Мы взлетели. На сердце грустно и тоскливо. Возникло чувство, что что-то дорогое, очень значимое и ценное я оставила там. Часть себя оставила. Неужели эта связь истинных пар так сильно привязывает мужчину и женщину друг к другу? Уже прошла половина поездки, когда к моим тоске и грусти присоединился резкий фейерверк эмоций. Шок. Боль. Угнетающее чувство обиды. Гнев. Беспомощность.
В глазах потемнело от боли и осознания предательства. В груди появился комок, и трудно стало дышать. Я понимаю, что на меня нахлынули и меня буквально затопили его чувства. Не мои. Все это сейчас проживает и ощущает Поль. Ему стало известно, что я уехала и ему запретили забирать у меня сына.
Очень остро. Чувства такие мощные и сильные, словно плотину прорвало, и они нахлынули одним махом. Как будто сам Поль сейчас во мне. И невозможно от этого избавится и задышать свободно. Неужели эта та самая ментальная связь, о которой он говорил? Но почему она появилась только сейчас?
— Вам плохо? Что с вами? — спросил всё тот же разговорчивый сосед.
— Воды. Попросите принести воды, пожалуйста.
— Да, да, конечно.
Глава 30
Меня накрыло такое эмоциональное состояние, что я не знала, куда мне деться. Как вообще с этим можно жить? Неужели так будет всегда? Про себя стала молиться, чтобы состояние, которое меня накрыло, никак не повлияло на моё физиологическое здоровье и здоровье моего малыша. Приступ боли постепенно притих. Нет, он не уменьшился по силе, и не видоизменился. Просто со временем мне показалось, что я стала ощущать эмоции Поля притупленно, как бы издали. Возможно, я адаптировалась к подобному состоянию, но вероятнее всего, чем больше становилось расстояние между нами, тем отдалённее я ощущала его эмоции. И все же я его чувствовала! И могла различать, где его эмоции, а где мои.
Далее всё было как в тумане. Смутно помню, как вышла с самолёта и попала в зал прилёта. Хорошо, что меня там встречали родители. Они же позаботились о моем багаже.
С трудом дотерпела до приезда в родительскую квартиру. К себе пока возвращаться я не захотела. Вернуться в квартиру, где еще недавно мы были с Полем вместе, туда, где он опекал меня и постоянно заботился, оказалось выше моих сил. Я прошла в комнату, ту самую, которую в доме родителей считала своей, и свернулась на диване калачиком. Словно сквозь толщу воды слышались настоятельные уговоры мамы:
— Нельзя так. Что бы между вами там не произошло, тебе нужно думать в первую очередь о малыше. И нервничать беременной не выход.
Смутно слышала обсуждения родителей. Когда отец говорил маме, чтобы она дала мне покой и не лезла. Ещё папа был уверен, что я отойду и сама все им расскажу… Но всё происходящее было как во сне, будто не со мной. А моя реальность осталась где-то там, далеко отсюда. Там, где есть он.
Ещё спустя несколько часов родители чуть ли не силком заставили меня поужинать.
А я все слышала, вернее, чувствовала отголоски его боли и страданий.
Спустя несколько дней он все больше ощущал тоску, горечь и отверженность. Ранее выраженные гнев и ярость немного утихли. А мне хотелось кричать ему сквозь расстояние, что пусть лучше злится и психует, чем так терзает себя! Мне было грустно и больно за него и его чувства. И обидно за себя. За то, что изначально по моей вине все у нас пошло наперекосяк, и мой коварный план использовать мужчину втёмную, в качестве живого донора, привёл вот к таким результатам.
Но позже выяснилось, что лучше было бы так. Лучше бы я вновь и вновь ощущала весь спектр душивших мою пару эмоций. Ведь спустя несколько недель моего инертного и подсознательного состояния, моих переживаний и беспокойства моих родителей обо мне… Так вот, спустя это время, я вдруг проснулась утром и поняла, что не чувствую Поля. Больше нет его душераздирающих эмоций, нет отголосков его переживаний. Ничего нет. Лишь пустота. И от этого мне стало очень страшно. По-настоящему страшно за него и за себя.
Не может ли это означать, что я его не чувствую, потому что его больше нет в живых?! Эта мысль калёным железом прошлась вдоль позвоночника, и теперь я готова биться в истерике, рвать и метать. Нет! Только не это! Второй раз подобное я не переживу. Пусть мучает меня своими эмоциями. Сколько угодно. Пусть ненавидит. Пусть злится. Всё, что угодно, лишь бы он был жив! Поль. Мой Поль. Мне нужно немного: знать, что он жив, и что с ним все в порядке. Меня накрыла паника. Я не могу его потерять!
Я соскочила с кровати, судорожно соображая, что же я могу вообще предпринять?
— Яна, что случилось? — спросила вошедшая в комнату мама, увидев слезы на моих глазах. Вернее, даже не слезы, а накатившую истерику.
Если после приезда я лишь апатично лежала и вела себя как амеба, то тут накатило! Я бегала по комнате, словно ужаленная, собирала вещи, чтобы ехать во Францию. Потом бросила их собирать, решив, что глупо ехать в стаю, которую я с таким триумфом покинула. Мои движения были хаотичными, как и мысли в моей голове, но я понимала, что мне нужно что-то делать!
— Яна! Я уже думала тебе психолога на дом пригласить, ведь ты пугала своим отрешенным состоянием. Вот только теперь я не знаю: мне нужно радоваться твоей откуда не возьмись появившейся гиперактивности или начинать подозревать неладное?
— Мама, я не чувствую Поля...
— Доча, ты что?!
— Я не сумасшедшая! — сразу предупредила я, увидев выражение лица мамы.
С другой стороны, что моя мама ещё должна была подумать, услышав подобное объяснение от меня? Они с отцом не знают ни про оборотней, ни про ментальную связь.
— Мне кажется, что с ним что-то случилось. Предчувствие, понимаешь? — попыталась я объяснить свое поведение более доступным для неё языком, чтобы мама не напридумывала себе лишнее.
— Но, я думала, что вы с ним расстались... И поэтому ты такая... в таком состоянии была всё это время.
— Мы просто поругались, мама. Но его смерть, — мой голос перешёл на визг, — я же этого не переживу!
— Яна, прекрати истерику! Возьми себя в руки... С чего ты вообще это взяла? Ты несколько недель изводила себя непонятно по какой причине, и мы с твоим отцом всё это время терпеливо ждали, когда ты с нами поделишься. Нам не безразлична твоя судьба и мы имеем право знать, из-за чего ты вернулась в Россию так быстро, да ещё и в таком состоянии? Но вместо объяснений ты сама напридумывала не пойми что. Я серьезно начинаю переживать за твое психическое здоровье…
Я подошла к маме и обняла её.
— Мама, прости. Ты у меня, как всегда, права. Я веду себя, как дитё малое, и иду на поводу своих эмоций. Всё, мама, я прекращаю вести себя, как страдалец и потребитель. Даю слово.
Мама улыбнулась мне в ответ.
— Тогда идем кушать? Я сырников нажарила.
— А сметана есть? Я обожаю твои сырники.
Мы прошли с мамой на кухню, и я вдруг отчетливо поняла одну важную вещь. Я должна быть сильной. Для себя. Для Поля. Для наших отношений. Они мне нужны. Я отчётливо это осознала. Стоило перестать чувствовать его внутри себя, как я понимаю, что, независимо от чего-либо, этот оборотень — часть меня. Он мне нужен. Он мой мужчина. И отношения с ним мне нужны, как воздух. А всякие Паулины пусть идут лесом. Я буду за него, вернее, за нас двоих бороться! Я, а не кто-то иной, его истинная пара, выбранная природой!
Главное, чтобы не было поздно. Главное, чтобы можно было все изменить. Пожалуйста. Главное, чтобы он был жив!
Но беда не приходит одна. Только я собралась выяснять о судьбе Поля, и искать возможность связаться с Виолеттой, как пошла в туалет и обнаружила у себя на трусиках коричневые выделения. Ох, не к добру это. Мой малыш! Угроза? Всё возможно. Кто знает, какую функцию присутствие Поля выполняло для моего физиологического состояния. Но то, что влияние он оказывал — безусловно. Ведь токсикоз у меня пропал именно благодаря нашему с Полем единению... Только сейчас до меня дошло, какую роковую ошибку я совершила. Как сглупила, что не предусмотрела этот немаловажный факт.
Теперь остается гадать, сможет ли в моем случае помочь традиционная медицина, если я вынашиваю не простого малыша, а ребёнка от оборотня? Ещё и низ живота начало тянуть.
Вот так и вышло, что вместо поисков информации о Поле мне пришлось отправиться на приём к гинекологу. Мои подозрения об угрозе прерывания беременности там же и подтвердились, и гинеколог порекомендовала лечь в стационар. Я легла. Выносить и родить малыша для меня превыше всего.
И началось. Сдача анализов, уколы, капельницы, осмотры, и то же самое, только в иной последовательности. Мне главное сохранить беременность, поэтому я послушно исполняю все, что говорят коллеги. Именно здесь, в больнице, я начала чувствовать, как мой малыш шевелится в животе. Это непередаваемые ощущения! Мой слегка округлившийся животик и пока ещё еле ощущаемые шевеления придали мне сил. Я поняла, что должна бороться не только за себя и наши с Полем отношения, я должна бороться, в первую очередь, ради своего сына, для того, чтобы у него была полноценная семья. Главное, чтобы с Полем было всё нормально.
Именно тогда, на третий день нахождения в стационаре, меня осенило. Моим спасением и способом сохранения беременности может быть Поль и только он. Да, вроде бы капельницы помогли. Тянуть низ живота перестало. Но надолго ли? Лишь рядом с Полем у меня есть почва под ногами, и уверенность, что всё будет хорошо. А сейчас, лёжа в больнице, я лишь теряю драгоценное время. Ведь чувствовать Поля я перестала несколько дней назад. А вдруг ему ещё хуже, чем мне? Вдруг он в коме и поэтому я его не чувствую? Вдруг ему нужна я, моё присутствие или моя помощь? Я ведь ничего толком так про их вид не узнала. Особенно не узнала, как они переносят разлуку со своими истинным парами. О чем я вообще думала?!
Решительно отправилась к лечащему врачу, написала заявление, что отказываюсь от стационарного лечения. Заставила выписать мне назначения, которыми я смогу поддерживать свое состояние.