Где же сам Поль? Я прошла в комнату, огляделась и только сейчас обнаружила небольшую еле заметную дверь в смежную комнату. Интересно. Приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Моему взору предстала небольшая светлая и довольно уютная комната, в центре которой за мольбертом стоял Поль. Сверху на нем был одет фартук. В руках Поль держал палитру и кисть. На меня мужчина не обратил никакого внимания, а вид у него был слишком серьезный и сосредоточенный. Я отступила назад, пытаясь уйти незаметно, чтобы не отвлекать Поля от работы. Но не успела я тихонечко прикрыть дверь, как собиралась сделать, Поль меня остановил:
— Заходи, раз пришла. Чего испугалась?
— Я… просто не хотела тебя отвлекать.
— Ты и правда думаешь, что я со слухом и чутьем оборотня не заметил бы твоего появления? Но раз ты пришла, то сама напросилась. Вставай вон туда, напротив меня, будешь мне позировать.
— Я?
— Здесь есть кто-то еще?
— Ты собрался меня рисовать?
— Я уже тебя пишу. Так что твое появление здесь очень кстати.
— А можно, я посмотрю, что у тебя получилось? Пожалуйста!
У Поля было такое серьезное выражение лица, что я сразу поняла — он мне откажет. Но ошиблась.
— Вообще-то, я никому не показываю заготовки своих работ. Но для тебя могу сделать исключение, правда, при одном условии.
— Каком?
— Я покажу тебе то, что сейчас пишу при условии, если ты меня поцелуешь.
— Всего-то! И в чём подвох?
Поль жизнерадостно во весь голос засмеялся.
— Дорогая, не стоит искать подвоха там, где его нет. Итак, ты меня будешь целовать или то, что изображено на холсте тебе уже не интересно?
— О, еще как интересно!
Я приблизилась к Полю, и он сразу же обхватил меня руками за талию, подставляя мне свое лицо для поцелуя. Мужчина был уверен, что поцелуй будет в губы. Он даже закрыл глаза и потянулся губами мне навстречу. Я же придержала его лицо ладонями и… поцеловала невинным детским поцелуем в щеку. Поль в изумлении и даже с детской обидой на лице отпрянул, и произнес:
— И это всё?
Я же со смешком в голосе проговорила:
— Ты говорил, что покажешь холст при условии, если я поцелую. Я выполнила твое условие. О том, какой именно должен быть поцелуй и куда, условий не было.
— Да ты у меня коварная женщина! С тобой опасно заключать договоры, — проговорил Поль, подхватывая меня на руки. — Но если так, то тебя поцелую я.
Прикосновение его губ я ощутила остро. Легкое и едва заметное касание очень быстро переросло во властный, немного грубый поцелуй. Горячее, шумное дыхание Поля обжигало кожу. И это оказалось только началом. Он отстранился от моих губ, поставил меня на руки, нежно придерживая за талию, и с вызовом взглянул в мои глаза. В его взгляде я обнаружила коктейль противоречивых эмоций — нежности, восхищения, жажды, и безумной страсти. А после руки мужчины, сильно сжав талию, притиснули меня вплотную к его огромному мужественному телу. И он, будто между нами и не было сегодняшней страстной ночи, как изголодавшийся зверь, с тихим рыком вновь приник в мой рот. Скользя, его язык вторгся вглубь. Он вел себя так, словно через поцелуй доказывал, что теперь я его, и никуда от него не денусь. Поль не завоевывал и покорял, скорее, подтверждал свои права. Доказывал своими действиями, что мои ухищрения с невинным поцелуем в щеку — лишь детские забавы, которые с ним не пройдут. Поль из тех, кто всегда берет своё.
Я уступила его напору, ответила на поцелуй, и уплыла в небытие. Словно издалека услышала свой собственный стон, и почувствовала неистовую жажду продолжения. Всё происходящее между нами кажется таким правильным, таким необходимым.
Поль отстранился первым, придерживая меня за талию. Я же с изумлением обнаружила, что ноги у меня словно ватные, и не хотят держать меня. Наверное, стоило встретить этого мужчину, чтобы хотя бы раз в своей жизни, прожив тридцать шесть лет, наконец-то обнаружить, какие сильные эмоции дает страсть, и как она способна отключать мозги.
— Яна, — прошептал он, приложив свой лоб к моему, словно хотел собраться с силами и отдышаться.
И вдруг я почувствовала, что он на самом деле еле сдерживает себя. Он безумно хочет продолжения. Об этом свидетельствовал не только его голос, сбившееся дыхание, и упирающийся в мой живот огромный бугор из его штанов, я это поняла на другом, интуитивном уровне. Поль, поглаживая меня по щеке, произнёс:
— Если мы сейчас не остановимся, то писать я уже не смогу. Но мне очень бы хотелось закончить эту картину. Я очень тебя попрошу попозировать мне, если ты не против.
— Не против, — хрипло ответила я, понимая, что сейчас и я не отказалась бы от другого.
Удивляет, что за такой короткий срок наших отношений близость с этим мужчиной для меня стала дикой потребностью, как наркотик. Никогда не думала, что подобное бывает. Или это и есть связь истинных пар? Может, всё дело в этом? Не могу же я, взрослая, рациональная женщина, и впрямь быть как озабоченный подросток и постоянно до одури хотеть его так неистово и ненастно.
Глава 26
— Теперь ты мне покажешь, что там изображено? — уточнила я, и Поль отстранился, пропуская меня к холсту.
На холсте очень красочно и реалистично было изображено озеро в лесу. Прозрачная водная гладь отражала окружающий её пейзаж. Возле озера была небольшая поляна, на краю которой, прижавшись спиной к дереву, стояла женщина.
Я почувствовала, как мою кожу пронзают тысячи мурашек, ведь в стоящей на поляне незнакомке я с легкостью опознала себя. В своей любимой тунике, которую регулярно ношу, и моих привычных джинсах, женщина на картине была так реалистична, словно отражение в зеркале. Хотя… возможно, изображенная рукой Поля я была даже красивее, чем я в реальности. Мне очень понравилось то, что я увидела.
— Но… — проглотив ком в горле произнесла я, — зачем мне для тебя позировать, если картина почти готова?
— Готова? Что ты! Это только набросок. Мастерство художника, как раз и заключается в деталях. Скажи честно: тебе нравится увиденное?
— Да, очень.
Но тут же я обратила внимание на другую деталь. В мастерской нас окружало множество картин, и мне бросилось в глаза, что на десятке ближних к нам картин было одно и то же изображение — та самая поляна.
Я обошла изображения по кругу и, повернувшись к Полю, спросила.
— На стольких картинах один и тот же пейзаж. Почему?
Он пожал плечами, но всё же ответил:
— Я люблю это место. Там получаю покой и умиротворение. И писать мне там нравится. Но ни одну из этих картин я нигде не выставлял. Мне всё время казалось, что они не завершены, и на этом месте чего-то не хватает. Будто есть что-то неуловимое, что я передать не могу, отчего картины кажутся незавершенными и какими-то несовершенными. И вот сегодня случайно рука сама потянулась на уже готовой картине дописать это. Сообразил, что именно я пишу, когда рука уже вырисовывала женский силуэт. И он так удачно вписался в это место , будто так и задумывалось изначально. выходит, на этих моих картинах не хватало тебя.
Я зарделась от сказанного им, а сердце громко забилось. Его слова звучали, как признание в любви. Не примитивное и избитое признание, а такое специфичное и настоящее. Сквозь фразы слышался иной смысл. Все изображенные им поляны передавали не только умиротворение, но ещё тоску и одиночество. И вот, теперь в его жизни появилась я, а у картины появился совершенно иной смысл.
Ещё с полчаса я позировала Полю для картины. Он поставил меня у стены, которая временно исполняла роль дерева на поляне. Я старательно пыталась стоять неподвижно, позволяя мужчине срисовывать с себя. Всё происходящее между нами мне нравилось. Сейчас рядом с Полем я чувствую себя легко и непринужденно, словно груз недоверия и недомолвок безвозвратно испарился.
Поль то и дело внимательно вглядывался в мой силуэт, мое лицо, затем возвращался взглядом к холсту и добавлял какие-то детали. Впервые я исполняла роль натурщицы и своими глазами видела, как творит художник. Мне происходящее нравилось. То, что мой мужчина рисовал, или писал, как говорит Поль, меня, мне очень льстило и неимоверно повышало мою самооценку.
Но стоило моему животу заурчать, как Поль, изменившись в лице, тут же бросил всё.
— Вот я идиот! Ты что, не завтракала?
— Нет, я не стала без тебя.
— Прости меня, дорогая. Я так увлекся процессом, что забыл обо всем на свете.
— Поль, все нормально. Я могу еще немного попозировать…
— Ни в коем случае! Я и так, безумно виноват перед тобой за то, что я не покормил свою пару. А то, что ты в положении, и сейчас по моей вине голодны двое — мой малыш в твоем животе и ты, вдвойне непростительно. Идем быстрее завтракать, иначе мой волк сам меня за это досадное недоразумение загрызет.
— Хорошо. А после завтрака вернемся и продолжим?
— У меня предложение лучше. Давай после завтрака пойдем на эту самую поляну. Я тебе покажу здешние места, и ты побываешь там, где я тебя изображаю.
— Я только за!
Мне казалось, что наш с Полем поход на поляну очень значим и важен для него. Я это чувствовала, а параллельно с этим вдруг осознала, что важное и необходимое для него, становится таким же значимым и нужным для меня. Что это? Наша парность? Но это воспринимается легко, как данность, и не вызывает отторжения или сопротивления. Возможно даже, что это награда судьбы, ведь если так чувствуют и действуют оба, то это прекрасно!
Позавтракав, мы и правда отправились на поляну. Правда перед этим, Поль заставил меня одеться потеплее, чтобы нигде не продуло. А сам собрал все необходимые атрибуты, чтобы продолжить начатое творение.
Путь на поляну проходил через поселковую дорогу. Это позволило рассмотреть мне необычные местные строения, и обратить внимание на то, с каким любопытством на меня смотрят встречающие нас местные. Нас никто не задерживал на нашем пути. Большинство встретившихся оборотней (я уже не сомневалась, что это были именно они) здоровались с нами или просто бросали приветственные улыбки. Некоторые останавливались и поздравляли Поля с тем, что он встретил свою пару, а отдельные обращались и ко мне, приветствуя и благодушно бросая: «Добро пожаловать в семью». Моих познаний французского хватило, чтобы разобрать эту фразу. Поль, по моему выражению лица, это понял.