(4) 1856–1863 – удобно разделить на два подпериода а. 1856–1860 – время общественного оживления, «оттепели» (по выражению Ф. Тютчева), когда всякое новое, ранее запрещенное или придавленное направление общественной мысли и общественной деятельности встречается с одобрением или по крайней мере со сдержанной симпатией. Помимо прочего, это еще и время общественной неопределенности – прежние позиции утратили свою силу, новая расстановка сил пока не определена, направления и лагеря еще только начинают формироваться, соответственно, нет определенности в том, кто является союзником, кто – сторонником, а кто – противником. В 1856 г., например, Чернышевский в «Современнике» не только одобрительно высказывается о прошлом славянофильстве, но и приветствует и высказывает (с оговорками, правда) надежды в адрес только что появившегося славянофильского журнала «Русская беседа». Для самих московских славянофилов украинофильские деятели воспринимаются как союзники – более того, в самом «украинофильстве» еще нет определенности, потому симпатии славянофилов и их связи одновременно направлены и в адрес Галагана (1819–1888), Ригельмана (1817–1888), Кулиша и Шевченко – что тем более закономерно, что в это время сам Кулиш связан, например, со всеми перечисленными и одновременно получает поддержку со стороны Юзефовича (1802–1889). В общем имперском контексте это воспринимается скорее в логике оживления «местных сил», популярной в это время риторики «децентрализации» (так, «Старый режим и революция» Токвиля становится на ближайшие пару лет одним из самых популярных политических сочинений, конкуренцию с которым выдерживает разве что Маколей);
b. 1861–1863 – если в периоде 1856 по 1859 г. мысль о собственном журнале неоднократно возникала среди украинофилов и Кулиш пытался ее реализовать, сначала задумывая превратить «Записки о Южной России» (1856–1857) в периодическое издание, затем начав издавать альманах «Хата» (1860), то уже с 1859 г., благодаря средствам, полученным В. Белозерским, начинается подготовка к изданию журнала «Основа» (вопреки задуманному, в свет он начнет выходить не с 1860-го, а только с 1861 г.). Несмотря на совсем непродолжительное время своего существования, его роль в развитии украинофильства трудно переоценить: прежде всего, это направление общественной мысли громко заявляет о себе и становится предметом широкой полемики. Одновременно журнал привлекает разнообразных сторонников и сочувствующих, создает и укрепляет связи, побуждает к новым опытам в разных жанрах украинской литературы – во многом благодаря ему молодые хлопоманы, народолюбцы, поклонники местной старины (В. Антонович, П. Ефименко, Ф. Рыльский, П. Чубинский и др.) примыкают к существующему направлению, становятся вторым поколением украинофильства.
Вместе с тем этот период в особенности важен складыванием местных «Громад» – если питерская возникла еще на исходе 1850-х, став закономерной преемницей украинских кружков столицы, то следом образуются громады в Москве, Киеве, Харькове, Одессе, Полтаве и т. д. Степень их активности и устойчивости была различна, но значимо то, что возникла общая организационная форма и налажены связи между местными громадами – т. е. возникает сеть местных кружков, способных если не к активной деятельности, то к поддержанию связей между своими членами, формированию и, что особенно важно, поддержанию общих убеждений. В деятельности громад – в особенности Киевской – большую роль будет играть работа над словарем украинского языка, значимая не столько с точки зрения продуктивности, сколько задающая ритм и стабильность занятиям – происходит рутинизация социального взаимодействия и тем самым нормализация движения (что придает ему устойчивость – хотя внешне может восприниматься как упадок, отсутствие какой-либо заметной деятельности).
Подобная активизация помещает украинофильство в фокус внимания как общественности, так и властей, на смену прежней общей доброжелательности приходит разнообразие позиций – уже первые публикации «Основы» вызывают критические выступления со стороны славянофильского «Дня», одновременно более определенным становится отношение к украинофильству в малороссийском образованном обществе – заявленная, пусть и не вполне отчетливо, но понятно, программа направления одних привлекает, как мы отметили выше, для других – как, например, для Максимовича или Юзефовича, оказывается неприемлемой.
(5) 1863 – начало 1870-х – в этот период власть берет своего рода паузу в отношении украинофильства – Валуевский циркуляр, обстоятельства появления которого подробно проанализированы Алексеем Миллером, представлял из себя распоряжение по цензуре, временно приостанавливающее печать книг и брошюр на украинском, предназначенных для распространения среди народа (что относилось и к различным просветительским изданиям, и к изданиям религиозным). С одной стороны, в отличие от ситуации предшествующих лет, логика национальных движений и исходящая от них опасность были вполне осознаны некоторой частью высшей бюрократии. С другой – вопрос о том, какую политику в их отношении избрать – и применительно к каждому конкретному случаю особо, – оставался под вопросом. Украинофильство было вновь изъято из публичной дискуссии – не только для Костомарова не было возможности продолжить полемику с «Московскими ведомостями» или «Днем», но и для последних оказалась закрыта эта проблематика. Репрессивные меры в отношении деятелей украинофильского направления в провинции начались еще в 1862 г., однако связаны они были не собственно с украинофильством, а с борьбой с распространением радикальных воззрений. Младшее поколение, пришедшее в украинофильство, собственно и воспринимало чаще всего эти две идеологемы как разные аспекты одной и той же программы – движение к народу должно было осуществляться на языке этого народа, в связи с чем радикализм в малороссийских губерниях оказывался одновременно украинофильством – Костомаров со своей стороны, например, всячески старался разорвать эту связь, убеждая, в частности, Кониского избегать всего, имеющего политический оттенок, так как это способно дискредитировать украинофильство в глазах властей.
Пауза, наступившая в украинофильском движении в эти годы, связана с целым рядом обстоятельств, где внешнее (репрессивное) воздействие играет весьма ограниченную, на наш взгляд, роль. Прежде всего, необходимо напомнить, что собственно украинофильство состояло из очень небольшого числа деятелей – по мере того, как общественное оживление конца 1850-х – начала 1860-х спадало, это проявлялось в отходе от активной деятельности многих участников как на местах, так и в центре, потерей интереса к нему – в том числе и от отсутствия сколько-нибудь зримых, явных результатов, реализацией накопленного и отсутствием нового [ср., например, жалобы Костомарова 1870 г. на исчерпанность прежней литературной проблематики – то, что недавно казалось необозримым ресурсом, вроде народной словесности или сюжетов из народной жизни, предстало весьма ограниченным набором сюжетов], немногие ранее привлекательные области деятельности – доступные для небольших кружков или отдельных энтузиастов, вроде народных школ и разнообразных просветительских начинаний, – отчасти оказались под запретом, отчасти реализовали имеющийся потенциал. Обращаясь к более раннему времени, напомним, что «Основа» прекратила свое существование все всяких направленных на нее репрессий уже в 1862 г., количество активных украиноязычных авторов, пишущих для образованной публики, оказалось также весьма невелико – даже с учетом очень скромной по числу аудитории, заинтересованной в этого рода текстах.
Другим фактором стало отвлечение сил, вызванное Польским восстанием 1863 г., – центральная администрация (если говорить точнее, то круг Н. А. Милютина), настороженно относясь к любой активности украинофилов в левобережной Украине, была готова активно привлекать их к деятельности, направленной против поляков, в первую очередь в Царстве Польском. Видные административные посты в Царстве получили Кулиш и Белозерский, Костомаров с 1867 г. работает над монографией «Последние годы Речи Посполитой» (в 1869 г. опубликованной в «Вестнике Европы», а в следующем году вышедшей отдельным изданием), создавая более чем идеологически приемлемый текст, одновременно рисующий анархию и угнетение народа в Речи Посполитой и обосновывающий историческую закономерность и справедливость ее гибели. [Биографически важно и то обстоятельство, что для многих из молодого поколения украинофилов это время создания или упрочения своей профессиональной карьеры, когда на другую активность у них и оставалось не так много сил и времени, и она была весьма сомнительна, как способная повредить первоочередным задачам – для Антоновича, Кистяковского и Драгоманова это время получения магистерской степени и начала преподавания в Киевском университете, подготовки к профессуре.]
Впрочем, не стоит недооценивать и важность репрессий – в это время они уже не носили характера николаевского царствования, но оказывались вполне чувствительными для движения в условиях его весьма небольшой численности. Так, запрет на профессуру, наложенный после 1862 г. на Костомарова, был важным знаком и для других – в том числе и для молодых киевских украинофилов, выбравших академическую карьеру. По меньшей мере Антонович (1834–1908) после своего выступления в «Основе» в 1862 г. в дальнейшем всячески избегал всего, могущего поставить под сомнение его официальную лояльность, став примером осторожного и уклончивого поведения, Драгоманов вплоть до последнего года своей профессуры в Киеве аналогично демонстрирует политическую безусловную лояльность, не говоря уже о Кистяковском, даже наедине с собой в дневниковых записях дистанцирующегося от прошлых увлечений.
(6) 1870/71-1876 – это период второй активизации украинофильства, теперь уже в лице следующего поколения – Антоновича, Драгоманова (1841–1895), Житецкого (1836–1911) и др. Важно отметить, что и антиукраинофильская активность в большинстве случаев исходила аналогичным образом «с места»: противостоящие стороны обращались к центру, к различным силам и группам в нем, в поисках опоры, однако инициатива исходила и в том, и в другом случае от местных деятелей. В целом период с 1860-х и вплоть до