Глава 41. Гроза в Подвале
Гробовая тишина висела в подвале, нарушаемая лишь тяжёлым, прерывистым дыханием Кати и слабым стоном Элис, распластанной на холодных камнях. Ледяной шар погас, оставив лишь тусклый, мертвенный свет откуда-то сверху, выхватывающий острые тени: распростёртую Элеонору, Катю над ней с окровавленным кулаком, скрюченную фигуру Элис.
Первым нарушил оцепенение Далин. Его голос, обычно такой властный, прозвучал хрипло и с неприкрытым изумлением:
«У тебя... проснулась магия.» Он не спрашивал. Констатировал факт, глядя на дымящиеся обломки манжет на Катиных запястьях и на её руку, от которой ещё веяло озоном.
Катя резко обернулась к нему, её глаза, всё ещё горящие диким огнём ярости, метнулись к Элис, потом к связанной Луизе, к самому Далину, всё ещё скованному. Ярость сменилась адреналиновой дрожью и жгучей необходимостью действовать сейчас.
«Это... это сейчас не важно!» – выдохнула она, сорванным голосом. «Надо связать её крепче. И Элис... ей плохо.»
Она оставила бездыханную Элеонору и бросилась к тёмному углу подвала. Руки дрожали, мысли путались, но инстинкт спасателя гнал вперед. В куче старого хлама – обломков ящиков, ржавых цепей – её взгляд выхватил грязную, но прочную верёвку. Катя схватила её и вернулась к Элеоноре. Без лишних сантиментов, с силой, подпитанной остатками гнева и страхом, что та очнётся, она перевернула мать на живот, стянула ей руки за спиной и туго связала запястья, затем щиколотки. Узлы были крепкие, морские – навык из прошлой жизни.
«Держись, Элис,» – прошептала Катя, подбегая к девушке. Она осторожно приподняла голову телохранительницы. Кожа была ледяной и липкой от пота, губы в кровяных подтёках. Катя прижала дрожащие пальцы к шее Элис. Пульс! Слабый, нитевидный, едва уловимый, но был.
«Жива... Пульс есть,» – сообщила она, больше для себя и других, чем для безответной Элис.
«К-Катя!» – всхлипнула Луиза, дёргаясь в своих мерцающих оковах. «Помоги! Освободи нас!»
Катя кивнула, оттащила Элис аккуратнее в угол, поближе к Луизе, чтобы та могла хотя бы видеть, что с ней. Затем подбежала к Далину. Его могучие руки были в крови от попыток разорвать оковы. Она сосредоточилась, вспоминая ту вспышку ярости, что освободила её саму. Внутри всё ещё бушевало море эмоций – страх за Элис, остаточный гнев на Элеонору, паника от неконтролируемой силы. Она сжала кулаки, пытаясь вызвать ту самую молнию. « Ну давай!» – умоляла она про себя. Но ничего. Лишь искорки, быстро гаснущие у её костяшек. Ни накала, ни концентрации.
«Лёд... Вода... Огонь...» – пробормотала она, переключаясь. Вытянула руки к манжетам Далина. Из ладоней пополз иней, пытаясь схватить металл. Он покрыл поверхность тонким слоем, зашипел... но жгуты лишь слабо мигнули, не ослабевая. Капли воды выступили на камне под ногами Далина, облизывая энергетические кандалы на щиколотках, но не в силах их растворить. Искорки огня щёлкнули у запястий – бесполезно. Катя стиснула зубы, чувствуя, как паника подкатывает к горлу. Почему тогда получилось, а сейчас нет? Она не могла снова впасть в ту слепую ярость, не рискуя всем вокруг.
В этот момент со стороны Элеоноры раздался хриплый, сдавленный звук. Она пошевелилась, пытаясь приподнять голову. Кровь текла из носа, один глаз заплыл, но другой, нечеловечески ясный, уставился на Катю. На её губах расплылась кровавая, безумная улыбка.
«Надо же...» – прохрипела она, с трудом выплёвывая слова . «Моя дочь... не пустышка. А маг... четырёх стихий.» Она закашлялась, но глаза горели каким-то извращённым восторгом. «Огонь... Вода... Лёд... Молния... Доченька моя любимая...» – голос стал слащаво-ядовитым. «Кто же знал... что твою истинную силу откроет... такой... нестандартный метод?»
Эти слова, этот тон, это лицемерное «доченька моя любимая» вонзилось в Катю как раскалённый нож. Вся накопленная боль, годы унижений Катарины, осознание, что эта женщина убила настоящую Катарину, хладнокровно пытала Элис и теперь ещё смеет насмехаться – всё это вспыхнуло в ней белым пламенем новой ярости.
«ДОЧЕНЬКА?!» – закричала Катя, поворачиваясь к матери, забыв на мгновение об оковах. Голос сорвался на визг. «Ты всю жизнь меня с помоями мешала! Унижала! Презирала! Убить пыталась! Я не знала от тебя НИЧЕГО, кроме ненависти и презрения! Я не знала, что такое материнская любовь ВООБЩЕ! А теперь ты разглядела во мне «любимую дочь»?! Ты просто увидела СИЛУ, которую можешь использовать или боишься! Ты…»
Она не закончила. Пока она кричала, изливая всю горечь и ярость, её неконтролируемые эмоции нашли выход. Не в молнию. Не в одну стихию.
ВО ВСЕ СРАЗУ.
Над распростёртой Элеонорой сгустилось чёрное облако – не от её магии, а от Катиной. Оно искрилось изнутри фиолетовыми молниями, которые били не вниз, а вовнутрь, к центру, где лежала графиня. Из облака посыпались острые, как бритва, ледяные снежинки, вонзаясь в её платье и кожу, как крошечные кинжалы. Одновременно вокруг ног и рук Элеоноры вспыхнули языки пламени – не просто огонь, а сконцентрированные сферы жара, пытавшиеся спалить верёвки и плоть. И из камней под ней забили струи ледяной воды, обвивая лодыжки и запястья, пытаясь втянуть её в ледяную пучину, растворить в холодной мгле.
Это был не ритуал. Не заклинание. Это был хаотичный выплеск неконтролируемой мощи, спровоцированный яростью и болью. Подвал наполнился шипением воды, треском льда, свистом молний и запахом гари. Элеонора забилась в немом ужасе и боли, пытаясь вырваться из смертельного калейдоскопа стихий, обрушенных на неё собственной «пустышкой».
Катя стояла, завороженная и ужаснувшаяся одновременно, не в силах остановить бурю, которую сама же и вызвала. Она даже не заметила, как под воздействием этой вспышки чистой, не направленной ни на кого конкретно ярости, мерцающие оковы на Далине и Луизе вспыхнули ярко-синим и рассыпались в прах. Далин рухнул на колени, освобождённый, но всё ещё слабый от действия искажающих жгутов. Луиза вскрикнула от неожиданности и бросилась к Элис.
Именно в этот момент сильные, но неожиданно мягкие руки обхватили Катю сзади. Далин прижал её к своей груди, заслоняя от зрелища истязания матери, но не от энергии бури. Его голос прозвучал у самого уха, низкий, напряжённый, но успокаивающий:
«Катя. Дыши. Успокойся. Она не стоит этого. Не дай ей сломать тебя. Дыши, солнышко...»
Его объятия, его слова, его тепло (не драконье, а человеческое) стали якорем в хаосе её эмоций и буйстве стихий. Катя задрожала, ярость начала отступать, уступая место дрожи и опустошению. Чёрное облако стало редеть, молнии угасли, снежинки растаяли в воздухе, огонь погас, вода втянулась обратно в камни. Подвал снова погрузился в полумрак.
На полу, среди луж воды и опалённых верёвок, лежала Элеонора. Она была жива. Израненная, обожжённая, промокшая, связанная. Но её единственный открытый глаз был прикован к Кате с выражением не боли, а чистейшего, леденящего ужаса и... восторга.
«Не... может... быть...» – прохрипела она, с трудом выплёвывая кровь. Её взгляд скользнул по следам стихий на своём теле, потом снова уставился на дочь. «Ты... У тебя... Сила... Тьмы... И ты... связана... с ней...Она признала тебя хозяйкой!» Последние слова были выдохнуты с таким потрясением, что казалось, она увидела не дочь, а призрак собственного проклятого рода. И в этом взгляде было что-то большее, чем страх. Было признание.
Катя, всё ещё дрожа в объятиях Далина, смотрела на мать, не понимая её слов, но чувствуя ледяную волну страха, идущую от неё. Сила Тьмы? Связана? Что это значит? И почему это напугало саму Элеонору Аэргорн больше, чем удар кулаком или даже угроза дракона?
В подвале снова воцарилась тишина. Но теперь она была иной. Напряжённой. Полной невысказанных вопросов и нового, ещё более страшного откровения, витающего в холодном, сыром воздухе.
Глава 42. Щиты Астрала и Пижамный Апофеоз
Леденящее признание Элеоноры, её слова о «Силе Тьмы» и «признании», повисли в сыром воздухе подвала, как ядовитый туман. Катя всё ещё дрожала в объятиях Далина, пытаясь осмыслить услышанное, отогнать леденящий ужас от взгляда матери. Но Далин не дал ей утонуть в размышлениях. Его голос, уже вернувший часть привычной твёрдости, прозвучал рядом с ухом, властно и практично:
«Дышишь? Хорошо. Теперь слушай. Нам нужно выбираться. Сейчас. Элис нужен врач, настоящий целитель, а не подвальные камни. И эту...» – он кивнул в сторону связанной, израненной и всё ещё смотрящей на Катю с безумным восторгом Элеоноры, – «...нужно сдать Щитам Астрала. У них найдутся клетки и для таких... реликвий.»
Катя кивнула, вытирая ладонью кровь с разбитых костяшек. Мысли путались, но логика Далина была неоспорима. «Да... Да, ты прав. Врач... Щиты... Потом... потом обо всём поговорим.»
И тут со стороны угла, где Луиза прижимала к себе голову Элис, раздался слабый, хриплый шёпот самой телохранительницы:
«Не... не волнуйтесь... о подмоге...» Элис приоткрыла глаза, в них плавало мутное сознание, но искра профессионала не угасла. «Пока... она болтала...я активировала... камень связи с Арденом... Он знает... он всё слышал... Должны... быть уже...тут.»
Далин резко повернулся к ней, его брови поползли вверх, а затем резко сдвинулись. Он аккуратно, но быстро подошёл к Элис, опустился на одно колено рядом с Луизой.
«Могла бы и намекнуть, звезда шпионажа,» – его тон был сухим, но в глазах мелькнуло облегчение. «Хоть и с опозданием на пир безумия. Арден мог бы и поторопиться, ленивый камнеед, а то бы потерял свою лучшую тень.» Он осторожно коснулся плеча Элис. «Держись. Скоро вытащим.»
Слова Далина, его нарочитое ворчание насчёт «ленивого камнееда», слегка разрядили ледяную атмосферу. Луиза даже слабо улыбнулась сквозь слёзы. Катя почувствовала, как дрожь в руках немного утихает.