Пометил. Сделал своей ту, которой не могу доверять. Человеческую женщину. Злая насмешка судьбы! Вместо тысячи волчиц моей истинной парой стала именно человек. Почему? За что? Неужели мало я хлебнул горя из-за людей? Неужели недостаточно того, что за чувства к человеческой самке я уже поплатился её предательством, болью и многочисленными шрамами на своём теле? Люди. Они не чувствуют то, что способны ощущать мы. В них нет зверя, а значит, обычную женщину никто не будет заставлять жить со своим самцом, прислушиваться к нему и считаться с его мнением. У них нет природных инстинктов и зова природы. Они не способны оценить дар истинности пар, который так значим для нас.
Целый месяц думал, как дальше быть с ней. Ясно только одно: я не должен к ней привыкать и с ней сближаться. Лучше держаться от неё на расстоянии, насколько это возможно. Мне нужен только ребенок. Именно он теперь мой смысл жизни, тот, кто даст мне силы жить и бороться дальше. А силы ослабевают. Тяга к ней возрастает с каждым днём, делая из меня зависимого, вытягивая все соки. И как перебороть эту зависимость, что уносит силы и ослабляет мой организм, я пока не знаю. Сам себе напоминаю тень себя прежнего, того самого, каким я был до встречи с ней.
И если сейчас мой волк физически не позволяет держать женщину на расстоянии, то хотя бы морально к своему сердцу её не подпущу.
Но забирать её во Францию нужно как можно скорее, пока я полностью не ослабел. Многое для этого я уже подготовил. При поддержке оборотней российской стаи мы официально оформили наш брак по человеческим законам. Сейчас мне нужно ещё пару недель, чтобы сделать ей, как моей законной жене, заграничный паспорт и визу. Её старый загранпаспорт, что я нашёл у неё в шкафу, в стопке с другими документами, уже три месяца, как просрочен. Да и судя по отметкам в нём, Яна всего лишь один раз выезжала в Турцию четыре года назад. На этом всё.
Чёрт возьми, готов ещё раз проделать все манипуляции ради того, чтобы вновь увидеть её выражение лица в тот момент, когда я ей сообщаю, что она моя законная жена и демонстрирую штамп в паспорте! Пусть привыкает к этой мысли, ведь по нашим законам она и правда моя. Пусть знает и о том, кто мы есть на самом деле.
Я специально попросил Ольгу рассказать Яне правду. Понимаю, что она в положении, и нервничать ей нежелательно. Но она должна знать, что носит не обычного ребёнка, а оборотня. Надеюсь, что благоразумие возьмёт вверх, и женщина поймёт, что рожать нужно среди тех, кто знает все наши особенности и в случае чего сможет помочь.
Ольга с Матвеем ушли. Яна так больше из комнаты не вышла. Стоя под дверью прислушивался к её дыханию, неторопливым шагам, которые раздавались в её комнате... Она долго не могла уснуть. Многое бы отдал, чтобы знать, какие мысли у неё бродят сейчас в голове!
Утром пошёл в дом к альфе попросить пару ватрушек и другой выпечки на завтрак. У оборотней к беременным и детям особое отношение. Нечасто нас природа радует потомством, поэтому каждый ребенок бесценен. Я и предположить не мог, что у нас с Яной так быстро, с первого раза, всё получится. Это подарок небес!
Мой расчёт оправдался и кухарка, услышав просьбу покормить беременную женщину, быстро собрала для Яны много разных вкусняшек. Накрыл на стол, заварил кофе и стал ждать, когда она проснётся. Судя по тому, как Яна беспокойно крутится в постели, это произойдёт уже скоро. Хотя лучше бы она подольше поспала, я-то знаю, что уснула женщина лишь поздно ночью, почти под утро.
Моя интуиция меня не подвела, и уже через пятнадцать минут я услышал её тихие шаги на лестнице.
— Доброе утро, — улыбнулся ей.
— Доброе, — ответила она хриплым после сна голосом, стоя в замешательстве, — Ты кого-то ждёшь?
— Нет. С чего ты взяла?
— Стол накрыт. Так много всего...
— Это тебе завтрак.
— Мне? — она явно была удивлена. Неужели ни один мужчина так за ней не ухаживал? Человеческие мужчины совершенно забыли природную потребность самца: добыть и накормить.
— Нам, — поправил я её. — Ты ведь не против, если я составлю тебе компанию?
— Нет, не против... Пахнет вкусно.
Она прошла к столу и села на стул, который я перед ней выдвинул. Но не успел я сесть напротив, и раскрыть все приготовленное для неё, Яна резко соскочила со стула, схватилась ладонью за рот и побежала в сторону своей комнаты.
Что случилось? Пошёл за ней. Дверь в её комнату настежь распахнута, как и в ванную комнату. Сама Яна, бледная и потерянная, стоит на коленях, склонившись над унитазом. Её мышцы живота в очередной раз сокращаются, и её, согнутую, сильно рвёт. Яна ничего покушать ещё не успела, поэтому рвёт желчью. Видно, как ей плохо. Она поворачивает голову, замечает меня и вздрагивает. На лице проскальзывает испуг. Женщина резко вскакивает на ноги, и идёт к раковине. Полощет рот, умывается. Её руки подрагивают от напряжения. После того как она привела себя в порядок, поворачивается ко мне и говорит:
— Что ты здесь делаешь?
— Пришёл за тобой. Тебе плохо? Чем я могу помочь?
— Плохо, — кивком указывает на унитаз, — это называется токсикоз. При беременности такое бывает. Чем ты мне поможешь? Своё дело ты уже сделал.
В её голосе звучит усталость, смирение и обречённость.
— Не говори так! — в бессилии сжимаю кулаки, осознавая, что частично она права: я виновник этого её состояния.
Но этого я и не отрицаю, и не бегу от ответственности. Сделал бы многое, чтобы ей стало легче, только чем я ей могу помочь?
А еще выводит из себя, что она хочет отмахнуться от меня, как от назойливой мухи. Не воспринимает меня всерьёз. Мое присутствие рядом её лишь тяготит. А я хочу другого! Чтобы она нуждалась во мне. Была зависима от меня, тянулась ко мне, как это делают наши самки, испытывающие потребность единения со своим истинным.
— Почему не говорить? Разве это не так?
— Яна! Не отрицаю, на тебе самая сложная миссия по вынашиванию нашего ребёнка. Но я не собираюсь уходить в сторону. Я буду рядом. Все время. Я готов помогать, чем смогу... — терпеливо начал объяснять.
Но Яна явно не в настроении. Она язвительно проговорила:
— Ты бы мне очень сильно помог, если в следующий раз не врывался в мою ванную комнату в такой неподходящий момент...
— Не дождёшься! Я буду рядом. И буду заходить, когда и куда захочу. Понятно? Если нужно, я готов поддержать твои волосы в этот момент, принести попить воды, да всё, что угодно...
— Мне угодно, чтобы меня никто не видел в таком состоянии, и чтобы было уважение к моему личному пространству! — зашипела она, как разорённая кошка.
Хм, а это её состояние мне нравится намного больше беспомощности и ранимости. Хотя вру, она мне нравится любой. Не зря именно эта женщина определена мне самой природой. Нужно и ей об этом напомнить.
— Личное пространство? Была бы ты одной из нас, то до невозможности жаждала бы только одного…
— Чего? — спросила она, надменно задирая подбородок.
— Лечь под меня. Умоляла бы, чтобы я каждую минуту трогал, гладил тебя и не отпускал.
— Как хорошо, что я не одна из вас. От меня ты этого не дождёшься, — проговорила со злорадной усмешкой на лице.
— Я так не считаю, — сквозь зубы процедил я, на что она лишь иронично пожала плечами.
Бесит. Ведьма! Задела самую болезненную струну: радуется, что она не мы. Но все-таки я решил вернуть нить разговора в нужное русло: «Я буду видеть тебя в любом состоянии. И про понятие “личное пространство” ты лучше забудь».
Но нахохленная Яна резко меняется в лице, и я вижу, как её скручивает очередной рвотный позыв. Однако, пока я мешкаю, она отталкивает меня назад, и резко закрывает перед лицом дверь в ванну. Чертовка! Злой отошел от двери. Запереть её она не успела, и я спокойно мог бы войти, но не стал. Я услышал, как стремительно она метнулась к унитазу, с какой натугой пытается облегчить и вытащить наружу хоть что-то из совершенно пустого желудка.
Далеко уйти не смог. Чувствую, что должен быть рядом. Поэтому присел на кресле в её комнате. дожидаясь, когда она выйдет. Через несколько минут она вышла вся сконфуженная, потирая грудь.
— Ты здесь? — Яна была явно огорчена моим присутствием. Не ожидала, что я останусь её дожbдаться?
— Как ты? — дружелюбно уточнил у неё.
— Сносно, — ответила она, поморщившись.
— От этого есть лекарства? — Мне действительно интересен этот вопрос. Никогда не сталкивался так близко с токсикозом у самок, и оказался совершенно не осведомлен о подобном. До сегодняшнего дня. Сейчас же мне нужно знать. Многое готов отдать, чтобы облегчить её участь. Невыносимо наблюдать, как она мучится. Думаю, что такое состояние женщины может навредить и ей и малышу, пользы уж точно не принесет. Яна поморщилась ещё больше, но все же ответила.
— Лекарства есть, но их принимают в крайнем случае, так как все они не совсем безопасны для плода. Я ничего принимать не буду! Если только...
— Если только что?
— Моя мама, кажется, говорила, что, когда носила меня, она спасалась от токсикоза лимонным напитком, и лимоном... Хочу попробовать. Что-то кисленькое…
— Но тебе нужно что-то съесть. Она поморщилась.
— Ничего не хочу.
— Поэтому тебя и рвёт желчью на голодный желудок.
Она встрепенулась.
— Ты и это заметил, да?
— Давай я всё же тебе сюда принесу еды...
— Поль... — она замолчала, что-то обдумывая. Я наблюдал за ней: бледной, уставшей. Её хочется схватить на руки, приласкать, как маленького ребенка и защитить от всех бед.
— Можно, я всё же спущусь обратно на кухню, там было так красиво накрыто и так много всего?
— Всё это для тебя. Могла бы и не спрашивать, — ответил ей, хотя самому оказалось чертовски приятно слышать похвалу от своей женщины.
Черт! Опять я думаю о ней, как о своей. Ребёнок мой, не она! Она — человек. Со своими пороками. Они — не мы. Они предают и уничтожают, им не ведомы инстинкты. Она всего лишь вынашивает моего ребёнка… Я не имею права думать о ней иначе. Нужно сдерживать свои порывы и инстинкты, до добра они меня не доведут.