[56] недавно сказал, что «западный образ жизни обсуждению не подлежит». На мой взгляд, подобное утверждение – чистой воды глупость.
Второй путь заключается в реактивном стремлении вернуться к традиционной системе выстраивания общественных символов и воссозданию прежней иерархии. Подобное стремление нередко прикрывается теми или иными религиозными ссылками, причем это в одинаковой степени относится и к протестантским сектам в США, и к радикальному исламизму на Ближнем Востоке, и к возрождению ритуалов иудаизма в Европе. Одновременно с этим под личиной национальных иерархий («Да здравствуют коренные французы!», «Да здравствует великое русское православие!») может скрываться расизм в чистом виде – к примеру, исламофобия, уходящая корнями в колониальные времена, или периодически повторяющиеся вспышки антисемитизма или даже индивидуальный эгоцентризм («Да здравствую я и долой всех остальных!»).
По моему глубокому убеждению, оба эти пути, чрезвычайно опасные, ведут в тупик, а их противостояние, все более и более кровавое, втягивает человечество в череду нескончаемых войн. Все это – не что иное, как проблема мнимых противоречий, мешающих разглядеть истинное противоречие и попытаться его разрешить.
Истинное противоречие, о котором здесь идет речь и которое должно стать для нас главным ориентиром как в мыслях, так и в действиях, сводится к противостоянию двух противоборствующих точек зрения на неизбежный отход от традиций иерархического выстраивания общественных символов: лишенной всякой символики точки зрения западного капитализма, порождающего чудовищное неравенство и болезнетворные блуждания, и точки зрения, в общем случае называемой коммунизмом, который еще со времен Маркса и его современников предлагает структурировать общественные символы на принципах равенства. Сегодня, после временного исторического банкротства «коммунизма» в Советском Союзе и Китае, это фундаментальное противостояние в границах современного мира в отношении отхода от традиций прикрывается другим и тоже ложным противостоянием между строгим и бесплодным негативизмом Запада, упразднившим старую иерархию и создавшим новую и при этом не забывшим прикрыть ее вуалью монетаристской нейтральности, и фашиствующей реакционной оппозицией, которая проповедует возврат к старой иерархии, демонстрируя при этом показательную жестокость, на самом деле призванную подчеркнуть все ее бессилие.
Это противостояние приобретает еще более мнимый характер, если учесть, что на самом деле истинными предводителями и выгодоприобретателями этой фашиствующей реакционной оппозиции являются отнюдь не мистики мертвого Бога, который в былые времена служил одновременно вершиной и гарантом упорядоченной иерархической структуры общественных символов, а заодно и ключом к поддержанию в ее недрах порядка. Сколько бы они ни размахивали его трупом, их принадлежность к миру крупных западных финансовопромышленных групп представляется совершенно очевидной: и те и другие свято уверены, что глобальная структуризация общества немыслима без массированного, хищнического капитализма. Ни те ни другие не предлагают выстраивать в обществе новую систему символов. Если между ними и наблюдаются различия, то касаются они исключительно оценок потенциала общества, оценок мощи сплоченных масс, оценок эффектов «ледяной воды эгоистического расчета». Нашим западным правителям вполне достаточно, чтобы человечество, с его аристократией богатейших и невообразимой массой плебса, и далее следовало по намеченному пути. В качестве нематериального символа, опять же, сойдут деньги. Что же касается реакционеров всех мастей, то для них обязателен возврат к старой морали и привычной, обожествляемой иерархии, поскольку, по их мнению, в противном случае не избежать серьезнейших беспорядков, способных подорвать устои уже глобальной системы.
Данные противостояния служат интересам и одних, и других, каким бы ожесточенным ни казался конфликт между ними. Посредством контроля над средствами массовой коммуникации они привлекают к нему внимание общества, не давая, таким образом, ему прийти к единственному всеобщему убеждению, способному спасти человечество от надвигающейся катастрофы. Это убеждение – иногда я называю его коммунистической идеей – заключается в том, что мы, смирившись с неизбежным характером отхода от традиций и не дожидаясь окончания этого процесса, должны как можно быстрее заняться выработкой новой структуры социальных символов, основанной на равенстве и способной кодифицировать общественные отношения, утихомирить страсти и заложить основу на будущее. Кроме того, необходимо приступить к коллективизации материальных ресурсов, на деле, а не на словах устранить всякое неравенство, признать различия между людьми при обязательном соблюдении равных прав и, наконец, упразднить как таковую власть, управляющую государствами.
Именно в рамках этой настоятельной потребности мы должны создать новую структуру общественных символов, и я обращаюсь к молодежи, которой все это касается в первую очередь, равно как и к старикам, руководствующимся все тем же принципом мнимых противоречий.
Вы, молодые, сегодня испытываете на себе двойное влияние: с одной стороны, на вас давит отход от традиций, вполне действительный и реальный, с другой – затягивает воображаемое измерение мнимого противоречия, о котором говорилось выше. К тому же вы, я надеюсь, стоите на пороге нового мира, базирующегося на эгалитарных принципах выстраивания общественных символов. Вам предстоит очень трудная работа: до настоящего времени все социальные структуры так или иначе относились к иерархическому типу. Поэтому вам придется без остатка посвятить себя решению задачи по созданию на руинах старого мироустройства, рухнувшего под напором ледяной воды капиталистического расчета и действий фашиствующей реакционной оппозиции, принципиально новой структуры социальных символов. По этой самой причине вы, как бы трудно вам ни было, помимо прочего, должны обращать внимание на то, что происходит с обществом в целом и с молодежью в частности, на «вечных» подростков, неспособных вступить во взрослую жизнь, на проблемы безработицы, на неравенство по происхождению и убеждениям, на потерю жизненных ориентиров, а также на трансформацию отношений между полами, между молодежью и стариками, между вашими сверстниками по всему миру… Все это в жизни действительно существует. Научитесь видеть предпосылки того, что может произойти и в будущем поспособствовать созданию новой структуры социальных символов. Нередко такие предпосылки прячутся и ускользают от вас, но философ, основываясь на приобретенном опыте, должен не упускать из виду не только происходящее, но и все, что кажется странным, редким и необычным: например, знаки судьбы, указывающие не столько на нынешнее положение вещей, сколько на вероятное развитие ситуации в будущем.
Для любого человека, и уж тем более для молодого, нет ничего важнее, чем обращать внимание на предвестия перемен. Вы обязательно заметите такого рода знаки, если будете смотреть по сторонам и методично обсуждать все, что происходит в этом огромном мире. Кроме того, увидеть эти знаки вам поможет жизненный опыт, благодаря которому в глаза обязательно бросится их странный, неизбежный характер. В этом отношении можно сказать так: на что-то вы способны уже сегодня, в частности вам под силу направлять свою жизнь по избранному пути, используя для этого все имеющиеся в наличии возможности. Однако некоторые из ваших способностей, представляющихся как раз самыми важными в деле создания будущей структуры общественных символов, основанной на равенстве, для вас пока остаются непознанными: человек открывает их, только сталкиваясь с неведомым и непредвиденным. Например, когда по уши влюбляется. В такой ситуации мы обнаруживаем, что обладаем способностями, о которых раньше даже не подозревали. Способностями, доселе неведомыми, в том числе в сфере мышления и созидания. Такое же откровение, заключающееся в понимании того, что ты можешь больше, чем казалось раньше, озаряет человека, когда он встает грудью на защиту нового принципа общественного устройства; когда в нем – от книги, музыки или картины – пробуждается призвание творца; когда его без остатка поглощает процесс решения новых научных проблем. Во всех этих случаях мы открываем в себе таланты, о которых раньше даже не догадывались.
Можно выразиться и чуточку иначе: одни способности позволяют вам созидать, другие толкают дальние; одни таланты позволяют устроиться на одном месте, Другие зовут в дорогу и помогают, когда человек оказывается в изгнании. Всегда присутствуют и те и другие. Можно сидеть на одном месте, но потом отправиться странствовать, при этом пойдя не по пути нигилистов, а придав своим перемещениям целенаправленный характер, чтобы они, будто компас, привели вас к подлинной жизни и помогли обрести новое кредо земного существования.
Подобная двойственность, с учетом противоречия, с которого я начал этот разговор, то есть возможности как прожигать жизнь, так и ее благоустраивать, сознательно или подсознательно характеризуют субъективный характер представлений о молодости. На мой взгляд, указанные возможности следует объединить вместе. Вы хотите что-то построить и вполне на это способны, но вот появляется какой-нибудь предвестник и зовет вас в путь, призывая выйти за рамки своих возможностей. Могущество нового начала. Созидать и идти дальше. Теперь никаких противоречий уже нет. Уметь отказываться от уже построенного, когда некий знак указывает путь к подлинной жизни. А подлинная жизнь сегодня выходит далеко за рамки торгашеской нейтральности и устаревших иерархических принципов.
Чтобы подвести под всем этим черту, я предоставлю слово поэту, потому что там, где речь идет о новизне, об отказе от старых устоев и привычек, странствиях или сотворении новых символов, стихотворцы, как никто Другой, способны найти нужные, ранее неизвестные слова. В этом смысле поэзия представляет собой закрепление вечной молодости в языке.