«Черт бы вас побрал, миледи,» – прошептала Луиза, сдаваясь. Голос её дрогнул. «Если что… если станет по-настоящему плохо – я остановлю. Без предупреждения. Согласны?»
«Согласна!» – Катя кивнула так быстро, что снова закружилась голова. Она готова была на любые условия, лишь бы попробовать.
Дорога к опушке, еще недавно пройденная легко, теперь казалась бесконечной. Катя шагала, цепляясь за ветви кустов, спотыкаясь о корни. Луиза молча поддерживала её под локоть, лицо каменное, напряженное. Солнце уже клонилось к горизонту, отбрасывая длинные, косые тени. В роще вечного цветения воздух стал прохладнее, аромат драконьего жара – гуще, почти пьянящим. Но Катя не замечала красоты. Все её существо было сосредоточено на бушующем внутри пламени.
На опушке, у журчащего ручья, стало совсем тихо. Сумерки сгущались. Луиза остановилась, обернулась.
«Последний шанс передумать, Катя.»
«Нет,» – просто сказала Катя. Она сняла кулон «Серенада Тумана» и протянула его Луизе. Рука её дрожала. «Держи.»
Едва Луиза сжала артефакт, Катя закрыла глаза и бросилась в пучину своего внутреннего океана. На этот раз – прямо к багрово-золотому канату Огня.
Боль.
Она не была готова. Никто не мог быть готов. Это было не жжение – это была пытка. Все нервы, все мысли, всю её душу облили раскаленным маслом и подожгли. Канат Огня не просто дергался – он взрывался. Каждое прикосновение её воли вызывало яростную вспышку боли, которая выжигала сознание дотла. Катя вскрикнула, но звук застрял в горле. Она упала на колени, судорожно вцепившись руками в холодную траву. По телу прокатились конвульсии.
«Катя! Стой! Я останавливаю!» – крикнула Луиза, её голос сорвался от ужаса. Она подняла кулон.
«НЕТ!» – хрип вырвался из Кати. Она подняла руку, останавливая Луизу. Глаза её были широко открыты, но не видели реального мира. В них плясали отражения адского пламени, бушующего внутри. «Не… трогай… Сейчас… или никогда!»
Она снова погрузилась в ад. Боль была невыносимой. Она пыталась сжать канат, как воду – огонь выжег её ментальные «пальцы». Пыталась обнять, как лед – пламя опалило душу. Она металась в этом костре, теряя ощущение времени и себя. Где-то далеко, как сквозь толстую стену, доносились отчаянные крики Луизы:
«Катя! Прошло уже два часа! Сумерки! Остановись!»
«Миледи, вы сожжете себя! Ради всего святого!»
«Катя, послушай меня! Ищи не подавление, а… направление! Как порыв ветра! Дай ему выход!»
Но Катя уже почти не слышала. Боль стала её миром. Она горела. Каждая клеточка кричала. Она тонула в этом огне, и вдруг… в самой глубине боли, на грани потери сознания, мелькнула мысль. Не образ снежинки. Не поток воды. Принятие. Полное и безоговорочное. Огонь – это не враг. Это сила. Дикая, разрушительная, но и созидательная. Жизненная. Та самая сила, что согревает, что дает свет в темноте, что плавит металл и закаляет сталь. Она перестала бороться против пламени. Она позволила ему быть. Но не хаотично. Она представила не сжатие, а… канал. Как могучий поток лавы, который нужно направить в жерло вулкана. Не подавить взрыв, а контролировать его направление.
И Огонь… дрогнул.
Боль не исчезла, но она изменилась. Из всепожирающей пытки она превратилась в… жгучую энергию, пронизывающую каждую фибру её существа. Канат Огня перестал взрываться. Он забился, как пойманная змея, но уже не выжигал, а наполнял. Катя, сквозь слезы боли и слюну, стекающую по подбородку, собрала всю волю. Она направила этот бешеный поток в одну точку перед собой. Не сдерживая, а фокусируя.
Воздух зашипел. Трава вокруг Кати почернела и обратилась в пепел на расстоянии шага. Перед ней, на уровне груди, вспыхнул шар. Не шар воды или льда. Сердцевина солнца в миниатюре. Оно было небольшим, размером с яблоко, но невероятно плотным, ослепительно ярким, бело-золотым в центре и багровым по краям. От него исходил жар, заставлявший Луизу отступить на шаг, прикрывая лицо рукой. Шар пульсировал, как живой, излучая чистую, неукротимую мощь.
Катя стояла на коленях, дрожа всем телом. По её лицу струились слезы, смешиваясь с потом и копотью. Руки, все еще вцепившиеся в траву, были красными, будто от ожогов. Но в её глазах, отражающих пламя шара, горел триумф. Хриплый, измученный смешок вырвался из её пересохшего горла.
«Вот… твой… выход…» – прошептала она пламени.
Она едва успела отпустить контроль, позволив огненному шару с шипением погаснуть, испарившись в клубах пара, как силы окончательно покинули её. Она рухнула на бок, в пепел и уцелевшую траву. Темнота сгустилась окончательно. Над опушкой сияли первые звезды. Было поздно. Очень поздно. И холодно. Ледяной ветерок с гор пробирал до костей.
«Катя!» – Луиза бросилась к ней, роняя кулон. Она нащупала пульс – слабый, частый. Лицо Кати было мертвенно-бледным, покрытым сажей и следами ожогов, которых физически не было. «Дурочка! Безумная, отчаянная дурочка!» – причитала Луиза, срывая с себя теплую шаль и укутывая Катю. Она подняла кулон, сунула его обратно в дрожащую руку девушке. «Держи! Держи крепче!»
Опираясь друг на друга – Луиза, почти неся Катю, а Катя, еле переставляя ноги – они побрели обратно. Темнота леса была пугающей. Каждый шорох, каждый крик ночной птицы заставлял их вздрагивать. Страх, холод и полное изнеможение висели над ними тяжелым покрывалом. Они шли мучительно медленно.
Когда, наконец, показались огни золотых хором, слабо мерцающие в ночи, у Луизы вырвался стон облегчения. Они подходили к боковой двери, когда небо над ними взорвалось.
Оглушительный рев, нечеловеческий, полный ярости и боли, обрушился на них. Воздух содрогнулся от мощных взмахов крыльев. И на каменную площадку перед главным входом, в сотне шагов от них, с грохотом, раскалывающим камни, рухнул дракон. Но это был не Далин.
Он был меньше, но казался коренастее. Его чешуя была темной, грязно-бурой. Глаза, горящие безумным желтым светом, метались по стенам замка. Он источал запах крови, гари и дикой злобы.
Девушки вскрикнули в унисон, прижавшись друг к другу. Испуг был таким сильным, что Катя даже забыла о своей слабости на мгновение. Луиза инстинктивно толкнула Катю за спину, к стене, и быстро надела кулон ей на шею, пряча его под платье. «Не шевелись! Не дыши!» – прошипела она.
Чужак рванулся к главным воротам. Его удар когтистой лапой был чудовищной силы. Камень взвыл, но… не поддался. По месту удара пробежали синие, мерцающие вены – защитная магия Далина сработала. Дракон взревел от ярости, ударил снова, брызгая слюной и огнем. Огненные струи лизали древние стены, но не могли прожечь зачарованный камень. Клубы едкого дыма заволакивали площадку.
Внутри замка поднялась тревога. Загремели засовы, захлопнулись ставни. Слышались крики слуг, бегающих по коридорам, звяканье оружия стражников, занявших позиции на стенах. Но никто не выходил наружу. Защита держалась.
Чужак метался, как зверь в клетке. Он бил хвостом по стенам, взмывал вверх, осыпая крышу градом камней, которые он вырывал когтями из скалы, и снова пикировал вниз, пытаясь пробить магический барьер. Его рев был оглушительным, полным боли, отчаяния и слепой ярости. Катя и Луиза, прижавшись к холодной стене замерли. Страх сковывал их сильнее любого льда. Катя чувствовала, как через кулон дрожит земля под ногами от ударов. Три часа. Три бесконечных часа этот кошмар длился.
И вдруг… новый рев. Знакомый. Глубокий, властный, пронизывающий ночь, как меч. Он прокатился над замком, заглушая безумные вопли чужака.
Катя и Луиза синхронно подняли головы к небу. Над зубцами башен, очерченный на фоне звезд, плавно снижалась огромная, величавая тень. Бронзово-золотистая чешуя слабо мерцала в лунном свете. Крылья, широкие и могучие, замерли в последнем взмахе перед посадкой.
Далин. Он вернулся.
Глава 24. Падение Чужака и Тихие Угрозы
Воздух, еще дрожавший от яростного рева чужака, внезапно наполнился иным звуком – низким, мощным, словно удар гонга по самой тверди мира. Это был рев Далина. Не вопль боли или безумия, а холодный, сокрушающий гнев хозяина, чье владение посмели осквернить.
Бронзово-золотой дракон, казавшийся огромным даже на фоне ночного неба, спикировал с такой скоростью, что воздух завыл. Его приземление на каменную площадку перед замком было не падением, а утверждением власти. Камни под его когтями не треснули, а лишь глухо застонали, приняв его вес. Он встал между своим замком и буро-коричневым чужаком, как живая стена.
Чужак, на мгновение опешивший от появления столь могущественного сородича, мгновенно перешел в атаку. Его желтые глаза, горящие безумной яростью и какой-то неутолимой мукой, сузились. Он рванулся вперед, не пытаясь больше пробить стены, а целиком сосредоточив свою злобу на Далине. Огромная когтистая лапа со свистом рассекла воздух, целясь в шею золотого дракона.
Далин двинулся с невозмутимой, пугающей точностью. Он не стал уворачиваться. Его собственная лапа, обернутая в чешую цвета старой бронзы, встретила удар чужака сокрушительным блоком. Раздался звон, будто сошлись два гигантских меча. Искры, настоящие искры металла, брызнули в ночь. Чужак взревел от ярости и боли – его удар был отбит с такой силой, что кости в лапе затрещали.
Началась потасовка титанов.
Они сшибались, как ураганы. Когти рвали чешую, зубы смыкались в пустоте, хвосты, словно бичи судьбы, хлестали по камням, оставляя глубокие борозды и высекая снопы искр. Чужак был яростен, непредсказуем, движим слепой яростью и отчаянием. Он плевался сгустками жидкого огня, который растекался по камням площадки, пожирая остатки травы и опаляя древние стены. Повсюду полыхал огонь, отбрасывая безумные тени скачущих чудовищ. Запах гари, серы и горящей плоти стал невыносимым.
Но Далин... Далин дрался иначе. Его движения были расчетливыми, экономичными, смертоносными. Каждый удар, каждый блок, каждый рывок – все было доведено до совершенства. Он не тратил силы зря. Он использовал ярость чужака против него самого, уворачиваясь от самых свирепых атак и нанося точные, разящие контрудары. Его собственное пламя было не хаотичным пожаром, а сфокусированной струей раскаленного металла, прожигающей чешую буро-коричневого дракона и заставлявшей его отступать с диким воем.