Но гномы, кажется, смотрят на это скептически.
– Стоит попробовать, – говорит, наконец, главная гномиха. – Ты перешла границу один раз, возможно, тебе удастся сделать это и во второй. Но прежде, чем ты уйдешь, у нас к тебе будет одна просьба.
Эти слова она почти шепчет. Я знаю этот тон: таким голосом говорит моя фея, когда отдает мне свои списки покупок якобы для того, чтобы посыльному, который приносит товары, не пришлось ходить дважды. На самом деле она заказывает все, что только можно, за счет Испе́ра. Во всяком случае, я не помню, чтобы она заплатила хоть одну медную монету за все те вещи, с которыми на цыпочках исчезала из кухни, едва посыльный успевал поставить туда коробки.
– Да, в чем дело? – очень вежливо спрашиваю я.
– Было бы неплохо, если бы ты избавила нас от своей магии.
– От моей магии? – в замешательстве повторяю я.
– От твоей магии дома и очага, – нервно поясняет Рыжебородый. – Вместо того чтобы есть из наших тарелок и пить из наших чашек, ты сплела свое собственное заклинание! Это было очень нагло с твоей стороны.
– Что-что я сделала?
– Она безгранично глупа, – с мерзкой усмешкой говорит Брюзга. – Еще большая тупица, чем утверждала лиса.
Лиса! Мало того, что эта женщина совершенно нелепым образом героизирует свою внучку, так она еще и называет меня тупицей!
– Ты вычищала здесь все, как безумная, – говорит Рыжебородый. – Каждый уголок этого дома осквернен твоим присутствием. К счастью, дров ты не нашла, а то еще и очаг бы присвоила.
Я не имею ни малейшего представления, о чем говорит этот парень. Но поскольку на всех без исключения лицах вокруг себя вижу обиду и укоризну, понимаю, что этот карлик, наверное, говорит правду. Мой взгляд останавливается на сияющей лисице, и та – в этом я полностью уверена – тихо усмехается про себя. Значит, магия дома и очага. Постепенно начинаю осознавать, почему никогда не хотела нанимать кого-то, кто стал бы убирать мой дом и обслуживать меня.
Глава 7
В благодарность за то, что я освобождаю их от своей магии дома и очага (к счастью, мне нужно просто сказать вслух, что я делаю это), гномы раскрывают мне то, чего я предпочла бы не знать. Если это вообще правда.
– Остерегайся принца, – советует мне главная, открывая входную дверь, чтобы я могла выйти вместе с лисой в ночь. – Он не тот, за кого себя выдает.
– Он не принц?
– Он не твой муж.
Я впадаю в ступор.
– Как такое может быть? Я вышла за него замуж. Даже присутствовала при этом, так что могу утверждать это с абсолютной уверенностью.
Гномиха качает головой так, словно знает об этом больше меня.
– Нет, вы не женаты. Спроси у него! Он поймет, о чем ты говоришь.
– Но я сама не знаю, о чем буду говорить. Почему бы тебе просто не объяснить мне, в чем дело?
– Это его тайна. Природа тайн заключается в том, что нельзя раскрывать их против воли владельца, не взвалив на себя вину. Поэтому попроси его добровольно открыть тебе этот секрет. Если он любит тебя, то сделает это.
С этими словами гномиха с удивительной силой выталкивает меня за порог и захлопывает за мной дверь. Что ж, они рады, что наконец избавились от меня!
– Ты говоришь? – спрашиваю я у светящейся лисицы, которая рысью бежит впереди меня в темный лес. Она игнорирует мой вопрос и хранит молчание. Бьюсь об заклад, она умеет говорить, но упряма, совсем как ее внучка. – Моя фея вовсе не почтенная мастерица древней веры, – сообщаю я. – И ты это прекрасно знаешь. Я не хочу называть ее дилетанткой, потому что иногда ей удается сделать что-то значительное, но не может идти и речи о том, чтобы…
Лисица резко поворачивается, и я теряю равновесие. Вскоре весь лес вспыхивает, и лисица исчезает, словно ее поглощает черная тень. А я, делая следующий шаг, внезапно возвращаюсь обратно – в Запретный Лес зимнего человеческого мира.
Мне требуется некоторое время, чтобы привыкнуть к свету множества факелов, которые освещают лес. Везде, куда ни глянь, толпятся солдаты. Мне хочется идти быстрее, но ноги не слушаются. Они непривычно громоздкие и тяжелые, словно я вдруг разучилась ходить.
Мне холодно, несмотря на костры, которые разожгли солдаты, потому что пальто, шапку и шарф я забыла в Царстве призраков. К тому же откровения гномов перевернули мой мир с ног на голову. Многое из того, во что я верила всю жизнь, оказывается иным, что выбивает у меня почву из-под ног. В плане эмоций, я имею в виду. Настоящая земля остается там, где она есть, пока я шаг за шагом продвигаюсь навстречу кострам.
Солдаты замечают меня, и теперь их крики разносятся по пустынному лесу. Не успеваю я достигнуть первого человека, как Испе́р проталкивается сквозь солдат, вооруженных, как и их предводитель, с головы до ног, словно они собрались на войну. Но когда принц узнает меня, выражение его лица расслабляется. В мгновение ока он оказывается рядом со мной и заключает в свои объятия. Его тепло нравится мне. Мне все в нем нравится.
– Почему тебе всегда нужно настолько перебарщивать? – спрашивает он, гладя мои волосы. – Я сказал: проверь, сможешь ли ты заглянуть на ту сторону. Я не сказал: прыгай и оставайся там шесть дней!
– Шесть дней? – в ужасе переспрашиваю я.
Вместо того чтобы что-то ответить, он оставляет поцелуи на моем лице, что, конечно, очень приятно, но от этого кровь бросается в голову, и я больше не могу устоять на ногах. Он удерживает меня, когда обмякаю в его руках, и осторожно сажает меня на землю.
– Шесть дней? – спрашиваю я еще раз. Никак не могу в это поверить!
– Да, шесть дней, – говорит он. – Время там течет иначе.
– Это объясняет, почему я на грани голодной смерти.
Солдаты приносят одеяла и горячий чай. А еще суют мне в руку влажную губку. Я в нерешительности смотрю на нее.
– Съешь это! – просит меня Испе́р. – Тебе станет лучше.
Я машинально набиваю губкой рот. Она напоминает пересоленный яблочный пирог, – должно быть, императорский повар, потянувшись к сахарнице, перепутал ее с солонкой. Мне приходится бороться с этим вкусом, но едва первый кусок достигает моего желудка, ему становится невероятно хорошо, и ноющее чувство пустоты проходит.
– Не помню, чтобы когда-нибудь раньше ела настолько неудачный пирог.
– Это не пирог, любовь моя, это шедевр нашего создателя рецептов лечебной магии. То, что он производит, редко бывает вкусным, однако лучших укрепляющих хлебов, лечебных супов, утешительного печенья и согревающих паст ты не найдешь нигде. Даже такое своенравное дитя Амберлинга, как ты, отреагирует на его снадобья.
И ведь правда. Внезапно мне становится удивительно хорошо! Как будто мое сердце – раскаленный камин, а живот – уютно свернувшаяся спящая кошка. Я слышу, как она мурлычет. Всем телом.
– Что стало с вампирами? – спрашиваю я. – Тебе удалось убежать?
– Лучше спроси, удалось ли сбежать вампирам. После того как ты исчезла, и они стали по-настоящему навязчивыми, мне пришлось прибегнуть к решительным мерам, чтобы удерживать их на расстоянии. Вскоре мне на помощь прибыл патруль, и вампиры отступили. Сейчас они, скрипя зубами, прячутся в тенях леса, обеспокоенные тем, что мы осаждаем их территорию. Но теперь ты здесь, и мы сможем покинуть места их обитания уже сегодня ночью.
– Тебя не ранили?
– Ну, я получил несколько ядовитых царапин, и мне пришлось съесть порцию по-настоящему отвратительного лечебного супа. Но после мне стало лучше. Гораздо большей проблемой стало твое исчезновение. Мы обязательно должны держать это в секрете, слышишь? Если мой отец узнает об этом, ты умрешь.
Я оглядываюсь по сторонам. По крайней мере, солдат двадцать бегают по лесу и в курсе случившегося.
– Они подчиняются мне, а не императору, – объясняет Испе́р. – Пока я успешно преследую противников моего отца, они будут доверять моим решениям и молчать. Тем не менее мы в беде. Вообще-то я должен бояться тебя, а ты – меня.
– Я знаю, – говорю я. – Мы враги.
– Так видится со стороны. Но нам известно другое, ведь правда?
Он гладит мои руки и преданно целует в лоб. Я предпочла бы оставить эти ласки безо всяких возражений, но бдительность главной гномихи не дает мне покоя.
– А правда, что у тебя есть тайна? – спрашиваю я. – Та, что касается меня и очень обременяет тебя?
Он перестает меня целовать, задумчиво смотрит мне в лицо и, кажется, совсем не радуется моему вопросу. Потом едва заметно кивает.
– Я слушаю? – напираю я, потому что он не делает никаких попыток что-либо мне объяснить.
– Не сейчас, – отвечает он. – Мы должны вернуться домой. Твоя фея чуть не сошла с ума от беспокойства, а твои сестры рыдают с утра до ночи.
– Этци рыдает? – удивляюсь я. – Вот уж не верю!
– Рыдает-рыдает, но только из-за того, что я запретил барону появляться у вас дома. Кроме того, с тех пор как ты исчезла, твоих сестер не выпускали на улицу, и это тоже на них сказалось.
– Ты запер моих сестер дома?
– Не сердись, моя Лунолицая. За последние шесть дней мне пришлось изрядно потрудиться в Амберлинге, чтобы найти убийцу и его помощников. Если бы твои сестры выходили на улицу, мои враги могли бы напасть на них или похитить, чтобы оказать на меня давление. К тому же, по официальным данным, ты болеешь, и твоим сестрам необходимо находиться дома из-за опасности заражения.
– А почему ты выпроводил барона? Из-за предполагаемого риска заражения или чтобы мои сестры не проболтались?
– И то и другое. Но прежде всего потому, что этот мужчина меня озадачивает. Понятия не имею, кто он и что он. Разведчики, которых я нанял следить за ним, вернулись через три дня с пустыми руками. Это очень необычно.
– Ты уже расспрашивал его лично?
– Сначала мне нужно узнать о нем больше.
Он помогает мне подняться на ноги, и благодаря пересоленному яблочному пирогу я действительно в состоянии уверенно стоять и ходить. Онклидамия ждет нас на той же поляне, на которой мы высадились шесть дней назад. Только теперь эта поляна окружена солдатами.