«Дракона,» – Элеонора повернулась к Далину, и ее голос стал слаще, ядовитее, – «придется постараться. Но это лишь вопрос времени. Моя... методика... очень эффективна. Особенно с теми, кто считает себя непобедимым.» Ее взгляд скользнул по мерцающим оковам на его запястьях. Далин издал низкий, предупреждающий рык, но это был звук загнанного зверя, чувствующего капкан. Энергетические жгуты вспыхнули ярче, шипя, словно в ответ.
И снова она обратилась к Кате. «А тебя, моя дорогая «дочь», я оставлю напоследок. Чтобы ты могла насладиться зрелищем. Чтобы понять всю глубину своего ничтожества. Чтобы... заплатить.» Последнее слово было выдохнуто с такой концентрированной ненавистью, что Катя физически почувствовала ее волну.
Графиня снова окинула их всех тем же ледяным, всевидящим взглядом. «Какие будут последние пожелания?» – спросила она, и в ее тоне звучало не предложение, а насмешка.
Тишина. Гулкая, давящая. Прервал ее тихий, прерывистый всхлип Луизы.
«П-пожалуйста... Г-графиня... Отпустите... Отпустите нас...» – выдохнула она, едва слышно.
Элеонора медленно, как будто с трудом поворачивая голову на оси, посмотрела на служанку. И рассмеялась. Это был не смех, а ледяной перезвон разбитого стекла. Звук, от которого кровь стыла в жилах.
«Отпустить? Отпустить?» – она повторила, и каждое слово было уколом. «Ох, Луиза... Глупая, жалкая Луиза. Ты действительно думаешь, что после всего, что ты видела, после всей твоей глупой, щенячьей преданности этой... ошибке," – она кивнула в сторону Кати, – «я просто... отпущу тебя? Ты – мусор. И мусор утилизируют. Без просьб. Без сожалений.» Ее голос стал шипящим, как змеиный. «Такая просьба лишь подтверждает твою ничтожность. И я ее точно не стану выполнять.»
Луиза забилась в тихом, безнадежном рыдании. Катя почувствовала, как внутри нее что-то рвется. Гнев. Беспомощность. Жгучее желание защитить. Она вдохнула полной грудью, несмотря на сдавливающий страх.
«Зачем?» – вырвалось у нее. Голос звучал хрипло, но твердо. Гораздо тверже, чем она чувствовала себя внутри. «Зачем все это тебе, мать?» – Она сознательно использовала это слово, бросая его как вызов. «Что мы тебе сделали? Что я тебе сделала?»
Элеонора замерла. Ее взгляд, полный яда, устремился на Катю. Но вместо мгновенной ярости, Катя увидела... ожидание. Удовлетворение. Как будто графиня ждала именно этого вопроса. Ждала долго. Очень долго.
«Ах, Катарина,» – прошептала она, и в ее голосе вдруг появились нотки почти... театральные. «Перед тем, как отправиться в вечный мрак, ты обязана знать. Обязана понять, почему ты здесь. Почему ты – позор. Почему твоя жизнь – ошибка, которую я наконец исправляю.»
Одним плавным движением руки Элеонора описала в воздухе полукруг. Из ничего, из самой тьмы, возникло кресло. Не роскошное кресло из гостиной, а нечто монументальное, готическое, выкованное из черного, матового металла, обтянутое кожей цвета запекшейся крови. Оно материализовалось с тихим шипением темной энергии. Графиня грациозно опустилась в него, устроившись, как королева, готовящаяся вершить суд. Она сложила руки на коленях, ее осанка была безупречной. Ледяной шар немного пригасил свет, отбрасывая глубокие, зловещие тени на ее лицо.
«Что ж,» – начала она, и ее голос обрел размеренность сказительницы, вещающей страшную сказку. – «Ты спрашиваешь, что ты сделала? Ты существуешь. Ты родилась. И в этом – вся твоя вина.»
Ее глаза, холодные звезды, впились в Катю.
«Ты – плод слабости. Плод недостойного союза. Я... я носила в себе кровь, Катарина. Кровь, о которой в этом жалком королевстве давно забыли, но которая должна была править. Кровь, чистота которой – превыше всего. Превыше любви, глупых чувств, превыше даже жизни.» Она произнесла это с фанатичной убежденностью. «Но меня... скрестили .» Слово вырвалось с отвращением. «С твоим отцом. С этим... посредственным магом, чья кровь разбавила мое наследие. Разбавила до... такого.»
Она кивнула в сторону Кати, как будто показывая на нечто отвратительное.
«Себастьян... он слаб. О, да. Жалкая пародия на то, каким должен быть сын. Но в нем... есть искра. Искра магии, которую можно... направить. Лелеять. Сделать инструментом. А ты...» Элеонора сделала паузу, ее взгляд стал пронзительным, как кинжал. «...ты родилась пустышкой. Полной, абсолютной. Ни капли истинной силы. Ни намека на величие крови, которую ты осквернила своим рождением. Ты – живое доказательство моей ошибки. Моего унижения. Моего падения.»
Катя слушала, онемев.
«Ты – пятно на чести моего рода, которого уже нет, но который должен был возродиться благодаря мне!» – голос Элеоноры повысился, в нем зазвенела истеричная нота, тут же подавленная ледяной волей. «Твое существование – постоянное напоминание о моей неудаче. О том, что чистота была запятнана. И я терпела. Терпела твой позор в школе, твое жалкое существование здесь, этот... этот фарс с драконом!» Она бросила взгляд на Далина, полный презрения. «Ты думала, этот брак – твой шанс? Ха! Это был мой шанс избавиться от тебя навсегда! Отправить тебя в логово зверя, который рано или поздно растерзал бы тебя в гневе или отвращении. Но даже тут ты умудрилась все испортить!»
Элеонора встала с кресла. Ее фигура казалась выше, наполненной темной, пугающей энергией. Она сделала шаг к Кате.
«Ты выжила. Ты... вернулась. И принесла с собой еще больше позора. Этот скандал с Источником... этот идиот Себастьян, попавшийся как последний дурак... все это поставило под угрозу все! Мои планы! Будущее Себастьяна как носителя, пусть и слабого, искры моей крови! Мою собственную безопасность!»
Она остановилась в шаге от Кати. От нее веяло ледяным холодом и запахом... старых гробниц и озона. Катя невольно вжалась в стену.
«Ты должна была умереть тогда на лестнице. Неудачно упасть. Задохнуться от страха. Но ты выжила. И тогда я поняла – я больше не могу ждать. Не могу терпеть твое присутствие в этом мире. Ты – ошибка, Катарина. И ошибки стирают.»
Элеонора выпрямилась, ее лицо снова стало маской холодного торжества.
«Поэтому вы все умрете здесь. Слуги – как свидетели. Дракон – как угроза. А ты, моя «дорогая» дочь... ты умрешь последней. Чтобы увидеть, как гаснет надежда. Чтобы понять всю глубину своего ничтожества перед лицом истинной силы. Силы, которую ты никогда не могла постичь.»
Она снова села в свое черное кресло, устроилась поудобнее. Ее глаза, горящие холодным огнем, скользнули от одного пленника к другому, задерживаясь на Кате дольше всего.
«Теперь ты знаешь, «почему», дитя мое?» – ее губы снова растянулись в том же зловещем оскале. «Но это... это лишь начало истории. Настоящая причина, истинный масштаб того, что ты разрушила своим простым существованием... об этом стоит поговорить подробнее. Перед самым концом. Чтобы твоя агония была... осознанной.»
Графиня Элеонора Вейлстоун откинулась на спинку кресла, сложив руки. Ледяной шар над ее головой слегка пульсировал, отбрасывая мертвенные блики на ее безупречное, жестокое лицо. В подвале повисла тишина, гуще и страшнее прежней, наполненная невысказанной, ужасающей правдой, которая только-только начала проявляться из тьмы.
Глава 40. Кулак Правды
Тишина после слов Элеоноры была густой, как смола. Она вязла в лёгких, отравляла мысли. Ледяной шар мерцал над головой графини, отбрасывая зловещие тени на её безупречное, жестокое лицо. Казалось, сама смерть присела отдохнуть в своём кресле из тьмы, наслаждаясь предвкушением.
Именно в этой гнетущей тишине прозвучал голос Элис. Тихий, хрипловатый от напряжения, но абсолютно чёткий.
«Расскажите.»
Элеонора медленно повернула к ней голову, словно удивлённая, что мусор осмелился заговорить.
«Простите?» – ледяной тон не сулил ничего хорошего.
«О настоящей причине...,» – Элис подняла голову, её глаза, обычно такие скрытные, горели холодным, профессиональным вызовом. На её бледном лбу выступили капельки пота, но голос не дрожал. «Раз уж нам всем умирать... Расскажите. Кто вы на самом деле? Чей род вы несете? Что за сила даёт вам право вершить такой суд? Чтобы мы... знали, с кем имели дело.» Она бросила быстрый взгляд на Далина, потом на Катю. Чтобы выиграть время. Любое время.
Элеонора замерла. Её тонкие брови чуть приподнялись. Затем по её губам поползла та же зловещая, довольная улыбка, что была обращена к Кате.
«Действительно...» – протянула она, и в её голосе зазвучало что-то почти... игривое. Зловеще-игривое. «Справедливо. Пусть мусор знает, кого он оскорблял своим существованием. Пусть дракон понимает, чьей воле он осмелился перечить. Пусть... ошибка,» – её взгляд скользнул по Кате, – «осознаёт всю глубину кощунства своего рождения.»
Она откинулась на спинку кресла, сложив пальцы домиком. Ледяной шар над ней слегка загудел.
«Род Аэргорнов,» – произнесла она, и имя повисло в воздухе, словно отравленный дым. Оно ничего не говорило Кате, но Далин резко вскинул голову, его глаза расширились от шока. Элис тоже едва заметно ахнула, сжав кулаки. « Мы стёрты из истории. Прокляты. Объявлены вне закона теми, кто боялся нашей истинной силы. Силы Теней, что старше самого Астрала. Силы, что черпает энергию не из жалких стихий, а из самой пустоты, из первозданного Хаоса.»
Её голос стал глубже, наполнившись фанатичной гордостью.
«Мы строили империи, когда ваши драконьи предки ещё ползали в пещерах! Мы повелевали реальностью, ломали законы магии, как сухие ветки! Наши ритуалы открывали врата в иные миры, наши артефакты могли усмирять целые легионы! Но слабые... Завистливые... Они объединились. Устроили охоту. Истребили почти всех.» В её глазах вспыхнула безумная ярость. «Но не всех. Кое-кто выжил. Спрятался. Растворился в толпе жалких людишек, как яд в воде. Ждал. Лелеял свою кровь. Искал способ возродить былое величие.»