В комнате повисла напряженная тишина. Джонас сидел с каменным лицом. Изабель и Сибил выжидательно смотрели на Скай. По выражению лиц Миранды и Луиса вообще невозможно было что-либо понять. Скай уже досадовала про себя, что затеяла весь этот разговор, но тем не менее продолжила:
— Оказывается, это потомки евреев, которые переселились в Мексику, после того как их изгнали с испанской земли в эпоху инквизиции.
— Но зачем кому-то понадобилось громить их магазины? — недоуменно спросила Изабель.
— Дело в том, что они прикидывались католиками, будучи на самом деле иудеями. Об этом стало известно, и горожане пришли в ярость.
— Надеюсь, никто не пострадал?
— Двое убитых. Несколько раненых. Их бизнесу нанесен серьезный урон.
— Просто возмутительно! — воскликнула Сибил.
— В статье сказано, что на юго-западе существуют целые поселения «подпольных» евреев. Некоторые семьи скрывали свои иудейские корни более пятисот лет.
— Это правда? — спросила Джонаса Изабель. Он пожал плечами.
Скай задумчиво покачала головой:
— Нам хочется верить, что мир стал терпимее, но это далеко не так. Во все времена находятся фанатики, готовые отправиться в крестовые походы, — с тихой яростью продолжила она. — Нацисты, пожалуй, худшие из них. Но они не первые. И не последние.
Подруги удалились в домик Изабель во втором часу ночи.
— Тебе чертовски повезло, — заметила Скай, помогая Изабель застелить раскладной диван. — Мало того, что родители у тебя были сеньор и сеньора Перфекто, а твой ангел-хранитель — знаменитая оригинальная Флора. Когда фортуна повернулась к тебе задом, ты благополучно приземлилась в юго-западном раю, да еще и заимела в качестве приемных родителей Дюранов. Сама Золушка лопнула бы от зависти, узнав, что ты такая везучая!
— Они у меня замечательные, правда? — с нескрываемой гордостью подхватила Изабель. — Миранда тебя просто обожает!
— С первого дня нашего знакомства я поняла, что у нее исключительно тонкий вкус! — подхватила Скай. — Она обещала показать мне «Каньон-роуд» и другие галереи в Санта-Фе.
— Во всем Санта-Фе тебе не найти лучшего гида по художественным выставкам.
— Я смотрю, она хорошо знает художников, приславших свои работы в ее галерею. «Восемнадцать» — необычное название для выставки.
— Все объясняется очень просто: выставляются восемнадцать художников, — отозвалась Изабель.
— Знаю, знаю, но если группа художников выставляется под одной вывеской, это говорит о том, что их объединяет общая идея. К тому же в числах заключен некий мистический смысл.
— Художников из группы «Восемь» тоже многое объединяло, — заметила Изабель, имея в виду группу американских художников, популярных в начале двадцатого века, — но в их творчестве не было ничего мистического. Они всего лишь договорились выставляться вместе, после того как их работы, посвященные трущобам, отвергла Национальная академия дизайна.
— А как насчет «Синей четверки»?
— Я никогда не считала Кандинского, Джауленского, Клее и Лайонела Фейнингера единомышленниками.
— Это потому, что каждый из них добился признания как самостоятельный художник. Тем не менее немка, собравшая всех четверых под одним флагом в Штатах, назвала их «Синей четверкой», поскольку считала темно-синий цвет мистическим.
— Терпеть не могу синий цвет! — вырвалось у Изабель. Подруга молча погладила ее по руке — слова здесь ни к чему. Она знала, что Изабель мучают кошмары: каждую ночь она погружается в зловещий темно-синий мрак, где нет ничего, кроме неясных звуков, видений и смутных воспоминаний.
— У тебя возобновились головные боли? — спросила она подругу.
— Во всем виновата погода. Каждый день идут дожди, а ты ведь знаешь, я плохо себя чувствую в такие дни.
Грозы она переносила еще хуже. От ударов грома у нее раскалывалась голова. Изабель консультировалась у врачей, но те только разводили руками, не в силах ей помочь. Правда, один из них обратил внимание на ее фамилию — де Луна — и предположил, что Изабель из тех, на кого влияет луна. Доктор попросил пациентку тщательно фиксировать, когда именно у нее возникают ночные кошмары и головные боли, чтобы как-то привязать их к грозам, приливам, отливам и фазам Луны. Она тотчас забыла рекомендации, но по-прежнему зарисовывала то, что являлось ей в зловещих снах, а рисунки складывала в отдельную папку в надежде, что их смысл прояснится в будущем.
— Твои кошмары и головные боли когда-нибудь исчезнут. Вот увидишь, Из.
Изабель попыталась было улыбнуться, но улыбка не получилась.
— Надеюсь, так оно и будет. Но мне кажется, в этих видениях содержится какой-то глубокий смысл. Может, это касается той ночи, когда убили мою мать.
— Из своего личного опыта общения с психотерапевтами могу сказать тебе следующее: если в глубине твоего серого вещества что-то скрывается, оно объявится, когда придет время — ни раньше ни позже. Так что выкинь эту чепуху из головы. Всему свой черед.
В течение последующих недель Изабель работала над своими картинами, а Скай почти все время проводила с Мирандой, которая не только сводила ее на все художественные выставки в Санта-Фе, но и съездила с ней за город к пуэблос и познакомила с гончарами, ювелирами, ткачами и другими индейскими мастерами-ремесленниками, внесшими большой вклад в художественную культуру юго-запада.
Скай часто расспрашивала Миранду о ее детище — галерее «Очарование»: как она начинала, как вела дела, когда денег было в обрез, как добилась успеха, где она знакомилась с новыми художниками.
— Ты хочешь открыть свою галерею? — поинтересовалась Миранда.
Скай неопределенно пожала плечами:
— Еще не знаю. Пока пытаюсь выяснить для себя, кем лучше стать: художником или дилером. Если я стану торговать картинами, то смогу принадлежать и искусству, и внешнему миру. Мне кажется, это интереснее.
Миранда кивнула. Она могла бы сказать то же самое о себе.
— Ты хочешь иметь дело с маститыми художниками или открывать новые дарования?
— И то и другое, — ответила Скай, тряхнув головой. — Стоит мне столкнуться с чем-то свежим, необычным — пусть и не новым словом в искусстве, но хотя бы маленьким шажком вперед, — как я становлюсь одержимой!
Следить за развитием таланта такой художницы, как Изабель, — для меня высшее наслаждение. Какие в ней произошли перемены? К чему она пришла? К чему еще придет?
— В Нью-Йорке ты видела разных художников.
— Да, это так, — подтвердила Скай, тотчас уловив в словах Миранды тревогу за будущее Изабель. — Но за нашу девочку не беспокойтесь. Поверьте, затмить ее невозможно. Изабель де Луна станет великой художницей.
После приезда в Санта-Фе Джулиан Рихтер беспокоил каждую неделю Изабель то письмом, то телефонным звонком. Расспрашивая ее о том, как подвигается работа над картинами, Рихтер использовал малейшую возможность, чтобы еще больше сблизиться с ней. Рихтер выказывал по отношению к ней заботу и теплоту, всегда старался ее ободрить, был с ней неизменно доброжелателен. Она чувствовала, что может во всем на него положиться, а Джулиан не переставая твердил ей о прекрасном будущем, которое ждет их обоих.
Тем не менее, несмотря на все его обаяние и настойчивость, что-то заставляло ее держать свои чувства в узде.
Шла вторая неделя августа, когда он сообщил ей по телефону, что выставка назначена на восемнадцатое сентября.
— Я не могу на ней присутствовать, — выпалила Изабель. — В этот же день состоится открытие выставки Миранды и Луиса в галерее «Очарование». — В трубке повисла звенящая тишина. — Я попробую уговорить их перенести открытие на другой день, — виновато промолвила она в заключение, понятия не имея, удастся ли ей это сделать.
— Нет, не стоит, — спокойно отозвался Джулиан. В его голосе слышалось даже некоторое сочувствие. — Я попытаюсь передвинуть на пару дней открытие нашей выставки, не беспокойся.
Изабель оторопела от такого великодушия.
— Не знаю, как тебя и благодарить.
— Была бы ты рядом — другой благодарности мне не требуется.
Так Джулиан пробил брешь в стене отчужденности Изабель.
Открытие экспозиции в галерее Миранды было не похоже на все, что она устраивала до сих пор. Во-первых, ни один из художников «Восемнадцати» не присутствовал на вечере. Их имена даже не значились в программе. Галерея все время была закрыта, пока гостей не пригласили в зал. По мнению Изабель, это был сильный ход.
Вечеринка для прессы и приглашенных проходила не в галерее, как обычно, а во дворике «Очарования». Погода стояла чудесная — теплый воздух был напоен ароматом осенних цветов. Высоко в небе над садиком, освещенным множеством фонариков, сияла яркая луна. Изабель переходила от одной группы гостей к другой, принимая поздравления тех, кто уже был наслышан о ее предстоящей выставке в Нью-Йорке, и наслаждаясь непринужденной атмосферой праздника.
Она посмотрела экспозицию накануне. Как и предполагала Миранда, работы художников поразили и даже ошеломили Изабель.
Они были разными по стилю: несколько полотен в традиционной технике, множество абстрактных картин и скульптур, сюрреалистические сюжеты кошмаров, символику которых Изабель так и не удалось разгадать, яркие пейзажи, проникновенные портреты — широкомасштабная панорама художественной экспрессии. Что именно пытались выразить авторы работ — гнев, страх, ярость, страсть, надежду, — Изабель так и не определила, но в одном Скай оказалась права: этих мастеров и в самом деле объединяло нечто большее, чем просто эстетика.
В назначенный час Миранда отперла двери галереи и пригласила собравшихся внутрь. В тот же миг в радостный гул праздника ворвался вой пожарной сирены. Вдалеке вспыхнуло зарево пожара. Все загалдели, обсуждая случившееся, потом обернулись к хозяйке, намереваясь предаться блаженному созерцанию.
И тут вечерний воздух прорезал отчаянный крик Миранды. Смех и разговоры разом смолкли. Луис сквозь толпу протиснулся к жене, за ним рванулась Изабель. Войдя в галерею, гости застыли как вкопанные, придя в ужас от увиденного.