Но вместо этого вздохнул и согласно кивнул.
Оставался лишь один шаг за Врата, когда нам в объятия влетела наша дочь. Смеющаяся. Мокрая до нитки.
— Эстер, я же волновалась! — я со всхлипом прижала свою уже совсем взрослую дочь к груди. И быстро отодвинулась назад, внимательно вглядываясь в её глаза. Почти моё лицо. Волосы светлее, чем у меня — скорее рыжие, чем каштановые. И кобальтовые глаза как у её отца — Серебряного Змея, Алика. В которых я никогда не видела такого выражения эйфории.
— Эстер, где все твои защитные пологи?.. — холодно раздался голос Алика рядом.
— О… мама, папа… я… — улыбалась дочь, — наверно они все случайно растворились, когда появилось это .
Эстер подняла левую руку, демонстрируя запястье нам с мужем. Я услышала, как Алик вдохнул и, видимо, забыл выдохнуть.
На запястье цвели чёрные с серебристым отливом извитые руны.
— Сначала запястье зачесалось, — бормотала дочь извиняющимся тоном, — потом заболело и меня отчаянно потянуло в лес! Я даже не пошла, пап, честно. Ноги сами понесли… А когда узор проявился и засиял как… молния в небе, ко мне словно вернулась воля. И я пошла назад, домой… Но
— Что «но»? — строго спросил Алик, уже возвращая себе иллюзию спокойствия.
— Мне очень не хотелось идти назад. Меня тянуло в сердце магического леса. Ну, в ту часть, над которой как будто тучи даже в самые ясные дни…
Я ласково взяла Эстер за руку и мягко повела к замку. Алик шёл рядом, придерживая дочь за плечи. Мы держались с двух сторон от Эстер как конвой.
— Мы… — вздыхает Алик, — мы с мамой тебе кое-что расскажем. Сейчас. До праздника, если тебе ещё этого не рассказали фигуры-молнии в небе.
— Они не рассказывают, пап, я же говорила, — дёрнула плечиками Эстер, — они не… Я уже не ребёнок, между прочим!
— А на твои прекрасные завитки на запястье мы наденем браслет. Красивый. Который уменьшит твоё желание идти в глушь без сопровождения, — твёрдо договаривает Алик, — это не навсегда. И, безусловно, ты уже не ребёнок, Эстер. Но ещё и не взрослая. Придёт время, снимешь браслет и… уйдёшь туда, куда тебя зовут.
Я останавливаюсь.
С ужасом заглядываю Алику в глаза.
Разве мы не будем пытаться избавить её от этой связи?! Разве мы это не обсуждали?..
***
К вечеру Эстер забывается. В грозовых тучах появляются рваные раны, пропускающие косые яркие солнечные лучи.
Наша дочь веселится. С двоюродными братом и сестрой они уносятся в сад. Сын Алисы и Арона, наследник престола Моравии уже взрослый, но сейчас словно регрессировал до двенадцатилетки, и теперь эти « дети» с гиканьем носятся по саду. Их отчаянно пытается догнать парочка приглашённых детей-подростков помладше. Сад фонит от магических всполохов. Загораются кусты Драконьим Огнём — это некоторые наши гости устали пытаться догнать Эстер, которая унаследовала магическое ускорение — мою особую родовую магию. Снова топот, будто по саду скачет табун лошадей. А это — слуги понеслись тушить кусты.
Я сижу с Аликом за маленьким столиком, держу его за руку и наблюдаю с террасы второго этажа за этим светопреставлением.
Ну какая метка Истинности?
Эстер бегает и визжит. И пытается заставить наследника престола перекинуться в крылатого Змея и «покатать двоюродную сестру». Ведь у Эстер пока нет крыльев. То ли пока. То ли вообще.
Ор. Гвалт. Битая посуда с опрокинутого фуршетного столика, которая тут же магией собирается обратно. И тут же бьётся новая. И снова что-то горит.
Она же ещё такой ребёнок.
На меня накатывает слабость. По щекам бегут слёзы.
— Алик, — я убираю руки от мужа и, как мне хочется надеяться, незаметно вытираю слёзы, — я думала, мы будем бороться за Эстер.
— Элина, — Алик мягко берёт меня за талию и заставляет пересесть к нему на колени, — мы будем бороться за её счастье . А не с её Истинной связью.
— Как ты себе это представляешь?!
Алик тяжело выдыхает.
— Да, Элина. Гидеон плохой . А у тебя муж хороший. У твоей сестры — тоже замечательный. А у дочери — будет плохой. Вот так неожиданность. — с ласковой усмешкой шепчет мне на ухо Алик и целует в висок, — и Элина. Ты ничего не хочешь мне сказать?..
— Нет… — пытаюсь встать, но хват Алика на моей талии становится железным, хоть и продолжает быть осторожным. Встать — без шансов.
— Ложь? Ты врёшь своему мужу, Элина?..
Краснею снова как девчонка.
— Я… — почему-то теряюсь и прячу глаза. Натурально, девчонка, ёрзаю, пытаясь вывернуться из крепких рук, — я… думала потом…
— Стоять, — приказывает Алик жёстко и тут же начинает ласково смеяться, — я тогда сам тебе скажу. Ты беременна.
Просто киваю. И уступаю Алику истребованный им страстный поцелуй. А затем он продолжает:
— И, развею заранее твои опасения, я не вламывался на твою половину твоего ментального поля. Наши договорённости не нарушал. Я просто проверял, аккуратно ли Кларисса ведёт записи в лазарете…
— И что?.. — улыбаюсь. А слёзы всё равно текут.
— И нет, она ведёт отвратительно. В день твоего планового осмотра, судя по записям, на неё накатил приступ слабоумия. Очень заметно. А потом ты стала плакать по малозначительным поводам…
— Занавески не того цвета, например, или Истинный дочери — Дракон-монстр и желает нам всем смерти? Действительно, — усмехаюсь, гладя ладонью мужа по щеке.
— … А потом я пришёл к Клариссе и потребовал у неё правду.
— И?..
— Она не сказала. Но вперилась взглядом в картину-проявитель.
— В пустышку, принимающую навязчивые ментальные слепки, что висит у неё над столом? — я смутно вспомнила хитрый артефакт. На вид — белое полотно вместо картины в пустой раме. Висит у лекарши над столом, она обожает с его помощью подлавливать адептов на глупой лжи. А они никак не могут потом понять, откуда она всё узнала.
— Да… Кларисса же дала тебе слово молчать. И она молчала. И пялилась на картину. Пока на проявителе не возникли две одинаковые змейки-близняшки. Только тогда я от неё отстал. Без обид.
— Близнецы?! — пытаюсь подскочить, но муж удерживает меня на своих коленях снова, — у нас будут близнецы?!
— Вот видишь, Элина. Получается, это я сделал тебе сюрприз. — мягко смеётся Алик, — уж извини. А насчёт Эстер. Я твой муж, ты вверила себя моей власти по доброй воле и согласилась поддерживать мои решения…
Я знаю, что мне сейчас станет тяжело на сердце от возврата к обсуждению демоновой метки нашего врага на запятье дочери.
Но… не становится.
Тяжесть покидает меня против воли — Алик впитывает весь мой страх и смятение как будто всей поверхностью тела. Первородная чёрная магия.
Муж тащит из меня весь негатив, пока не остаётся ничего.
Я помню, из-за чего должна расстраиваться: метка Гидеона на Эстер. Но не чувствую этого. Только улыбаюсь.
И Алик зеркально улыбается мне.
«Он не сможет так воздействовать на меня вечно!» — мелькает искра чёрной эмоции и тут же бесследно исчезает — Алик вытягивает и её тоже.
А затем подхватывает меня на руки и выносит с террасы:
— Стой, — вскрикиваю и начинаю смеяться, обнимая мужа за шею, — куда?! А за детьми следить?!
— Это очень взрослые дети, Элина. У нас есть другое дело.
— Какое?!
Алик уже несёт меня коридорами назад в наши личные покои.
— Как это? — хитро улыбается Алик, уничтожая меня взглядом своих бездонных кобальтовых глаз, — ты же солгала своему мужу. Тебя надо наказать…
Конец