«Довольствуйся подделками», – вот негласный закон их мира. Далин и сам всегда принимал его как данность. Договор его деда с дедом Вейлстоунов был именно таким – выгодной сделкой, скрепленной древней магией и политической необходимостью. Ожидать большего? Безумие. Пока этот безумный запах не всколыхнул древнюю кровь его дракона, пробудив первобытный голод, против которого все доводы разума, все «должны» и «принято» рассыпались в прах.
«Довольствуйся…» – мысленно прошипел он сам себе, паря над безмолвными горами. Но как? Как можно «довольствоваться» договорной невестой, когда каждая клетка вопит о другой? Как можно прикасаться к Катарине, чья стойкость и неожиданная глубина сводили его с ума по-новому, зная, что его зверь рвется на волю, учуяв чужой, но бесконечно желанный запах? Это было бы предательством по отношению к обеим. Проклятая традиция! Проклятая редкость Истинных! Проклятое его собственное сердце, которое вдруг начало биться в такт не только зову дракона, но и тихому эху смелости в глазах той, что ждала его в замке...
Глава 16. Лихорадка и Неожиданные Руки
Катя проснулась с ощущением, будто её переехал дракон. Не метафорически, а самым что ни на есть реальным Далином в его бронзовой форме. Голова гудела, кости ныли, горло саднило, а в глазах стоял туман. Она с трудом поднялась с узкой кровати, чувствуя, как дрожат ноги. В зеркальце Луизы, которое та услужливо поднесла, отразилось бледное лицо с яркими пятнами румянца на щеках и отчетливыми синеватыми полумесяцами под глазами.
"Батюшки, миледи, – Луиза нахмурилась, приложив тыльную сторону ладони ко лбу Кати, потом к ее щекам. – Да у вас жар! Горячая, как печка! И глаза блестят нехорошо."
Катя чихнула. Звонко и жалобно, как промокший котенок. Она махнула рукой, пытаясь отмахнуться от заботы и собственной слабости.
"Пустяки, Луиза. Просто не выспалась. И… нервничала вчера. Ничего страшного." Голос звучал хрипло и совсем не убедительно. Она почувствовала, как пол под ногами слегка качнулся, и ухватилась за спинку кровати. "Просто… голова кружится немного." Она потянулась к простому платью. "Я готова к завтраку. Интересно, чем сегодня удивят? Вчерашний «морской ёж» был восхитителен." Попытка бодрости провалилась на очередном чихе.
Луиза, скрепя сердце, помогала ей одеваться, ее лицо было озабоченным. "Миледи, может, останемся? Отдохнем?"
"Нет-нет, – Катя покачала головой, чувствуя, как волна тошноты накатила и отступила, уже чувствуя легкое головокружение. – Потом… потом я хочу в библиотеку. Надо посмотреть… юридические книги. Насчет договоров, помолвок…" Она встретилась взглядом с Луизой, в ее лихорадочно блестящих глазах читалась решимость. Найти лазейку. Освободиться.
Луиза округлила глаза, поняв намек. "Ох, миледи… Ладно. Но если станет хуже – сразу назад!"
Завтрак проходил в неожиданно спокойной, даже натянуто-вежливой атмосфере. Далин, казалось, старался. Он еще раз, более сдержанно, извинился за вчерашний "инцидент" и свой испуганный вид.
"Не стоит беспокоиться, герцог Далин, – Катя ответила, стараясь говорить четко, но голос немного дрожал, и каждое слово отдавалось тупой болью в висках. Она почти не трогала еду, лишь ковыряла вилкой в тарелке с каким-то нежным омлетом, который казался ей безвкусным и тяжелым. – Против зверя не попрешь. Я понимаю." Ее ответ был скорее автоматическим. Силы концентрировались на том, чтобы просто сидеть прямо и не раскачиваться. Она чувствовала его взгляд, тяжелый и оценивающий, но не могла поднять глаза, боясь, что мир опрокинется.
Он внимательно посмотрел на нее. " Как спалось?" В его голосе читалось искреннее сожаление.
Катя позволила себе слабую улыбку. "Честно? Не очень. Ваш крик в ночи… достаточно впечатляющий. И пугающий." Она снова чихнула, прикрываясь салфеткой, и почувствовала, как по спине пробежал неприятный холодный пот.
Далин слегка подавился глотком кофе. "Прости." Он налил ей бокал легкого, почти прозрачного вина с фруктовыми нотами. "Выпей. Согреет. Выглядишь… бледной." Он произнес это с неловкой натянутостью, словно слова "забота" и "Катарина Вейлстоун" все еще не вяжутся в его голове.
Катя машинально взяла бокал. Холодное стекло приятно обожгло пальцы. Она сделала крошечный глоток – вино показалось кислым и обжигающим горло. Она поставила бокал, едва не пролив.
Они разговаривали о пустяках – о погоде в горах, о замке. Катя отвечала односложно, ее мысли путались, фразы Далина доносились обрывками. Но ей становилось все хуже. Звон в ушах усиливался, сливаясь в монотонный гул, картина перед глазами поплыла, как в замедленной съемке. Голос Далина доносился будто сквозь вату. Она видела, как его взгляд, сначала просто наблюдательный, стал пристальным, потом настороженным. Он заметил, как она с трудом фокусирует взгляд, как капли пота выступили у нее на лбу, несмотря на прохладу зала, как пальцы бессильно скользнули по краю стола.
"Катарина? – его голос прозвучал резче, пробивая ватный барьер. – Вам плохо?"
Слово "плохо" прозвучало как сигнал. Катя поняла, что больше не может. Она попыталась встать. Ноги стали ватными. "Нет, я… просто… воздуху…" Она собрала последние силы, чтобы закончить ритуал. "Спасибо за завтрак, герцог Далин. Было… восхитительно." Она сделала шаг от стола, и мир вокруг нее резко накренился, потеряв цвет и форму. Темные пятна поплыли перед глазами. Она услышала испуганный вскрик Луизы где-то очень далеко.
Что она совсем не ожидала, так это того, что Далин встанет мгновенно, стул с грохотом отлетел назад, и пойдет к ней. Он был рядом в два шага. Его рука, сильная и неожиданно осторожная, легла ей на лоб, другая нежно почти не касаясь приобняла за плечи. Прикосновение его прохладной ладони было как спасение и кощунство одновременно.
"Боги! – его голос сорвался на низкий, глубоко-драконий, тревожный рык. – Ты пылаешь!" Его глаза, золотистые и теперь полные не притворной, а самой настоящей животной паники, расширились. Он словно увидел перед собой не взрослую женщину, а смертельно раненого птенца. Он резко обернулся к слугам, его команда прозвучала как удар грома, заставив всех вздрогнуть: "Лекаря! СРОЧНО! В комнату! Немедленно!" Последнее слово было оглушительным рыком, от которого задрожали стекла в окнах.
Слуги бросились врассыпную, как перепуганные мыши. В этот момент ноги Кати окончательно подкосились. Она почувствовала, как каменный пол стремительно приближается к ее лицу, но вместо холодного удара ее обхватили сильные руки. Далин поймал ее на лету, легко подхватив, как пёрышко. Ее голова бессильно упала ему на грудь.
"Н-нет… – попыталась она протестовать, слабо оттолкнувшись от его груди, пальцы едва сжали ткань его рубахи. – Поставьте… немедленно… " Но голос был едва слышным шепотом, а тело – абсолютно безвольным. Предобморочная мгла сгущалась, затягивая сознание. Единственным якорем в этом плывущем мире было его неожиданно крепкое объятие и низкий, прерывистый гул, исходивший откуда-то из его груди – то ли его собственное дыхание, то ли подавленный драконий ропот.
Далин не слушал. Он прижал ее к себе крепче, чувствуя, как ее хрупкое тело пылает жаром и мелко дрожит в его руках, как капли пота пропитывают ткань ее платья. Его лицо было напряженным, почти испуганным, рот сжат в тонкую белую полоску. Без лишних слов, крепко держа ее, прижимая к себе так, словно хотел защитить от всего мира, он рванул по лестнице. Катя мельком увидела мелькающие своды потолка, резкие повороты коридоров, ощутила скорость его движения. Его шаги были быстрыми и упругими, но несущие ее руки оставались удивительно стабильными, не допуская ни малейшей тряски. Потом темнота окончательно поглотила ее. Последнее, что она смутно почувствовала – это крепкие руки, несущие ее, и бешеный стук сердца под ухом – то ли ее собственного, то ли его. И еще – странный, горьковато-пряный запах его кожи, смешанный с холодным камнем замка, запах, который почему-то не вызывал страха. Куда он нес? Она уже не знала и не могла сопротивляться. Мир сузился до жара, темноты и неожиданной безопасности этих сильных рук.
Глава 17. Хоромы для Разбитого Горшка
Сознание возвращалось медленно, как вода в пересохшее русло. Катя открыла глаза, и первое, что она ощутила – это не привычная жесткость узкой кровати и каменный холод их прежней кельи. Под ней была невероятная мягкость, как будто она тонула в облаке. Воздух пах не пылью и сыростью, а свежестью, травами и… солнцем? Она медленно повернула голову.
Потолок был высоким, расписанным нежными фресками с летящими драконами и цветущими садами. Стены – из светлого, теплого камня, почти золотистого, драпированные легкими шелками пастельных оттенков. Огромные окна, не узкие бойницы, а широкие арки, пропускали потоки солнечного света, играющего на полированном паркете. Легкие, почти невесомые занавески колыхались от сквозняка, и от них доносился мелодичный перезвон крошечных стеклянных колокольчиков – волшебный аккомпанемент к пробуждению. Мебель – из светлого дерева, изящная и дорогая, расставленная с явной любовью к уюту и комфорту. Цветы в вазах, мягкие ковры… Это была не комната. Это были хоромы. В три раза больше, чем опочивальня Катарины в отцовском доме. И в десять раз уютнее.
Катя попыталась приподняться на локтях. Тело отозвалось слабостью, будто ее вывернули наизнанку и собрали обратно не очень аккуратно. Она чувствовала себя раскисшей помидоркой, забытой на солнцепеке. Голова была тяжелой, но ясной, жар отступил, оставив лишь приятную истому и легкую сухость во рту.
Дверь приоткрылась бесшумно. В проеме показалась Луиза. Увидев бодрствующие глаза Кати, служанка ахнула, рука с подносом (на котором стояла кружка с паром) дрогнула, и она едва не выронила его. Через секунду Луиза уже сидела на краю огромной кровати, обнимая Катю так крепко, как будто боялась, что она испарится.