Атос задумчиво посмотрел на друга, улыбка тронула его губы.
— A la guerre comme a la guerre [8], мой друг, — сказал он. — К тому же, я никогда не имел офицерского чина. А то, что князь Александр меня так называл и представлял своим подчиненным, — всего лишь его прихоть.
— Похоже, вы немного жалеете, что вам пришлось покинуть замок князя Конецпольского? — произнес д’Артаньян после короткой паузы.
На этот раз Атос ничего не ответил и лишь слегка пожал плечами.
— А главная причина такого сожаления — вовсе не сам князь, а прекрасная и загадочная Леди Карлайль. Не правда ли, дорогой Арман?
Атос снова промолчал, зато Портос, хандривший последние дни из-за скудости пищи, а оттого редко вступавший в разговоры, оживился:
— Кто такая, эта Леди Карлайль? Я ничего о ней раньше не слышал.
— Она — англичанка, — немного рассеяно сказал д’Артаньян.
— Не англичанка, — эти слова, произнесенные Арамисом, прозвучали как гром среди ясного неба.
— Почему вы так решили? Вам что-то о ней известно? — голос Атоса едва заметно дрогнул.
— Немного, — сказал Арамис, с трудом пытаясь скрыть улыбку.
— Ну, так расскажите же нам поскорее, — Портос вернулся к своему привычному жизнелюбивому рычанию.
— Да, любезный Анри, расскажите. Мне, право, не терпится услышать всю правду о человеке, который чуть было не погубил меня. — Д’Артаньян метнул при этом взгляд на Атоса, силясь понять, не задел ли он чувства друга.
— Ну, что ж, извольте. Как я уже сказал, известно о ней немного. Сама она из Нидерландов, однако довольно долго жила в Лондоне, от того, вероятно и родилась легенда о ее британском подданстве. Ей 27 лет. Одно время была поверенной штатгальтера принца Фридрика-Генриха, но я не могу с уверенностью сказать, поддерживает ли она связи с нынешним принцем Оранским.
— Не дурно, Анри, не дурно… Но связана ли она каким-то образом с Францией? — поинтересовался д’Артаньян.
— Полагаю, что да. По крайней мере, ей приписывали дружбу с герцогиней де Монбазон. Осведомленные источники утверждают…, — тут Арамис напустил на себя такую важность, что даже загрустивший было Атос прыснул от смеха.
— Так что утверждают осведомленные источники? — Портос горел нетерпением узнать очередную тайну французского двора.
— Я не могу этого утверждать, но люди, которым у меня есть все основания доверять, дали понять, что скандал с письмами герцогини де Лонгвиль не обошелся без ее участия.
Арамис обвел друзей многозначительным взглядом.
— Невероятно! — воскликнул Портос, который, казалось, был гораздо большим любителем скандальных историй, чем все остальные.
— А как она оказалась в Польше и, главное, как она смогла раскрыть тайну д’Артаньяна? — сказал вышедший, наконец, из задумчивости Атос.
— Трудно сказать. Однако, зная, что герцогиня де Монбазон находится в непримиримой оппозиции к Мазарини, можно предположить, что с этим как-то оно и связано.
— Это вполне логично, — согласился д’Артаньян.
Портос одобрительно крякнул, Атос промолчал и, казалось, снова ушел в себя.
— Но дело вовсе не в принципах и идеалах, — продолжил Арамис. При этом он в упор посмотрел на Атоса. — Леди Карлайль… хотя следует понимать, что это, безусловно, ее ненастоящее имя, — профессиональная шпионка. За деньги она готова служить кому угодно и выполнять какие-угодно поручения, вплоть до самых зловещих.
— Да уж, милейшее создание, ничего не скажешь, — сказал Портос. — В любом случае, очень надеюсь, что мы ее больше никогда не увидим.
Тема исчерпала себя. Все замолчали, и лишь Атос глубоко вздохнул. Он вспомнил, как Леди Карлайль добивалась от него признания, готов ли он ради нее пойти на убийство. Атос вздрогнул: он подумал, а действительно, смог ли? Не в бою, не на дуэли, а скрытно, исподтишка, трусливо? И кого? Кардинала? Королеву? Короля? Об этом не могли быть и речи — Атос не стал был убивать даже Мазарини, хоть и не питал к нему других чувств, кроме презрения. А если… Он с ужасом посмотрел на друзей, которые продолжали беззаботно болтать, вспоминая бурную и буйную жизнь в Париже — им ее явно не хватало в этой азиатской глуши.
— Что с вами, дорогой Арман? Такое впечатление, что вы только что увидели призрака? — со смехом спросил Арамис.
— Нет, друзья мои, никаких призраков, — Атос сделал попытку улыбнуться. — Я просто подумал: как прекрасно, когда рядом настоящие друзья.
— Один за всех! — поднял флягу д’Артаньян.
— И все за одного! — четыре фляги сошлись разом с глухим стуком.
— Атос, что вы думаете о здешнем населении? — спросил д’Артаньян, когда мушкетеры, отдохнув, вновь были в седле, их лошади передвигались шагом. — Признаться, я слишком мало пробыл в этих краях, поэтому не имею никакого представления о жизни и обычаях этой страны.
— Если вас интересуют низшие сословия, то я вас хочу уверить, что польский крестьянин мало чем отличается от своего французского собрата. Разве что он еще более дик и невежественен.
Атос с д’Артаньяном чуть отстали от Портоса и Арамиса.
— Ну, а люди благородные, те, которые в здешних краях зовутся шляхтой?
— Польская шляхта известна, в первую очередь, своим гонором — слово имеет латинское происхождение и соответствует нашему honneur [9].
— И в чем проявляется этот, как вы говорите, гонор?
— Прежде всего, в том, что они, шляхтичи, в высшей степени надменны по отношению к тем, кого считают ниже себя по рангу.
— У меня сложилось впечатление, что некоторые из них не прочь повздорить и с себе равными. Более того — не знаю, правда это, или нет — мне говорили, что они иногда позволяют себе спорить с самим королем, — д’Артаньян с искренним любопытством взглянул на друга.
— Все это так, — спокойно отвечал Атос. — Вместе с тем, в целом, шляхтичи ведут себя довольно любезно по отношению к равным, а перед высшими — сенаторами или другими сановниками — проявляют уважением и покорность. Однако всех их — не зависимо от финансового положения — отличает тот самый гонор и желание пустить побольше пыли в глаза. В роскоши некоторые из них, кому посчастливилось унаследовать крупные поместья, не уступают иным монархам — в этом вы убедились, пребывая в замке князя Конецпольского. Те же, у кого средств немного, иногда готовы последнее продать, лишь бы не ударить в грязь лицом перед другими. Но, нужно признать, — продолжал Атос после паузы, — что в большинстве своем — это отважные воины, притом довольно умелые, так как почти все свое время они проводят в походах и войнах.
Д’Артаньян понимающе закивал.
— А каково отношение к чужеземцам? Мне оно не показалось враждебным, — сказал гасконец. — Все зависит от того, откуда родом иностранец.
— Вот как?
— Да. Татар они презирают, московитов — скорее, тоже. Немцев и шведов просто не любят. Не боятся, а именно не любят.
— Но, позвольте, у меня сложилось впечатление, что немецких наемников в королевской армии чуть ли не больше, чем самих поляков.
— Даже если и не больше, то уж точно не меньше. Вы правы, д’Артаньян. Но, как говорится, a la guerre comme a la guerre! — Атос улыбнулся.
— А нас, французов, они тоже ненавидят?
— А здесь как раз все наоборот. Они называют нас своими братьями, полагая, что между нами много общего, хотя лично я не могу с этим согласиться. В целом же, поляки — довольно добродушные, щедрые, немстительные люди, — резюмировал Атос. Ему было лестно, что д’Артаньян, бывший для его поколения мушкетеров чуть ли не легендой, интересуется его мнением.
— Ну, а козаки? Они чем-то отличаются от поляков? Возможно, совсем скоро нам предстоит с ними встретиться.
— О них я знаю очень мало, можно сказать, не знаю вообще ничего. Козаки — лишь часть украинского народа. У украинцев есть своя шляхта, какая-то ее часть обращена в греческую веру, хотя все больше и больше местных дворян переходят в католичество, и иногда трудно понять, поляк перед вами, или украинец. Вот, например, князь Вишневецкий — украинец.
— Правда? — воскликнул д’Артаньян. — Я был убежден, что он — истинный поляк, ведь он так ревностно служит короне и католической вере!
— То-то и оно, друг мой, то-то и оно!
Несколько минут друзья ехали молча.
— Козаки — не шляхтичи, — продолжил Атос, — хотя они пользуются большими привилегиями. Это что-то вроде военного сословия, однако, когда войны нет, они промышляют грабежами и разбоем, — Атос снова улыбнулся. — В этом они чем-то похожи на татар, которых они ненавидят и с которыми постоянно воюют. Однако в этой войне они союзники.
— Но татары есть и в польском войске?
— Там есть и козаки.
— Что за чертовщина! — невольно вырвалось у д’Артаньяна. Похоже, он окончательно запутался.
— Все довольно сложно, — Атос покачал головой, видя озадаченность друга. — Однако мы совсем отстали, д’Артаньян, поспешим же!
И мушкетеры, пришпорив коней, бросились догонять изрядно опередивших их друзей.
Глава восьмая. Гетман Хмельницкий
Встреча с украинскими козаками произошла существенно раньше, чем мог предположить д’Артаньян.
Сперва из-за деревьев послышался свист, ему ответил другой, потом — еще один. Затем с разных сторон на дорогу высыпали люди разбойничьей внешности, вооруженные кто саблей, кто мушкетом, кто копьем, а кто просто дубиной. Всего их было около двадцати.
Французы подумали сначала, что это татары, и, действительно, от них этих людей было не отличить. Но затем Атос каким-то, известным только ему образом, сообразил, что перед ними были именно козаки, о чем шепотом сообщил друзьям.
Те, в свою очередь, с любопытством рассматривали чужеземцев.
— Німці? — наконец, сказал один из них, выступив вперед.
Атос, Портос и Арамис не раз слышали это слово, а, точнее, очень похожее на него, справедливо решив, что на украинском оно означало то же, что и на польском.