и скептически смотрю на ее гладкую поверхность.
Мысленно прошу свое отражение показать мне предмет, к которому привязана жизнь моего отца. И пока я занята тем, чтобы не чувствовать себя ужасно глупо, пытаясь реализовать этот план, блуждающий взор срабатывает – на удивление быстро. Тени и размытые контуры мелькают на поверхности воды, а в моей голове раздаются приглушенные голоса. Пока я, застыв от шока и не смея шелохнуться, пристально вглядываюсь в происходящее на поверхности воды, голоса становятся настолько четкими, что у меня получается кое-что разобрать.
– Я горжусь тобой! – слышу я чей-то голос. Произносимые слова я воспринимаю так же, как и голос филина: они звучат в моей голове, словно часть моих собственных мыслей. Мне до сих пор безумно страшно, но в то же время очень любопытно, кто говорит в моей голове, поэтому я наклоняюсь вперед, так что кончик моего носа едва не касается воды. В миске с водой многого не разглядеть. Я словно смотрю через крошечную замочную скважину. По краям черным-черно, а посередине что-то происходит. Все такое маленькое, словно находится очень-очень далеко, но в то же время – реально.
Я изо всех сил напрягаю зрение и, кажется, вижу какой-то зал, в котором друг против друга стоят двое мужчин. Я осторожно вдыхаю и пытаюсь еще больше вникнуть в представшую перед моим взором картину. И, когда мне это удается, сердце начинает бешено колотиться от волнения. Один из этих двух мужчин – Испе́р!
– Так мы договорились? – с вызовом спрашивает Испе́р. – Ты должен дать мне слово!
Я сразу понимаю, кто другой мужчина. Все в нем внушает страх: почти подавляющая мощь, как если бы он был великаном, который с половиной горы в руке собирается убить вас.
– Я буду делать то, что должен делать для своей Империи, – отвечает император. – Буду использовать каждый маневр, который представится, чтобы исполнить твои пожелания. Этого должно быть достаточно.
– Это не обещание, – говорит Испе́р. – Как только ты пойдешь против моих желаний, я перестану играть роль, которую ты мне навязываешь. Я серьезно.
– Ты уже не ребенок! – восклицает император. – Ты не можешь просто решать, когда нести ответственность, а когда – нет.
– Я и сейчас несу ответственность. Просто не так, как того хочешь ты.
Глаза императора вспыхивают от гнева – но, возможно, это всего лишь отблеск свечей, отражающийся в воде. Изображение становится более нечетким, и я снова концентрируюсь на поверхности воды, чтобы не пропустить ответ императора:
– Ну хорошо! – громогласно провозглашает тот. – Я обещаю. Но эта девица навсегда останется в прошлом. Договорились?
Мое сердце перестает биться. Оно затихло. Молчит, и я умру, потому что сердце не издает ни звука!
– Да, договорились, – слышу я голос Испе́ра, такой нежный и мягкий, как если бы говорил мне «Я люблю тебя». Но он не знает, что я его слышу, и явно произнес нечто совершенно другое: он пообещал отцу, что эта девица навсегда останется в прошлом. И эта девица – я! В прошлом останусь я…
Я задыхаюсь. Хватаю ртом воздух, уверенная в том, что мое сердце остановилось и прямо сейчас я упаду замертво. Свеча мерцает, изображение в воде исчезает, а сердце издает очень громкое «Бум!». Оно, наконец, вспоминает, как должно биться, но от этого все мое тело охватывает дрожь.
«Обычно люди видят в отражении тревожные вещи, понять которые не в силах, – говорила моя добрая фея. – И только мудрые волшебники могут их истолковать. Всем остальным эти образы несут лишь несчастье и огорчение».
Неужели я неправильно истолковала увиденное? Боже, как я надеюсь на это!
Я встаю, открываю окно и выливаю воду на улицу. Конечно, она замерзнет еще до того, как достигнет земли. Теперь мое сердце колотится так, словно ему непременно нужно наверстать упущенное. Голуби, которые с момента визита Испе́ра постоянно поджидают за окном, желая попасть в башенную комнату, проносятся над моей головой и приземляются на кровать. Я сожалею, что решила использовать блуждающий взор. Колдовство – дурацкая вещь, когда срабатывает. Я могу только поздравить Випа и мою фею с их бездарностью в этих делах.
– Испе́р, ты и в самом деле так сказал? – спрашиваю я свою темную тихую комнату. – Ты серьезно пообещал своему отцу бросить меня? После всего, что было?
Я никогда не сомневалась в его любви – не сомневаюсь и сейчас. Я чувствую, что существует какая-то необходимость, которая заставляет его отказаться от меня. Не означает ли это, что нашей общей мечте пришел конец? Так внезапно и так безрадостно?
Если это случится, мой мир никогда не будет прежним. Девушка, оставшаяся в прошлом, будет по нему скучать. С болью в сердце – и во веки веков.
Глава 13
Проходит неделя, и я начинаю сомневаться в своем видении, потому что ничего интересного не происходит. Я занята подготовкой к празднованию Самой Длинной Ночи, и всякий раз, когда приезжаю в город с поручениями для праздника, стучу в дверь жены повара. Ее никогда нет дома, но всегда кто-то видел ее поблизости всего пять минут назад.
Мои письма остаются без ответа, а просьбы к Каникле поговорить с поваром о его жене тоже оказываются напрасными. Каждый раз, когда она встречает его на рынке или сопровождает в порт, где тот заказывает или забирает товары, она забывает, что собиралась сделать. Будь на ее месте кто-то другой, я бы предположила, что он делает это преднамеренно, однако Каникла бездумно живет в лучшем смысле этого слова. Ни планы, ни цели, ни расчеты не омрачают ее разум. Думаю, она самый честный человек из всех, кого я знаю.
Наконец, повар посылает ей приглашение в замок вместе с корзинкой шоколадных сердечек из розового марципана, – точнее, в служебное крыло, где у слуг пройдет небольшой праздник в честь Самой Длинной Ночи за день до настоящего празднования в кругу семьи.
Пока моя фея пытается объяснить мне, что пускать туда Каниклу ни в коем случае нельзя, я изо всех сил притворяюсь глухой. Я не могу запретить своей сестре наслаждаться этим праздником. Ее глаза сияют так, как всегда светятся мои, когда Испе́р объявляет о своем прибытии. Счастье Каниклы – бальзам для моей души и лучшее лекарство от моего страха.
Я заказываю Каникле сани напрокат на утреннее время, и она послушно возвращается с вечера ровно в семь часов. Ее щеки порозовели от холода и возбуждения, локоны растрепались от встречного ветра, а дыхание еще не выровнялось после танцев.
– Как все прошло? – спрашиваю я, открывая ей дверь.
– Это был самый прекрасный день в моей жизни! – отвечает она, сияя, и я действительно еще никогда не видела ее счастливее.
Ну скажите мне, разве может быть что-то неправильное в самом прекрасном дне за всю жизнь? Если этот день стоит того, чтобы жить, было бы нечестно отказывать в этом дне себе или кому-то еще. Я не спрашиваю у Каниклы, говорила ли она с поваром о его жене. Вместо этого решаю оставить эту таинственную даму Випольду. Может, она ненавидит меня – потому и избегает. Но наследному-то принцу она не откажет.
Я хочу, чтобы в этом году у Этци и Каниклы был самый беззаботный праздник Зимнего Солнцестояния. В прошлом году во время Самой Длинной Ночи умерла их мать, и – вместо вечеринки – в нашем доме остались лишь грусть и тоска. Но завтра пусть торжествует веселье, потому что здесь, в Амберлинге, после Самой Длинной Ночи начинается новый год. Я хочу, чтобы мы отпраздновали начало года с уверенностью, что бы ни случилось.
К сожалению, на следующее утро император решает, что моим желаниям не суждено будет сбыться. В город приходит весть, о которой барон не замедлил сообщить нашей семье и которая на время привела в полнейший восторг моих сводных сестер: всем жителям Империи было объявлено, что принц Испе́р на самом деле является принцем Перисалом, первым сыном императора. Он – настоящий наследник престола, который в детстве поменялся ролями со своим братом. Сегодня эта игра в прятки заканчивается, и отныне первенец императора будет добросовестно выполнять свой прирожденный долг.
Спустя полчаса к нам приходит посыльный из имперского города Толовиса в сопровождении своего коллеги из Амберлинга и швыряет на стол для завтрака какой-то документ. От волнения я едва могу читать то, что в нем написано, но все же догадываюсь о содержании этого текста.
Пока я в третий раз пытаюсь вникнуть в первое предложение, моя фея сердито кричит:
– И что это значит? Получается, она не замужем ни за одним из двух принцев? Ни за фальшивым Испе́ром, ни за фальшивым Перисалом?
– Именно так, – очень вежливо и крайне учтиво отвечает чиновник из Амберлинга. – Брак с Его Высочеством принцем Перисалом недействителен, поскольку со стороны мужа брак был заключен под вымышленным именем. Также нет брака и с Его Высочеством принцем Испе́ром, потому что Его Высочество принц Испе́р не подписывал брачный контракт. Таким образом, леди Фарнфли с сегодняшнего дня может снова считать себя незамужней.
Вероятно, в этот момент это и несущественно, но я все равно обозлена тем, что моя добрая фея рассказала о блуждающем взоре. А именно о том, что его трудно истолковать. Чушь собачья! Я с самого начала знала, куда приведет этот неприятный разговор между императором и его сыном. Что, черт возьми, в этом было трудно понять?
– Ты в порядке, Клэри? – спрашивает добрая фея дрожащим голосом, видя, как я, тяжело дыша, застываю на месте. – Дитя мое, здесь, верно, какая-то ошибка!
– Вовсе нет, – заявляет посыльный из Толовиса. – Императорская семья просит вашего понимания и сожалеет о случившемся, а также о любых других неудобствах для семьи Фарнфли. Подпись фальшивым именем представляет собой нарушение закона, которое в Толовисе будет подвергнуто наказанию. Разумеется, ввиду смягчающих обстоятельств принцу Перисалу не придется отбывать тюремный срок, однако он, вероятно, будет оштрафован. Леди Фарнфли обязательно будет присуждена компенсация за боль и страдания после завершения разбирательства по делу.