —
Я одинока, силы нет —
О, глубь! Я здесь, чтоб сделать их твоими!
Спрячь жгучий сей венок в своей
Пещере темноватой!
И боль мою, и славу дней
Там, где судов обломки, геммы, злато.
Ты, чайка, пляшешь на воде,
Ты любишь и ты – дома;
Здесь ждут тебя птенцы в гнезде,
А я пришла, без спроса, незнакома.
Крылатым чувством я полна,
Вольны мои виденья,
Любовь бескрайна, мысль ясна —
О, дай же, море, мне успокоенье!
Джон Клэр[69](1793–1864)
Из книги Фредерика Мартина «Жизнь Джона Клэра» (Лондон, 1865)
Я скрыл свою любовь[70]
Я скрыл любовь свою, пока
Не надоела мне мошка,
Я скрыл любовь на много лет,
Пока не надоел мне свет.
Я на неё глядеть не смел,
О ней лишь помнить – мой удел.
Целуя чашечку цветка,
Любимой говорил: «Пока»!
Она – где травы и леса,
Где в колокольчиках – роса,
Синь её глаз целует бриз
С пчелой поющей, прыгнул вниз
Луч солнца, цепью золотой
Её украсив в роще той.
И как поющая пчела
Всё лето здесь она цвела.
Я скрыл любовь: где город, луг,
Пока не сбит был ветром вдруг;
Казалось, пчёл слышны слова,
Гул мошкары стал рыком льва;
И даже тишь нашла язык —
Тем летом он в меня проник;
Природа доказала вновь —
Здесь только скрытая любовь.
Из сборника «Стихотворения, взятые, главным образом, из рукописей» (1820)
Первая любовь
Я был сражён, лишь час пришёл,
Одной внезапной сладкой страстью:
У девы лик тогда расцвёл,
Моей душой владело счастье.
Но побледнел я, словно смерть,
И ноги отказали махом;
Она взглянула – мне ль скорбеть?
Ведь жизнь моя вдруг стала прахом.
И я почти лишился зренья,
И кровь к лицу вся прилила,
Деревьев началось круженье,
Казалось, наступила мгла.
Исчезнул мир, все вещи зыбки,
В глазах – вся бездна слов:
Они звучали, словно скрипки,
Кипела в сердце кровь.
Зима ли свежий цвет колышет?
В снегу – любви постель?
В моих словах она не слышит
Мольбу любви досель.
Лица не видел я милее,
Когда стоял пред ним.
Ей сердце отдал я, хмелея,
Ему не быть моим.
Любовь не может умереть
Враждебен, зол и грешен тот,
Кто скажет, что любовь умрёт.
Тот клеветник, кто скажет вновь:
Что смертна и грешна любовь.
На крыльях ангельских она
Летит, как вечная весна.
Тот враг и вероломен тот,
Кто скажет, что любовь умрёт.
Нам ангел ту любовь принёс.
И нега сна, и сладость грёз,
И синь небес, и солнца луч —
Приют любви без тьмы и туч.
Любовь мне сердце веселит,
В ней свет божественный разлит,
Тот клеветник, кто скажет вновь:
Что смертна и грешна любовь.
И сладость самых нежных слов,
И сладость мыслей и стихов,
И сладость радостных сердец —
Есть наслаждения венец.
Что роз и перца аромат! —
Любовь лишь вспомнят все стократ;
Тот враг и вероломен тот,
Кто скажет, что любовь умрёт.
Хартли Кольридж[71](1796–1849)
Из литературного ежегодника Томаса Гуда «Гемма» (1829)
Песня
Она красивой не была
Среди своих подруг,
Не знал я, как она мила,
Но мне – улыбка вдруг.
В её глазах зажёгся луч:
Родник любви, искристый ключ!
Теперь её холодный взгляд
Мне отклика не шлёт,
Но ожидать я буду рад
В нём яркой страсти взлёт.
Он мне милей, хоть хмур и тих,
Улыбок девушек других.
Из сборника «Стихотворения, песни и сонеты» (1833)
Сонет VII
Любовь причуда или чувство? Нет.
Она, как правда искренняя, вечна,
Не вянет цветом юности беспечной,
Из стебля жизни ждёт её расцвет
В пустыне, где воды не найден след,
Где мрак съедает луч надежды хилый.
Как огонёк, парящий над могилой,
Где темнота, и не родится свет,
Моя любовь да будет неизменна:
Пусть смерть ей в этом мире не грозит,
Хоть красоте недолго быть прекрасной,
Хоть клятвы ложны, вера не священна,
Хоть острота утехи – суицид,
И средь руин – надежды дух неясный.
Джозайя Кондер[72](1789–1855)
Из «Лондонского журнала», т. 8 (1823)
Времена года
Весна и лето, осень! Вы без сна
Сменяете своё богослуженье
У алтаря природы в единенье
Глубоком. Непорочно холодна,
Сначала ты даруешь нам, весна,
Чудесное природы откровенье
И красоты девичьей пробужденье.
Ты, лето, всех пророчеств письмена,
Обещанных, на злате начертило
И солнечную яркость нам явило,
Журча, где храм листвы объял сосну.
Посева и лозы живую силу
Ты, осень, даришь злаку и вину.
А мрачный перерыв вновь призовёт весну.
Томас Гуд[73](1799–1845)
Из сборника «Призыв фей в середине лета, Геро и Леандр, Лик и кентавр и другие стихотворения» (1827)
Тишина
Есть Тишина под хладною могилой,
Где звуков нет, не может даже быть,
Её в глубинах моря не избыть,
Или в пустыне мёртвой и унылой,
Где жизни нет средь вечности застылой;
Здесь некому подкрасться или выть,
Лишь облака и тени могут плыть
Легко и молча над землёю хилой.
Но в глубине плющом увитых стен
Руин дворцов, где Жизнь всегда кипела,
Кричит лиса, и слышен плач гиен,
И совы пролетают то и дело,
Вопя в ночи, им ветер вторит стоном:
Вот Тишина, в самосознанье полном.
Сонет
Любовь, миледи, как сказал я ране,
В глазах капризных просто не живёт;
Она, увы, не радостный полёт
На щёчках, покрасневших от мечтанья.
Иначе красоте её – попранье:
Так роза увядает в свой черёд,
Зато любовь нетленна круглый год —
Моё стремленье и моё желанье.
Она цветёт без краски нежных щёк,
Что блекнут, хоть румянятся сначала,
Любовь – своей же прелести исток,
Она с годами больше заблистала;
То ветвь, что мая пахнущий цветок
И в декабре совсем не потеряла.